Юлиана Лебединская - Архив пустоты Страница 20

– Да.

– Больше года? Не поставив в известность меня? Не обратившись за консультацией к психоаналитикам и криминалистам Наукограда?

На каждый вопрос Хала отвечала молчаливым кивком.

– И всё это ради того, чтобы опровергнуть дурацкую теорию? Чтобы доказать жизнеспособность либертийской модели? Бесподобно! Психопата в Либертии нет и никогда не было, Хала. Зато есть Дворники.

Лорд вздохнул, покачал головой. И спросил вдруг:

– Тебе нравится это место?

От неожиданности женщина моргнула. Посмотрела на лебедей, на жимолость. На Руслана. Кивнула неуверенно.

– Да, здесь красиво.

– Хоть это радует.

Место действительно было уютным. Сюда бы беседку или хотя бы лавку. Чтобы сидеть рядом, обнявшись, любоваться природой, слушать тишину. Идиллия.

Ни беседки, ни лавки у заводи не было. И голос старшего куратора звучал совсем не уютно.

– Хала, пойми, наше общество построено на взаимном доверии. Никаких тайн от членов Совета. Иначе нельзя. Нас слишком мало, нам не хватает ресурсов. А главное – катастрофически не хватает времени. Если мы начнём врать, изворачиваться, то попросту вымрем, исчезнем с лица Земли, так и не создав идеальную цивилизацию. Планету заселят дикари, потомки обдолбов, история пойдёт по кругу. И нет гарантии, что во второй раз Враг промахнётся. Он ведь по-прежнему существует, он силён. Возможно, сильнее, чем мы думаем. И сильнее, чем мы есть.

Старший куратор вновь вздохнул. В его правой руке блеснула крошечная трубка. Руслан вдруг понял, что сейчас произойдёт. Для чего на самом деле предназначено это уютное, укрытое от посторонних глаз место. Беседки и скамейки здесь были и впрямь ни к чему.

– Что…

Хала тоже догадалась. Отшатнулась в обречённой попытке уклониться. И тут же тоненько тренькнула пружина, вылетевшая из трубки стрелка пробила ткань на груди женщины. Вонзилась глубоко, по самое оперение. Словно расцвёл на белом платье крошечный василёк.

Секунд двадцать ничего не происходило. Потом Хала медленно, точно боролась с внезапной усталостью, села на траву рядом с тропинкой. Но и сидеть оказалось слишком тяжело. Пришлось лечь.

– Ты не оставила мне выбора. – Трубка исчезла в рукаве Лорда, будто её и не было. – Куратор, который обманывает Совет, – отвратительный прецедент. Недопустимый. Лучше будем считать, что ты скоропостижно скончалась, скажем… от разрыва аневризмы артерии головного мозга. Наша медицина, увы, не всесильна.

Он подошёл к лежащей женщине, наклонился. Осторожно ухватив за оперение, выдернул стрелку. Хала попыталась приподняться, поймать его за руку, что-то сказать. Но пальцы только судорожно заскребли по траве, вместо слов вырвался неразборчивый хрип.

Лорд уложил стрелку в крошечный футляр, футляр – в кармашек под широким поясом, повернулся и неторопливо пошёл прочь от заводи. Руслан растерялся. Посмотрел на силящуюся что-то сказать женщину, на удаляющегося шефа. Решился спросить:

– Мне её что…

Он запнулся, не зная, какое слово будет уместно.

– …деактивировать?

Делать подобное не хотелось до жути. Оружия у него при себе не было, а убивать человека голыми руками всегда мерзко. Хоть иногда и приходится.

– Не надо. – Старший куратор оглянулся, посмотрел на него с улыбкой. – Лебедей испугаешь. Этот яд действует хоть и медленно, но наверняка. Вечером уборщики её найдут, врач подтвердит диагноз. А тебя я совсем для другого дела пригласил. Идём!

Руслан поспешил за старшим куратором. Лорд продолжал:

– Место здесь подходящее, чтобы умирать размеренно, не спеша. Чтобы вспомнить прожитое, проанализировать ошибки. Осознать, что ни один проступок не останется незамеченным и безнаказанным.

Тропинка повернула, и куст сирени скрыл заводь с плавающими в ней прекрасными птицами. Руслан не удержался, быстро оглянулся напоследок. Лебеди смотрели на него чёрными глазками-бисеринками. И Хала смотрела. Губы её уже не шевелились, только пальцы теребили траву. И на реснице, кажется, блестела слезинка.

На миг Руслану стало жаль бывшую подругу. Но тут же вспомнилось заученное со школьной скамьи: «Жалость – отвратительное чувство. Жалеть врага – преступление, жалеть друга – унижение. Жалеть слабого – высокомерие, жалеть сильного – оскорбление. Жалеть другого – глупость, жалеть себя – трусость».

Несколько минут они шли молча. Возможно, старший куратор давал подчинённому время разобраться с собственными мыслями? И лишь потом спросил:

– Не интересно, зачем я позвал тебя на этот урок?

– Интересно.

