Виталий Абоян - Заложники пустоты Страница 2

Перед глазами что-то замелькало. Вспыхнуло несколько раз, на мгновение осветив темноту офиса, и оставило тьму в покое. Или это мерещится от недостатка кислорода?

Нужно выбираться. Быстро, очень быстро, потому что рот, конвульсивно сокращаясь в непреодолимой жажде вдоха, уже тянет внутрь прохладную жидкость. Пока удается удержаться от того, чтобы не заглотить порцию соленой воды, но силы на исходе.

Поворот, впереди уже виден сумрачный свет. Еще чуть-чуть. Замерзшие конечности наливаются тяжестью, словно внутрь каждой руки запихнули по свинцовой болванке, а ноги будто прикованы ко дну. Еще несколько метров.

Снаружи свет кажется слепяще ярким, хотя здесь, на глубине, в мареве поднятого им со дна ила царит синеватая мгла. Не важно, где шланг?

Глаза уже ничего не видят, но руки помнят. Рот хватает загубник, легкие жадно заглатывают порцию холодного затхлого воздуха вместе с просочившейся влагой. Ныряльщик закашливается, но теперь не страшно, теперь воздух в руках.

И именно в этот момент грянул гром. Вода вздрогнула, а со дна мимолетной судорогой подняло новое облачко ила. Потом ударило еще и еще, словно молотом по колоколу, если сидеть внутри него.

Всплывать нужно медленно, но получится ли? Нужно постараться.

Ныряльщик посмотрел на предмет, зажатый в правой руке – маленький черный цилиндрик, похожий на электронный гаджет. Ерунда какая-то, но, может, и удастся продать.

Он бежал, что есть сил. Даже, наверное, быстрее. Угораздило же согласиться.

А казалось, задача выеденного яйца не стоит. Когда к нему подвалил какой-то хрыч – ну, забулдыга чистой воды, кто б мог подумать, что так все обернется? – и предложил поучаствовать в деле, сомнения долго не терзали. Какие могут быть сомнения при виде такого количества наличности? Столько денег – настоящих бумажных денег, а не циферок на электронном счете – он разом никогда не видел. Ну, там, в кино или в новостях, когда полицейскую хронику показывали, конечно, видел. Но чтобы живьем, своими, так сказать, собственными глазами… Тем более что всё это богатство ему предлагалось забрать с собой вот прямо сейчас.

Нет, разумеется, отказаться он не мог. Не поняли бы его. Ни мать, которая пилила больше всех, что он, дурень, не может заработать даже на корм её идиотской собачонке; ни жена, которая давно с ним не спит, потому что, по её мнению, муж у неё неудачник. Она спала с Фаридом, держащим мясную лавку в двух кварталах от их дома, он прекрасно знал это. Да вообще – все это знали.

Так что, когда немытые пальцы коснулись аккуратненьких ровных пачек по сто тысячеевродиновых бумажек в каждой, оторваться от такого сокровища было уже никак невозможно. Это был шанс. Первый и последний в жизни – забыть про собачек и мясников, убраться отсюда и зажить нормальной жизнью. Куда убраться и как именно зажить, в тот момент он не задумывался. А сейчас желание подумать об этом возникало, но совершенно не было времени. Очень уж велика перспектива распрощаться с собачками и мясниками навсегда, так никуда и не уехав.

Впереди стена. Невысокая, метра три всего. Поверхность шероховатая. Давай же, с разбега!

Пальцы скребут по бетону, оставляя кровавые полосы и белые кусочки сорванных ногтей.

А ты и не знал, что люди способны на такое, ведь так?

Знал, не знал – какая разница? Наверное, знал. И тот хмырь, что выдал ему эти злосчастные пачки евродинов, скорее всего, тоже знал. Иначе не подвалил бы к нему, другого кого-нибудь выбрал бы.

На миг в памяти ожила картинка из прошлого – яркое солнце, бьющее прямо в глаза, игриво выглядывает из-за скалы, на которой он висит, вцепившись в теплый шероховатый камень пальцами левой руки. И никаких страховок. Страховки – это для неудачников. А его жена – тогда она еще не была женой – стоит на утесе в пяти метрах под ним и смеется. Радуется жизни. Тепло, весело, классно. Тогда не было никакой Станции, никаких мясников, и маме в голову не могло прийти завести мерзопакостного французского бульдога. Но всё течет, всё изменяется.

Пули вошли в забор рядом с коленкой с сочным уханьем и треском крошащегося бетона. Не останавливаться, главное – ни секунды промедления. Следующая пуля найдет цель.

