Эрик Браун - Нью-Йоркские ночи Страница 20

Холлидей смотрел, как она шла, и ее нагота, несмотря на изменившуюся фигуру, казалась ему воплощением совершенства. Он оглянулся на далекий портал. Никого. Они. по-прежнему были одни.

Он быстро разделся, бросил свою одежду рядом с платьем и бельем Ким и кинулся за нею в волшебную воду лагуны. Ким зашла по колено, потом обернулась и ждала, пока он приблизится.

Они стояли в метре друг от друга. Холлидей посмотрел вниз на свое тело и улыбнулся:

– Черт возьми, Ким, откуда программа знает, как он выглядит? – с удивлением спросил он.

– Они же тебя снимали, когда ты раздевался, разве не помнишь?

Он с удовольствием отметил, что она не дополнила свои женские атрибуты более густыми кудрями. Ким продолжала его разглядывать.

– Ну и как? – спросил он. – Тебе хочется, чтобы он был больше?

Она покачала головой, как будто не находя слов. В реальном мире, Ким, возбуждаясь, теряла способность выражать свои чувства на английском и в постели кричала на мандаринском наречии, но Холлидей понимал. Сердце застучало сильнее, он шагнул вперед и опустился на колени в теплое мелководье. Она забросила правую ногу ему на плечо, он языком раздвинул нежные губы, отыскал розовую жемчужину клитора и покрепче охватил ее бедра, пока она ритмично двигалась в его объятиях.

Он впивался в нее, пока китайские восклицания не довели его почти до экстаза, потом двинулся по ее телу вверх, покрывая поцелуями живот и такие незнакомые холмы грудей. Они попали в неудержимый водоворот желания, губы и языки на мгновение слились в неистовой встрече, и на сей раз она пустилась в обратный путь – вниз по его телу. Он откинул голову, сердце бешено колотилось. Ким нежно впилась в его плоть совершенным жемчугом мелких, ровных зубов, мягко пробежалась по всей длине, словно сдерживая ярость бьющегося в клетке желания дикого зверя.

И вдруг Ким сдалась и поплыла к берегу, на четвереньках заползла в мелкую впадину, улеглась на живот, раздвинула ноги и обернулась с мольбой во взгляде. Он бурей налетел на нее, едва удержавшись, чтобы не растоптать. Пальцы нащупали таинственные врата и раздвинули губы на входе. Она дотянулась до его плоти и точным движением направила к цели.

Потом они, обнявшись, лежали на пляже. Холлидей гладил ее волосы и, не отрываясь, смотрел в мерцающую глубину глаз. У него в голове бродил иррациональный вопрос. Неужели и здесь, в этой стране технологических чудес, она все еще верит в духов? Но он так и не решился спросить и погубить совершенство мгновения.

Ким приподнялась на локте и положила подбородок ему на грудь.

– Час почти кончился, – с сожалением прошептала она.

– Откуда ты знаешь? – сонно спросил Холлидей. Она подняла руку, и он увидел, что диск у основания указательного пальца превратился в тоненький алый серп, похожий на солнце во время затмения.

– Когда круг станет совсем белым, – объяснила она, – гуд бай, виртуальная реальность.

Холлидей сел и потянулся к одежде. Ким подсунула локоть под голову и негромко рассмеялась, следя за ним ленивым взглядом.

– Очнись, дурачок. Зачем одеваться?

Холлидей улыбнулся. Не так-то легко отказаться от старых привычек. Он снова лег, пристроившись поближе к ее телу, и закрыл глаза.

Сначала он решил, что это воздействие перехода с пляжа обратно в ванну с желеобразной субстанцией, и задумался” почему не испытал ничего подобного при погружении. Чточ то будто взорвалось в его голове. Мысленным взором он отметил серебристую вспышку, мимолетное видение, которое тут же пропало, оставив после себя ноющую, болезненную тоску, словно депрессия целой жизни слилась в одно мгновение и всю ее пришлось испить в одночасье. Холлидей с криком сел, думая, что окажется в ванне с гелем.

Однако он все еще был на пляже. Открыв глаза, он заметил призрачную, исчезающую фигурку маленькой девочки, которая мистическим образом убегала вдаль прямо по водам лагуны. Девочка на мгновение оглянулась, посмотрела на Холлидея и вдруг пропала.

– Хол! – Рядом сидела Ким, с тревогой заглядывая ему в лицо. – Что случилось?

От тоски, эхом отдающейся в голове, Холлидей не мог произнести ни слова. Постепенно он вернулся мыслями на этот пляж, вернулся к Ким, и черная меланхолия отступила, но что-то в душе говорило ему: она ушла не совсем, отголоски еще долго будут его преследовать, словно незабытое горе.

– Ничего. Все о'кей. Мне что-то привиделось. Ерунда.