– Я давно за тобой наблюдаю, Русланчик. Ты сильный, умный, решительный, прекрасно управляешь своими чувствами. Ты прирождённый лидер, умеешь объединять вокруг себя людей. Ты именно такой человек, какой в скором времени понадобится Наукограду.

Руслан с недоумением покосился на старшего куратора. Тот заметил. И сразу же объяснил свои слова:

– Я ищу преемника. Ты – идеальная кандидатура.

Руслан сбился с шага от неожиданности. А Лорд продолжал:

– Ты хорошо справлялся с работой охотника и инспектора. Но теперь пришло время показать себя в настоящем деле. Должность куратора Либертии освободилась как нельзя кстати. Если справишься с этим поручением, никто в Совете не посмеет возражать против твоего избрания.

– Так Халу вы убили…

– Нет! Всё, что ты слышал, – не спектакль. Дворники в самом деле зачастили в Либертию. И это наш шанс познакомиться с ними поближе. Пока что нам не удавалось вовремя вычислить ни одного из них. Но рано или поздно они ошибутся. Уже ошибались – иначе мы бы не знали об их существовании. Мы не должны упустить такую возможность. Разумеется, судьба ЭП Либертия для нас тоже важна. Но сейчас эта задача отступает на второй план.

Руслан помедлил. Кивнул:

– Понял. Я добуду для вас Дворника.

Лорд Байрон засмеялся:

– Для нас, Русланчик, для нас.

Волк осторожно выбрался из оврага. Долго стоял, поворачивая голову из стороны в сторону. Выуживал запахи леса, которые могли предупредить об опасности. Передняя левая всё ещё болела, и волк понимал, что если вновь встретит двуногих, то убежать не сможет. Неделю назад их пути пересеклись. Тогда выпущенный из пращи камень перебил серому лапу. Волк забился в самые густые заросли на дне оврага, затаился – чутьё у двуногих слабое. Выползал только ночью, чтобы полакать воды из ручья, перехватить на зуб ежа или зазевавшуюся мышь. Двуногие были слишком близко, ветер доносил отвратительные запахи их стойбища, и серому оставалось только ждать, когда лапа немного подживёт, чтобы убраться подальше.

Но сегодня всё изменилось. Ноздри серого больше не чуяли запаха опасности. Зато появился запах еды. Обильной.

Стараясь лишний раз не становиться на покалеченную лапу, волк поковылял к орешнику. Чутьё не подвело – запах шёл отсюда. Два детёныша двуногих лежали в кустах. Мёртвые, но мясо совсем свежее, не успело застыть.

Боясь поверить в удачу, серый ещё раз огляделся: не ловушка ли? Двуногие хитры, от них можно ожидать любой каверзы. Но опасности по-прежнему не было. Волк подошёл к телам, ухватил зубами за ногу то, что поменьше, потянул.

– Прочь отсюда!

Серый выронил добычу, припал к земле, пытаясь понять, где затаился враг. Тот был близко, но волк почему-то не почувствовал его запаха.

– Пошёл, пошёл, я сказал!

Волк зарычал, ощетинился. Враг, умеющий подбираться так незаметно, слишком опасен, чтобы бросать ему вызов. Серый попятился, развернулся и поскакал назад в овраг.

К телам в орешнике подошли двое. Один – бородач с проседью в волосах, второй помоложе, худой и долговязый. Одеты они были одинаково – в парусиновые шорты, рубахи с короткими рукавами, на ногах – кожаные мокасины. Бородач держал в руке длинную палку с пучком тонких стерженьков на конце.

Молодой присел возле трупов детей, но тут же выпрямился. Бросил с горечью:

– И эти мёртвые. Все мёртвые! Мы опять не успели предупредить. А после охотников здесь делать нечего. Они добивают раненых, стреляют в голову, даже детям – специально, да?! Только за последний месяц восемь тысяч убитых. Это же настоящий геноцид! Чем им мешают дикари? Ещё лет десять – и они истребят их всех, начисто!

– Воюют-то они не с дикарями, а с нами.

– А мы им что плохого сделали? Наоборот, чистим за ними грязь.

– Мы ломаем их схему.

Бородач примерился, начертил палкой загогулину рядом с лужей запёкшейся крови у головы девочки. Будто старался подцепить что-то невидимое. Скомандовал напарнику:

– В сторону отойди. Видишь, сколько дряни за один раз вывалили.

Долговязый послушно отступил. Но говорить продолжал:

– Дядя Иван, нельзя просто ходить следом за ними и чистить. Я уже смотреть на мёртвых детей не могу!

– А ты и не смотри. Отвернись. Вон серый снова из оврага уши высунул. Шугани его для острастки. Эх, Андрюха, думаешь, мне легко? Но что мы сделать можем? Проверено и перепроверено: любые попытки сорвать эксперимент Гамильтона – Брута только ухудшают реальность. Там история и так пошла по наилучшему пути. Не было бы эксперимента, и нас бы с тобой не было, одни обдолбы вымирающие. А так – мы есть. Значит, и надежда жива, что исправить сумеем.