Нил Гейман - Лучшее юмористическое фэнтези. Антология Страница 75

Тяжелые, неудобные, неуклюжие — они воплощали в себе все крайности моды шестидесятых, когда она решительно придерживалась своего собственного стиля, напоминавшего о Сисели Мэри Баркер,[151] специально, чтобы не оказаться в центре жестокой борьбы модных течений. Она изо всех сил сосредоточилась на элегантных уличных туфлях из темно-зеленой кожи, и на какое-то мгновение они возникли у нее на ногах, но в следующий миг она опять увидела серебряные платформы. Да, это проблема, и ее необходимо уладить прежде, чем она испортит Лили и без того слишком короткий сезон. Обычно подобные штуки бывают вызваны местом, где растет цветок. Он может появиться в любом месте, что приводит к самым непривлекательным результатам. Она с отвращением вспомнила весну, когда появилась из бутона в оранжерее; стояла тропическая жара, и Лили тогда потратила большую часть энергии на создание чего-то более пристойного, чем зеленое бикини и влажная футболка.

Она критически осмотрела окрестности. Ничто не предполагало появления дурацких сандалий или (как она уже убедилась) волнующе короткого платья в белых и зеленых спиралях, словно навеянных галлюцинациями. Она находилась в длинном, узком саду позади викторианской террасы — в одном из нескольких подобных садов, примыкавших к ряду домов. Этим ранним весенним утром ни в одном из них не буйствовала растительность, но ее участок оказался самым запущенным и диким из всех. Он, извиваясь, спускался к заброшенной железнодорожной колее, а с другой стороны был ограничен старой стеной. Неухоженные деревья, заросшие сорняками дорожки; огромная компостная куча рядом с каким-то сараем — великолепным жилищем для местного сообщества мокриц. Нельзя было сказать, что за садом совсем не ухаживали, но здесь чувствовалась беззаботная, легкая рука, предоставлявшая Природе ведущую роль. А Природа никогда не была аккуратной хозяйкой. Цветок Лили оказался рядом с компостной кучей, и от этого сандалии показались ей еще менее уместными. Она осторожно пробралась к запущенной тропинке и застыла на месте, неприятно удивившись.

Люди не могли ее видеть, если она того не желала, но она видела их ясно, и ей казалось, что их здесь мельтешило слишком много. Полисмены обычно задают вопросы, на которые цветочным феям ответить непросто («Ваш адрес?» — «Ну, в этом году — клочок мха у декоративного пруда»). Поэтому она предпочитала оставаться невидимой и не попадаться у них на пути. Она поспешно бросилась (со свойственным ее народу изяществом) за угол сарая и чуть не споткнулась о скрывавшуюся там Вайолет,[152] фею фиалки, пребывающую в мрачном настроении, — видимо, у нее сегодня был неудачный день. Они натолкнулись друг на друга, отскочили, оглядели друг друга и рассмеялись. Вайолет завела такие длинные волосы, что в отсутствие парикмахерских ухаживать за ними было бы непросто; на лбу красовался лилово-розовый шарф, завязанный в виде банданы. Она была босиком, в длинном, бесформенном одеянии из пестрого пурпурного бархата, вышитого каким-то орнаментом, который можно было лишь из вежливости назвать свободным. Это напоминало национальную одежду, а Вайолет терпеть не могла подобного. Она была из тех опрятных, организованных фей, которые годами носят слегка измененные модели от Шанель. Что-то повлияло на их внешность, но, прежде чем Лили смогла задать хоть один вопрос, Вайолет заговорила своим сиплым голосом, напоминавшим Фенеллу Филдинг,[153] который она выработала в последние несколько десятков лет.

— Ужасно, дорогая, решительно, чертовски нелепо! Это не я, и я уверена, что передо мной не ты. О, неужели я не права? Ты ведь не пытаешься попробовать нечто новенькое?

Лили покачала головой:

— О, благодарение небесам! Но я ничего не могу поделать! Даже перманент был бы лучше этих… этих…. этих кудрей у меня на голове! Когда же это так одевались?

— Тридцать-сорок лет назад, — ответила Лили. — Мы угодили в какой-то временной виток.

— В виток стиля, дорогая, в виток стиля. Но почему же мы не можем измениться по своему желанию? Мне смертельно хочется пройтись к «Харви Николсу»[154] и выбрать что-нибудь по-настоящему шикарное к новому сезону, но я ни за что не смогу показаться в таком виде.

— Нам вообще нельзя показываться, — прошипела Лили, потянув Вайолет вглубь сарая; она испугалась, что дар быть невидимыми тоже может им изменить.

