Майкл Гаррисон - Свет Страница 10

— Господи! — вымолвил Кэрни, и сердце его так заколотилось, что он в буквальном смысле ощутил его удары в грудную клетку. — Господи!

Тень стала поворачиваться, словно обладатель ее, вымахавший в два часа ночи на два этажа над чизвикской улицей, хотел присмотреться к Кэрни. А может, что было бы еще хуже, это и вовсе не тень.

— Иисусе Христе, Спрэйк, оно здесь! — завопил Кэрни и сломя голову выскочил из дома. Он слышал топот ног Спрэйка по тротуару где-то впереди, но догнать его так и не сумел.

Центральный Лондон, 03.00

На льдисто-голубых дисплеях искрились фракталы, преображаясь в нечто, отдаленно сходное с покадровой замедленной разверткой движения в среде куда более ранних стадий эксперимента. Брайан Тэйт протер глаза и уставился на экраны. За его спиной царила тьма, пахнущая дешевой едой и холодным кофе. Котенок принюхивался к горке пластмассовых стаканчиков и упаковок из-под гамбургеров у ног Тэйта. Кошечка тихо сидела на плече физика, наблюдая с чем-то вроде дружеского соучастия за тем, как разворачивается на экранах перед ними математическое чудовище. Она то и дело протягивала лапку и нетерпеливо мяукала, словно привлекая внимание Тэйта к чему-то, что он упускал из виду. Она-то знала, где веселуха. Тэйт снял очки и положил на стол. Даже в таком замедлении он ничего не заметил.

Или почти ничего. В Лос-Аламосе, утомленный (сам бы он ни за что в этом не признался) постоянным трепом о физике и деньгах, он большую часть свободного времени сидел у себя в кабинете и переключал телеканалы, заглушив звук. Это помогало ему размышлять о выборе. О моменте выбора, который, как он полагал, можно с превосходной точностью зафиксировать в мгновении, когда одна картинка, сверкнув, сменяется другой. Если подобраться к точному моменту перехода, что же там обнаружится? Развлекаясь фантазиями о какой-то безвестной станции — ну всяко смотрибельнее бесконечных повторов «Баффи — истребительницы вампиров»,[11] — чья передача занимала бы эту щель с промежуточными моментами выбора, он даже пытался записать серию переключений каналов на видик и проиграть в покадровой развертке со стоп-кадрами. Это оказалось невозможным.

Он потянулся почесать кошечку за ушами. Та увернулась, спрыгнула на пол и там шипела на котенка, пока тот не спрятался за креслом Тэйта.

Тэйт меж тем сгреб телефон и набрал домашний номер Кэрни. Ответа не последовало.

Он оставил еще одно сообщение на автоответчике.

8

Выкройка портного

Когда дядя Зип услышал от Серии Мау слова «доктора Хэндса», то на долю секунды застыл совершенно неподвижно. Затем пожал плечами.

— Ну, верни его, — повторил он. Это он так извинялся. — Я тебе компенсирую.

— Дядя Зип, ты знаешь доктора Хэндса?

— Никогда о таком не слышал, — быстро сказал дядя Зип, — а я всех закройщиков отсюда до самого ядра знаю.

— Ты думаешь, это военная штука?

— Нет.

— Модерновая?

— Нет.

— И что мне делать?

Дядя Зип вздохнул.

— Уже сказал: верни его.

Серии Мау не хотелось. У нее было такое чувство, словно вот-вот должна открыться иная возможность. Она сказала:

— Ты потерял мое доверие, и…

Дядя Зип протестующе распростер руки и рассмеялся.

— …и мне нужен этот чувак, Билли Анкер.

— Должен был я знать, что с уловкой спорить толку никакого! — Он уставился на нее, по-прежнему смущенный, но и чем-то вдруг растревоженный. — Во-первых, Билли Анкер не из тех, кто бракованный товар по гарантии возвращает, — тихо продолжил он. — Во-вторых, он мой приятель, а не твой. В-третьих, он не закройщик. Понимаешь? Ты чего от него добиться хочешь, девчонка, раз от меня не сумела?

— Не знаю, дядя. Чего-нибудь. Не знаю, чего именно. Но ты же не говоришь мне всего, что тебе известно. Придется с чего-то начать.

Он еще миг смотрел на нее. Она видела, как он что-то прикидывает.

— Ладно, — устало проговорил он.

— У меня деньги есть.

— Не возьму я с тебя за это денег, — сказал дядя Зип. — Я так подумал: нам всем с этого дела может польза выйти. Даже Билли.

Он улыбнулся собственным мыслям.

— Билли я тебе за так отдам. Может, ты мне потом взамен бесплатную услугу окажешь.

Он махнул ручкой, отметая возражения.

— Все в порядке, не беспокойся.

— Но я бы лучше заплатила, мне так спокойнее.

Дядя Зип величественно поднялся со стула.

— Ты быка за рога не бери так уж сразу, — ровным тоном произнес он. — Если примешь мои условия, я тебе скажу, где Билли искать. И возможно, намекну на его нынешние амбиции.

— Я поразмыслю.

— Не слишком долго.

