Яжмаг. Трилогия (СИ) - Белянин Андрей Олегович Страница 66

– Нет, – на автомате ответил я. – Мы с ними не ссорились. А они что-то имеют против меня?

– Мм… не знаю. Просто я закончила уборку и подумала, что можно сварить на обед.

– Чудесная идея. Фамильяр покажет, где у нас специи, соль и перец.

– А я уже сама нашла.

Нет, нет, нет, только не это! У меня на кухне царит (видимо, царил ранее) строгий мужской порядок, в просторечии именуемый свинарником, когда только я точно знаю, что где лежит и почему в банке с надписью «Соль» может быть цианистый калий, «Перец» означает бездымный порох, а в «Хмели-сунели» вообще хранится кремационный пепел последнего висельника-некрофила с Охты. Что там расфасовано в других сосудах и пакетиках, вам лучше не вникать от слова «вообще»…

– Надеюсь, хотя бы мою книгу с рецептами вы не трогали?

– Я пыталась, – упрямо тряхнув головой, честно призналась блондинка. – Но ваш котик выхватил её и куда-то спрятал. Там было что-то про осенний суп.

– На самом деле это глинтвейн из красного церковного вина с добавлением дагестанского коньяка, мяты, нескольких капель азота, острого чили, чабреца и можжевеловых ягод. Подавать в специальных прозрачных кружках в форме черепа, такие продают в «Фикс прайсе», пить через трубочку, так легче обжечь язык.

– Это же больно?

– Да, но в этом весь смысл. – Я встал из-за рабочего стола, закрывая планшет. – Идёмте, посмотрим, что там можно сделать с пельменями.

– Можно сначала я посмотрю вашу руку?

Почему нет? Всё заживёт, ничего страшного, мальчишки вечно разбивают себе кулаки, локти, колени и лбы, только так вырастают мужчины.

Нонна взяла моё запястье, сочувственно покачала головой и дважды прикоснулась к кисти моей руки губами. Вроде бы обычный поцелуй, но костяшки пальцев зажили в один момент, словно никогда в жизни ни разу и не были травмированы. А эта девочка буквально набита сюрпризами…

– Может, вы так же спасёте и мои глаза? – невольно улыбнулся я, подумав: а ещё хорошо, что у меня геморроя нет. Неудобно было бы тогда приставать к Нонне с просьбами о лечении.

– Я попробую, – очень серьёзно откликнулась она.

Потом сама сняла с моей головы чёрную повязку, и её тёплые губы, словно крылья бабочки, нежно поцеловали мои веки. Вся моя хвалёная магия рухнула в один миг. Зрение вернулось, и притворяться слепым больше не было смысла. Неосознанно, не задумываясь о последствиях, я обнял её, потянувшись с ответным поцелуем, но мягкие ладони твёрдо упёрлись мне в грудь.

– Нет.

– Почему?

– Не хочу быть одной и ваших прекрасных побед.

– Чоткий Сотона, о чём вообще речь?

– Не богохульствуйте!

– А вот это, знаете ли, трудно, когда тебя беспочвенно обвиняют чёрт-те в чём!

– Ну вот вы опять…

– Опять?!

С женщинами трудно или даже невозможно спорить. Вы обороняетесь логикой, они наотмашь бьют её эмоциями, вы взываете к разуму, они идут на поводу у чувств, вы можете быть тысячу раз правы, но победа всё равно будет за ними, потому что, когда мы ещё не в состоянии уловить саму причину спора, они уже мысленно примеряют чёрное платье вдовы и оно им идёт…

Но, поскольку сегодня моё мужское обаяние почему-то категорически отказывалось действовать, мне пришлось просто поднять руки вверх. Лицо Нонны полыхало от праведного гнева, в голубых глазах плескались искры, и наверняка любые мои слова были бы просто бесполезными, если не раздражающими, но тут мой желудок спас положение. Он заурчал, и наша пылкая гостья резко опомнилась:

– О, Господи Боже, вы ведь голодный! Как я могла такое допустить?