Только куда дальше? Пальцы, не чувствуя боли, мертвой хваткой впились в край забора. Один рывок, и будешь наверху. Но дальше пути нет – сверху забор украшали густые мотки сверкающей в свете прожекторов проволоки. По ней наверняка пропустили ток, попробуй прикоснуться, и превратишься в жаркое.

Вместе с деньгами ему выдали пластиковый пропуск и маленькую черную палочку. Даже – штырёк. Рассказали, куда прийти, что сказать, кому показать пропуск и в какую щель сунуть пластиковую карточку. На входе у них стоит стационарный наноскоп, но чувствительный прибор ничего подозрительного в черном штырьке, который на всякий случай спрятан за подкладку пиджака, не обнаружил. Или наноскоп обнаружил, но охранник не обратил внимания?

Не важно. Теперь не важно.

Не то охранник все же опомнился, не то пропуск действовал только в одном направлении, но факт оставался фактом – когда он попытался убраться из огромного ангара, вонзив в прорезь детектора выданную заказчиками карточку, к нему подошел охранник и очень вежливо предложил пройти с ним. Идти никак не следовало, об этом разве что не было написано крупной арабской вязью на лбу вежливого охранника, и он побежал. Так, как не бегал никогда раньше.

Ловким движением удалось протиснуться между довольно плотными кольцами проволоки, не зацепив ее. На радостях он едва не свалился с забора, снаружи высота почему-то была намного больше – метров пятнадцать, а то и все двадцать. Сердце бешено заколотилось в груди, а до этого момента оно словно бы замерло, боясь получить разряд электрического тока. Куда теперь?

Он всегда был парнем смышленым. Просто не повезло в жизни. В тот день многим не повезло – когда случилась авария на Станции, и весь мир полетел в тартарары. А ведь мог подняться до капера. Но не судьба.

Он быстро нашел то, о чем говорил человек, лица которого он так и не увидел. Только пухлые, лениво шевелящиеся под укороченной наномаской губы.

Черный штырёк подошел, будто для этого его и смастерили. Надо думать, так оно и было. Дело сделано, осталось выйти. Вот тут и начались проблемы.

Впереди, метрах в пяти-семи, стоял огромный щит с крупными, в человеческий рост буквами: «ESA», и что-то еще мелко. Там, внизу, прямо под буквами, виднелась покрытая пятнами коррозии перекладина. Если допрыгнуть до нее, можно затормозиться, схватившись за неё руками, а потом до земли уже не так страшно. Главное не сломать ногу, тогда бежать не удастся.

Он оттолкнулся изо всех сил и, вытянув вперед руки, прыгнул. Расчет оказался верен, всё получилось бы. Если бы не очередь, выпущенная из «ревуна» на вышке справа.

Руки попали точно в перекладину, только схватиться им уже было не суждено: мертвое тело, перевернувшись от удара о нижнюю кромку вывески с буквами, с неприятным влажным звуком упало в аккуратно подстриженную возле забора траву.

Нейлоновая сеть с тихим плеском медленно исчезала под водой, оставляя на поверхности разлетающуюся в стороны мелкую рябь. Потертый белесый буй, приспособленный из видавшей виды пластиковой канистры, с глухим стуком перевалился через борт и плюхнулся в море. Сегодня улов должен быть хорошим, и не только сеть поможет в этом.

– Поднажми! – крикнул капитан четверке отъявленных лентяев, которых его угораздило сегодня посадить на весла. Денег платить этим нищебродам капитан не собирался, обойдутся пайком из того, что не подойдет для рынка.

В невысокой надстройке маленького рыбацкого баркаса лежал брикет взрывчатки, который капитан нашел на берегу. Не то военные обронили, не то вынесло море. Оно теперь много разных сюрпризов приносит, правда, с каждым годом все меньше и меньше.

Свой баркас он тоже нашел на берегу. Через месяц после того, как рвануло на Станции, и Марсель со всеми жителями и небоскребами, полными верхолазов, торжественно отчалил от берегов Европейского Исламского Союза и скрылся в соленых водах Средиземноморья.

Тогда многие боялись появляться здесь. Даже спасатели особенно не лезли на берег – французская атомная станция, что работала раньше недалеко от Женевы, говорят, рванула от души, и кто его знает, что несли в море потоки мутной дождевой воды. Наверное, ничего хорошего не несли.

Но он плевать хотел на россказни о радиации, он привык не обращать внимания на то, что не мог самостоятельно осмотреть или пощупать. Он и еще несколько парней из их городка провели тогда на побережье пару недель. И не проиграли – баркас валялся на брюхе почти целый. Небольшой ремонт, и судно уже четвертый год исправно помогает добывать дары моря. Выживать помогает. А радиация – так кто её видел? Ничего от неё капитану не сделалось.