Вадим Проскурин - Дверь в полдень Страница 2

Осинник скоро кончился, Максим вышел на открытое место и обнаружил, что погода начала портиться. Небо, которое раньше было абсолютно чистым, заволокло облаками, где-то вдалеке уже гремел гром. Странно, прогноз погоды обещал солнце и жару до конца следующей недели. Впрочем, нет ничего удивительного, что прогнозы метеорологов не сбываются.

Максим решил, что пора возвращаться к машине. Повинуясь неясному импульсу, он пошел другой дорогой, обходя загадочный осинник стороной. Так дорога получится чуть дольше, но зато по редколесью можно идти гораздо быстрее, чем по чащобам. Максим рассчитывал пройти обратный путь минут на пятнадцать быстрее, чем он добирался сюда.

Ремблеров мало кто любит, но Гвидон Алиханов их не просто не любил, а ненавидел лютой ненавистью. Это было неудивительно — когда ты девятый год сталкиваешься с ними почти каждый день, трудно заставить себя относиться к ним спокойно и безразлично, как все нормальные люди.

Раньше Гвидон работал в дорожной полиции, но в один прекрасный день управление подмосковной дорожной сетью было полностью передано москомпу и дорожная полиция стала не нужна. В первые месяцы после введения новых правил полицейские отлавливали любителей незаконно переключать свои машины на ручное управление, но прошел год и самые отмороженные гонщики поняли, что как бы ты ни гнал в ручном режиме, на автоматике все равно доедешь быстрее. Ни один нормальный водитель не рискнет пойти на обгон перед закрытым поворотом, а москомп запросто может отдать приказ на подобный маневр. И в самом деле, почему бы не провести обгон в закрытом повороте, если точно известно, что за поворотом встречная полоса свободна? Но чтобы точно знать, что встречная полоса свободна, надо быть не человеком, а суперкомпьютером.

Какое-то время Гвидон тосковал по временам, когда в машинах был руль, а для того, чтобы получить водительские права, требовалось сдавать экзамены. Теперь все стало по-другому, личный автомобиль превратился в извращенную форму такси и не более того. Садишься в кабину, выбираешь на навигационной панели точку назначения, выставляешь уровень срочности поездки, нажимаешь кнопку «старт» и расслабляешься. Машина сама доставит тебя куда надо, а если срочность установлена на максимальный уровень, то на всех перекрестках для тебя будет гореть зеленый свет, а тихоходные грузовики будут съезжать на обочину, уступая тебе дорогу. Только деньги за такое удовольствие берут колоссальные, что, в общем-то, разумно — иначе вся молодежь только так бы и ездила.

Гвидон и сам был еще далеко не стар, ему недавно исполнился шестьдесят один год, но он все чаще ловил себя на том, что стал предвзято относиться к тридцатилетним балбесам. Ничего не поделаешь, молодость проходит, всему, как говорится, свое время. Большая часть жизни еще впереди, но такой остроты ощущений, какая была в молодости, никогда уже не будет.

Когда Гвидон получил уведомление об увольнении из дорожной полиции, он очень расстроился и даже испугался. В том, чтобы жить на пособие, нет ничего позорного, общемировой уровень безработицы составляет около пятидесяти процентов, а по России — примерно семьдесят пять. Быть безработным не позорно, но неприятно, потому что к хорошему быстро привыкаешь. Чтобы оплатить собственный коттедж, не хватит никакого пособия, а переселяться в многоквартирный дом Гвидону не хотелось. И еще ему очень не хотелось прощаться с мечтой оставить потомство.

В принципе, они с Розой уже давно могли завести ребенка. Налог на усыновление очень невелик, оплатить его может даже безработный, если ему помогут друзья или родственники. Но Гвидон хотел, чтобы его сын был его сыном не только по документам, но и по крови, а это гораздо дороже. Дело в том, что у Гвидона были две слабонегативные генетические аномалии, а у Розы всего одна, но очень серьезная. Чтобы их ребенок родился и вырос здоровым, требовалась генетическая операция стоимостью в шестнадцать тысяч мани. Гвидон получал в полиции пятьсот мани в месяц, Роза, работавшая бухгалтером в маленькой фирме — еще триста. Если бы они жили в пятикомнатной халупе на десятом этаже бетонной коробки и питались одной синтетикой, а на работу ездили на чартерных маршрутках, тогда они смогли бы скопить требуемую сумму меньше чем за три года. Но если так экономить, зачем заводить ребенка? Поэтому Гвидон платил триста мани в месяц за пользование землей, на которой стоял их коттедж, и еще сотню мани сжирали два личных автомобиля. Если прибавить расходы на еду и прочие предметы первой необходимости, получалось, что доходы превосходили расходы совсем ненамного. А потом Роза покупала какую-нибудь безделушку и баланс семейного бюджета сходился окончательно.