Она стала растирать ему спину, невнятно бормоча успокаивающим речитативом, и вдруг Холлидей обнаружил, что больше не лежит на этом волшебном пляже. Картина померкла, солнце уже не согревало разнежившуюся кожу. Он снова оказался в ванне с вязкой золотистой жидкостью. Сел, с горечью ощущая, что испытанное им в последние секунды на тропическом пляже похитило у него драгоценные воспоминания об уединении с Ким.

Холлидей поднялся на ноги, с усилием вырывая тело из цепких объятий липкого геля, и, покачиваясь, выбрался из ванны. Обернувшись, он увидел, что студенистая масса убегает в сток – готовится место для следующего клиента.

Холлидей снял маску и отстегнул электроды. Ким уже была снаружи, ее стройное тело блестело от ручейков янтарного желе. Девушка бросилась к нему, обегая резервуары, и легким движением коснулась его руки.

– Хол, что там с тобой случилось? Ты в порядке?

Он улыбнулся, пытаясь справиться с проснувшимся страхом:

– Все нормально, правда, правда. Это ерунда, – ответил он и, чтобы вернее убедить ее, притянул Ким к себе. – Все было чудесно. – Он поцеловал девушку в лоб. – Спасибо, милая.

Они отправились в душ, с мылом освобождаясь от остатков геля. Раз или два Ким с полуулыбкой ловила его взгляд, словно ожидая знака, что он по-прежнему хочет ее, но странные события на пляже опустошили его душу, лишив желания, и Холлидей внезапно ощутил страшную, ломающую кости усталость.

Они встали под фен, спокойно оделись и покинули ВР-бар. Холлидей сам вел машину домой. После футуристической версии города в программе ВР Манхэттен казался жалким и неухоженным. Было почти четыре часа. В сгущающихся сумерках начинали кружиться снежные вихри. Ким содрогнулась, нашла его руку и сильно сжала.

Когда они вернулись, в офисе было темно. Барни ушел, и Холлидей почувствовал, что рад этому. На него навалилась смертельная усталость, и длительная дискуссия с Барни была совсем ни к чему. Вслед за Ким Холлидей поднялся в мансарду, присел на пуфик, вяло стянул с себя джинсы и рубашку. Потом поставил будильник на полночь – начало новой смены.

Ким раздевалась, стоя прямо перед ним, и смотрела на Холлидея с непонятным выражением. Обычно они раздевались, сидя на кровати спина к спине, а потом, обнаженные, встречались в уютном тепле термоодеяла. Сейчас поза Ким говорила о ее неуверенности и тревоге.

Она переступила красную лужицу своего платья, быстро избавилась от трусиков и бюстгальтера и продолжала стоять в леденящем воздухе мансарды, дрожа от холода и глядя на Холлидея так по-детски трогательно, будто хотела немедленно получить от него подтверждение, насколько она ему нужна.

Ким все стояла и смотрела.

– Что с тобой?

– Я тебе нравлюсь, Хол? – наконец спросила она.

– Нравишься? – Холлидей чуть не рассмеялся. – Конечно, ты мне нравишься.

– Я имею в виду… Ну, так же нравлюсь, как та, другая?.. – Она замолчала, потупив глаза. – Так же, как другая я?

– О господи! – Холлидей протянул руку, схватил ее голени и притянул к себе. Она словно нехотя поддалась. Холлидей обнял ее ноги и положил голову на бедро.

– Ким, я люблю тебя! О'кей? – сказал он и почувствовав, как что-то шлепнулось ему на спину, быстрое и теплое: слеза.

– Но… но ведь нам никогда не было так хорошо, как на этом пляже, Хол! Абсолютно хорошо!

Он медленно провел взглядом по ее телу, поднял глаза к мокрым от слез щекам.

– Ким, нам и раньше было так же хорошо… по крайней мере мне…

Она рассмеялась сквозь слезы.

– Ты просто так говоришь, – пробормотала она. – Мое улучшенное тело тебе больше понравилось.

У него рвались с языка слова, что она может думать, как хочет, что все доводы бесполезны, она не поверит, что бы он ни говорил. Но он обуздал этот внезапный приступ гнева и зарылся лицом в ее волосы.

– Я считаю тебя совершенством, девочка, – мягко шепнул он. – Я люблю тебя такой, как ты есть, и не хочу никого другого, мне не нужна даже сотня твоих улучшенных версий.

Он говорил, едва сдерживая смех. Ну не забавно ли – пытаться уговорить ее не ревновать к своему виртуальному alter ego?

Холлидей чувствовал, что она трясется. Вот и еще один знак того, как плохо он ее знает, как переменчивы ее настроения, ведь он не мог сказать наверняка, плачет она или смеется. Он поднял глаза. Она плакала.

– Господи, Ким!

Слова были почти неразличимы.