Во время концерта он устроил аккордеон на могучих бедрах. Теперь поднял, перекинул через голову и сыграл длинный вступительный аккорд.

— А что для меня значат деньги? — вопросил он. — Не все сводится к деньгам. Я спускался к ядру, пятьсот световых пролетишь[12] — одни деньги. Там целые планетные системы разработаны дизайнерами, прихоти богачей ради. Там попадаются девки с херовыми наборами для генного сплайсинга, двухдневный курс для начинающих, э? Чтобы детишки жрать могли что попало. На Земле детишкам пятикратное ускорение[13] патчами разрешают. Снимают с кода сургуч, и — оп-па! — лихорадка субботнего вечера, метаболический коллапс. И ты знаешь, что говорят акулы бизнеса?

— Что же они говорят, дядя Зип?

— Говорят, у денег морали нет. Таким тоном, что усраться на месте можно. Они этим гордятся.

В Кармоди шел второй час ночи, Тракт Кефаучи, раскинувшись на полнеба, сверкал ярко, как дядин аккордеон. Дядя Зип взял следующий аккорд, затем исполнил серию порывистых арпеджио, перетекающих в новую руладу. Набычил щеки и топнул ногой. Один за другим возвращались слушатели, извинительными улыбками приветствуя уловку Серии Мау. Было похоже, что они сидели в каком-нибудь баре вниз по Генри-стрит, ожидая, пока снова зазвучит музыка. Они принесли бутылки в коричневых пакетах и на сей раз привели с собой пару немногословных девушек. Девушки искоса поглядывали на дядю Зипа и быстро отводили глаза. Серия Мау прослушала еще одну композицию и растаяла бурым дымом.

Дядя Зип — кремень-чувак, что говорить. Он торговал всем, за что согласны были платить, от культиваров для плотских утех до разумных татуировок, играл на суевериях невежд, готовых выложить кругленькую сумму для генетической идентичности с каким-нибудь удачливым элвисом. Ежедневно к нему наведывались амбициозные нервные мамаши, желая превратить своих чад в гениев.

— Все хотят разбогатеть, — сетовал он. — А я ведь миллион гениев сработал, и что? Каждому подавай Бадди Холли, Барбару Стрейзанд, Шекспира. Но я тебе вот что скажу: никто уже не помнит, как эти люди в действительности выглядели.

В общем-то, незаконное занятие. Чисто по приколу, как он любил говорить. Дальше он не заходил. Современный аналог шляпы, которую на День труда надевали, с надписью: «Поцелуй меня скорей!» — так он говаривал. А может, какой-нибудь древней татухи. В лаборатории, впрочем, он брался за любые заказы. Кроил для вояк и теневиков. Для вирусных наркош, которым вынь да положь самоновейший штамм нейродегенеративной хвори. Кроил чужацкие ДНК. Ему было начхать, что именно он кроит или кого именно, покуда ему платили.

Что до слушателей, то это были культивары: все как один клоны, даже та тихая девушка в черном платье с оборками, выращенные из его стволовых клеток, которые он оставил в глубокой заморозке, улетая в Радиозалив. Молодые версии его личности, непричастные великой тайне, еженощно дважды являлись преклонить колени в храме его успеха.

Наверху, на парковке, Серия Мау вздохнула и отвернулась.

— Видишь? — сказала она пустому кораблю. — Всегда этим заканчивается. Трах и битвы заканчиваются пшиком. Толкайся локтями, пробивайся наверх, и ради чего? Глянь только, что они друг другу толкают. Если б я хоть на миг задумалась… — А сохранила ли она способность плакать?

Она проговорила без видимой причины:

— Как прекрасны играющие на солнышке ребята!

Эти слова напомнили ей о других, сказанных командиру ужасников там, в тени его абсурдно огромного корабля. О пакете, который она купила у дяди Зипа, и о том, для чего собиралась этот пакет употребить. Заставили вспомнить о предложении дяди Зипа. Открыв канал, она обратилась к нему:

— Ладно. Расскажи мне, где находится этот чудик, Билли Анкер. — Она рассмеялась и, парадируя выговор портного, добавила: — И намекни на его нынешние амбиции.

Дядя Зип тоже рассмеялся. Затем лицо его лишилось всякого выражения.

— Ты слишком долго размышляла, — сообщил он. — Я передумал.

Он сидел на стуле в гостиной над ателье. Он облачился в матроску с короткими рукавами и нахлобучил шляпу. Необъятные бедра распирали белые парусиновые штаны. На каждом бедре сидело по дочурке, по пышнощекой голубоглазой светловолосой кудрявой девчонке: обе будто для праздничного фото позируют, смеются и тянут ручки к папиной шляпе. Оттенки кожи на ожившем снимке роскошные, глянцевые. Все цвета насыщенные, богатые. Толстые кисти дяди Зипа обхватили дочек, а ладони он сложил на спинах, словно на мехах аккордеона. Комната за его спиной была отделана красным и зеленым лаком, на стеллажах выставлена коллекция тщательно отполированных запчастей к мотоциклам и других забавных фенечек из земной истории. В доме дяди Зипа никому из гостей не позволялось видеть его жену или хоть краем глаза зацепить рабочие инструменты.