Когда роту ДПС, в которой служил Гвидон, окончательно расформировали, бюджет их семьи сократился почти вдвое — с восьмисот мани в месяц до четырехсот пятидесяти. Коттедж стал им не по средствам, а накопленные сбережения позволяли протянуть год-другой, но не более.

А потом Гвидону несказанно повезло. Получить работу всего лишь через два месяца после регистрации на бирже труда нельзя назвать ничем иным, кроме как феноменальным везением. Работа, правда, была хреновая, но платили за нее аж восемьсот мани в месяц. Для Гвидона это было настоящее чудо — он всегда считал, что пять сотен для него абсолютный предел.

Гвидона взяли на работу в службу спасения. В желтых новостях очень любят показывать, как бравые спасатели тушат лесные пожары, отстреливают бобров, спасают заблудившихся в лесу маленьких девочек, снимают котят с деревьев и совершают другие подобные подвиги. Гвидон не был наивен, он полагал, что изнутри будни службы спасения выглядят гораздо прозаичнее, чем снаружи. И он был почти прав.

Почти — потому что увидеть столько грязи не рассчитывал даже он. Статистика происшествий по отдельным регионам не является секретом, с ней может ознакомиться каждый, но нормальные люди стараются не обращать внимания на темные стороны жизни. Но когда ты работаешь в службе спасения, тебе приходится постоянно жить на темной стороне.

Самым тяжелым временем для Гвидона стала первая зима. Он и раньше знал, что зимой многие ремблеры замерзают насмерть, но одно дело знать и совсем другое дело — транспортировать в больницу очередное обмороженное тело, грязное, вонючее и накачанное наркотиками по самое не могу. Или стрелять в лоб обормоту, которому вдруг померещилось, что восемнадцатилетняя глупенькая девчонка на самом деле — страшное чудовище из компьютерной игры, которое надо растерзать на клочки до того, как оно растерзает тебя. Девочку отвезли в больницу, потом Гвидону сказали, что ее удалось спасти, но курс косметического лечения растянется лет на пять.

В середине двадцать третьего века редко кому приходилось убивать людей. Гвидону тогда пришлось это сделать, психиатр потом говорил, что Гвидон пережил потрясение относительно легко, но самому Гвидону так не казалось. Когда на экране домашнего кинотеатра один человек убивает другого, это происходит совсем не так, как тогда, когда убиваешь ты сам. В реальности все гораздо страшнее.

Нельзя сказать, что работа Гвидона состояла исключительно из крови и грязи. Большую часть времени он мирно сидел в дежурке и занимался своими делами, ожидая, когда поступит вызов. Большинство вызовов были пустяковыми. Разогнать пьяную драку, довезти до дому наркомана, наширявшегося до полной отключки, позвонить в мотель и сообщить участникам начинающейся оргии, что среди них затесался несовершеннолетний мальчик… Все эти проблемы решаются легко и быстро, но когда ты занимаешься ими изо дня в день, со временем начинает казаться, что вся жизнь состоит из грязи. Очень трудно привыкнуть к этому.

Со временем Гвидон понял, почему за эту работу платят целых восемьсот мани в месяц. А еще он понял, что полюбил свою новую работу. Но ремблеров он возненавидел.

Все люди разные. Есть более умные и менее умные, более приспособленные к жизни и менее приспособленные. Есть люди, способные трудиться на благо общества, и есть люди, которым суждено стать балластом. В этом нет ничего несправедливого или жестокого, так устроена жизнь и ничего с этим не поделаешь, на два с половиной миллиарда трудоспособных землян приходится немногим более миллиарда рабочих мест. Все остальные получают пособие — пять мани в день плюс индивидуальные бонусы плюс бесплатное жилье на территории бывших мегаполисов. Бесплатное жилье — это не больше пяти комнат на человека, жить, в принципе, можно, но очень неприятно и унизительно ютиться в маленькой ячейке гигантского муравейника. Уважающий себя человек должен обитать в собственном доме на своей земле.

Если молодой человек изо всех сил старался выбиться в люди, но не смог из-за скудоумия, слабоволия или по какой-то другой причине, в этом нет ничего постыдного. Без проигравших не бывает победителей. Чтобы человечество не выродилось, в обществе должно быть какое-то соревнование, а в любом соревновании обязательно есть те, кто проигрывает. Но когда человек отказывается от состязания добровольно, это ненормально.