По саду разбрелись полицейские; двое из них, одетые не в обычную униформу, а в любопытные костюмы-скафандры защитного цвета, приблизились к компостной куче. Лили уловила обрывки их разговоров, и в мозгу ее начала вырисовываться кошмарная картина.

«Старушка», — несколько раз повторили они; она также могла поклясться (к своему большому облегчению), что слышала слова «держит на чердаке коноплю». Длинными вилами люди тыкали в кучу, которая оказалась очень большой и уходила вглубь настолько же, насколько возвышалась над землей. Лили и Вайолет так внимательно наблюдали за их действиями, что не заметили, как от группы главных полицейских отделилась ярко-желтая фигурка и бросилась к ним, горя нетерпением сообщить свою новость.

В мире цветов существует определенный общественный порядок, иерархия, основанная на таком понятии, как уровень развития. А поскольку развитием Селандины, феи чистотела, никто никогда не занимался, она стояла на довольно низкой ступени маленького общества; все, кроме самой Селандины, прекрасно понимали это. Она вела себя нагло — почти всегда изображала главную, — но сейчас остальные слишком сильно хотели услышать информацию. А кроме того, трудно осадить фею в пугающе коротком ослепительно желтом плаще и таких же сапогах; дыры в виде геометрических фигур вряд ли делали эти сапоги более практичными. Даже Селандина, со своей печально знаменитой страстью к шелку, никогда так не одевалась.

Она так жаждала поскорее выложить свои новости, что даже не стала тратить время на то, чтобы высмеять Вайолет и Лили, протанцевать шимми или похвастаться своим кричащим костюмом.

— Это все проклятый компост, — выпалила она, не успев перевести дух. — Я тут уже черт знает сколько времени торчу, — (Лили и Вайолет обменялись кивками: типичное нахальство Селандины), — а полиция все вокруг обыскивает с того момента, как умерла старая леди, и я уверена, что это все компост.

— Не говори глупостей, дорогая, — прервала ее Лили своим самым деловым голосом. — Мы все выросли на компосте — даже ты.

— Да, но эта куча действительно эффективно действует — бог знает, что там в ней такое. И старый — хорошо перепревший.

— Компост всегда старый, Селли, дорогая моя. Иначе это не компост.

Селандина ухмыльнулась. Наконец-то она на коне, и никто не сможет взъерошить ей лепестки.

— Но здесь нечто другое, — сказала она. — Нечто другое. Старая леди очень гордилась своим диким садом.

Лили ощетинилась — ей вовсе не льстило, когда ее называли дикой.

— Диким, естественным и немного зловещим. Но колдовским.

— О боже, давайте не будем говорить о колдовстве людей — это же смешно, — фыркнула Вайолет.

— Не-ет, не колдовство; просто чуть-чуть добавлено кое-чего. Эта куча насыпана почти сорок лет назад. Они внезапно вспомнили, что именно тогда исчез ее муж.

Неприятные ассоциации прервал свист полицейского в спецодежде и крик:

— Что-то есть, сержант!

Феи, положившись на свои чары, на цыпочках прокрались к компосту, который тщательно пересыпали с кучи на дорожку. В глубине ямы виднелись какие-то белые предметы — без сомнения, кости; когда ты рождаешься из земли, то привыкаешь разбираться в подобных вещах.

Человеческие? Видимо, да. Еще можно было различить контуры черепа; но труп выдавали фрагменты одежды. Лучше всего сохранился металл — грабли полисмена отбросили прочь часы. А под ними показались хрупкие кусочки эмалированного значка, на котором Лили прочла надпись, когда-то сверкавшую огненными буквами:

«Цветы — это сила».[155]

Грей Роллинс

ИЗБАЛОВАН ДО НЕВОЗМОЖНОСТИ[156]

Перевод Д. Бабейкина

Я уже поднялся по лестнице почти на самый верх, и тут зазвонил телефон. Поскольку я слышал звонок, его не мог не слышать и Мартин, но телефон все звонил и звонил.

Лестничные ступеньки для большинства людей никакой сложности не представляют. Для меня же они являются довольно непростой задачей, поскольку длина моих ног не превышает шести дюймов.[157] С ногами у меня все в порядке, имейте в виду, они красивы и пропорциональны, чрезвычайно эффективны с практической точки зрения. Просто они в шесть раз короче ног Мартина.

Я с ворчанием одолел верхнюю ступеньку и поспешил вперед. Мои усилия были тщетны, ведь до телефона оставалось еще не менее тридцати футов. Автоответчик был настроен так, что срабатывал после четвертого звонка, а я уже насчитал три.