– Вам нет прощения, – грустно пошутил я, забывая, что эта девушка всё понимает всерьёз. Ну что могу сказать, мне же оно и вышло боком…

Правнучка архангела всхлипнула носом, дважды сама себя хлестнула по щекам и опрометью бросилась на кухню. Оттуда раздался плеск воды, звон посуды, стук ножей и тихое, успокаивающее пение:

Когда Аврааму сказал Господь:

«Без жертвы миру не быть»,

И сына Исаака, свою же плоть,

Обязан он был убить.

Склонился пред Богом седой старик,

Был ясен разум, спокоен лик,

И руку с ножом вела до конца

Лишь вера в милость Отца…

Вряд ли это был псалом, по крайней мере, я таких не слышал. Но, с другой стороны, тут скорее стоило бы спросить мнение Гэндальфа, старый книжный червь лучше всех разбирается в подобных вещах. Но его тут нет, голос у Нонны хороший, надеюсь, и стряпать она умеет, потому что особенных сложностей в готовке пельменей международная кулинария не знает. Выделываться при желании, конечно, можно, но стоит ли? Вскипятил в кастрюле воду, посолил, бросил туда пельмень, погонял его по кругу, чтоб к стенке не прилип, а дальше он сам сварится! Не великое искусство, я тысячу раз так делал. Но светловолосая певунья с ангельским голоском сумела-таки меня удивить.

Глава седьмая

И что в конце загадочной тропы,

Где силуэты вычернены ночью?

Идут кентавры, их сердца чисты,

И стук копыт похож на многоточие…

В общем, пока она там возилась на кухне, я поманил Фамильяра. Мне надо было хоть с кем-то поделиться итогами сегодняшнего похода в «Книжную лавку писателей». Котодемон, в конце концов, был полноправным представителем тёмного мира, находился в теме и при о-о-очень большом желании мог расщедриться на полезный совет. В любом случае он сумел выслушать меня не перебивая, а это уже почти победа.

– Но самое паршивое, что новая Гилла мне понравилась, а Нонна, кажется, это заметила и сделала неправильные выводы. Да, сейчас она отвлеклась на кухню, но это не значит, что разговор не будет продолжен. А мне так давно не закатывали сцен ревности, что я практически забыл, как из них выкручиваться? И это, отметь, она ещё не знает, что я звонил справиться о Белой Невесточке…

Фамильяр, страдальчески закатив глаза, начал намывать хвост, но не убежал, и на том спасибо. Я мог продолжать:

– Кстати, с Невесточкой тоже сплошные непонятки. Сама она на связь не выходит, а мутная «кавказская диаспора», которая обещала её не выдать, по сути, взяла бедняжку в плен. Может, я и ошибаюсь, да, хотел бы я ошибаться, но тот горячий джигит, что со мной разговаривал, чётко дал понять, что её выдают замуж. Не знаю за кого. Но уверен, что против её воли. И, возможно, сейчас я единственный человек, на помощь которого она вправе надеяться. Именно вправе!

Мой кот, откровенно зевнув, безмятежно принял сложную позу йоги, переключившись на вылизывание собственной ноги от бедра вверх. Это уже граничило с невежливостью, но, пока он молчал, у меня хотя бы оставалась возможность говорить:

– И кстати… или некстати? Не важно… Ты заметил, что она больше не ведётся на моё природное обаяние? То есть в определённом смысле, конечно, оно всё ещё действует, но по факту, если задуматься, складывается когнитивный диссонанс, поскольку её взгляд на мою мужскую сущность уже не является отражением идеала в самом высоком, практически религиозном, понимании этого слова! У меня комплексы…

Фамильяр, скрестив глаза на переносице, ответил абсолютно тупым выражением морды из серии «а с кем ты сейчас разговариваешь?», и у меня окончательно опустились руки. Видимо, в этом доме мне не найти понимающей души. Воистину сострадание – лишняя эмоция в словаре любого яжмага. Если я такая уж тонко чувствующая натура, то значит ли это, что весь окружающий мир должен под меня подстраиваться? Как говорится, хи-хи два раза, вибратор мне на воротник!