Игорь Шапошников - Кремниевое небо Страница 28

Бука оглянулась по направлению к отелю, из которого они так поспешно бежали, и увидела, как на улицу выехало желтое такси. Она тут же дернула Филипа за рукав, чтобы он тоже обернулся. Филип увидел машину и тут же вскинул руку, останавливая ее.

— Отлично, — сказал он Буке, — успеем убраться подальше. Когда такси затормозило рядом с ними, Филип открыл заднюю дверь машины и пропустил Буку вперед себя. Затем сел рядом с ней на заднее сиденье и, наклонившись к водителю, назвал какой-то район города, в который их надо было доставить.

Когда водитель тронул машину с места, Филип раскрыл ноутбук и начал что-то тихо выстукивать клавишами. Бука сначала молча наблюдала за игрой геометрических фигур на экране, а затем не выдержала и все же спросила:

— Что ты делаешь?

— Пытаюсь пролезть в полицейскую сеть и посмотреть, как именно они нас ловят, — объяснил ей Филип. — Если мы знаем их действия, то у нас есть хороший шанс опередить погоню и спрятаться там, где нас не ищут.

Филип молча колдовал еще пару минут и наконец удовлетворенно потер ладони.

— Отлично. Теперь посмотрим.

Бука пыталась понять что-то в мелькании текста и изображений на экране, но Филип работал настолько быстро, что она вскоре сдалась и стала просто слушать его невнятное бормотание.

— Так, аэропорт и вокзалы, естественно, закрыли для нас. Внесли наши лица в базу данных для уличных камер. Было бы плохо, но этих камер у вас, друзья, не так уж много, и к ним мы не пойдем. Патрули подтягивают, но тоже поздно.

Наконец он закрыл крышку и улыбнулся Буке.

— Все, если мы сейчас не сделаем какую-нибудь откровенную глупость, нас не найдут.

— Я почему-то считала, что города контролируются полицией так сильно, что уйти нет никакой возможности.

— Ну, смотри, — начал рассказывать Филип. — У них есть камеры на улицах, которые автоматически сканируют лица прохожих и сравнивают их с фотографиями людей, находящихся б розыске. У них есть патрули. Пешие, на машинах и вертолетах. У них есть системы контроля транспорта. Но эта сеть имеет очень крупные ячейки. Если бы мы поехали в метро, то нас взяли бы у эскалатора. Если бы мы пошли на вокзал или в аэропорт, то нас взяли бы у входа. Если бы мы пошли пешком по центральным улицам города, то нас засекли бы камеры. Но мы же с тобой умные люди, и туда мы не пойдем.

Бука кивала, запоминая.

— Даже патрули предпочитают ездить по крупным улицам. Лариса, несмотря на то, что это Европа, если полицейская машина без поддержки заедет в какой-нибудь окраинный район, она может оттуда и не вернуться. Мы, кстати, в один из таких районов и едем.

— Спасибо, успокоил.

— Не переживай, — потрепал Буку по руке Филип. — Все будет нормально. Доверься мне.

После этого Филип снова раскрыл ноутбук и углубился в изучение каких-то схем и карт. Минут через пятнадцать они наконец-то прибыли в точку назначения. Окружающий их пейзаж Буке не понравился. Дворы были огорожены заборами из металлической сетки в полтора человеческих роста. Граффити на стенах, с достаточно высокой степенью изобретательности обыгрывающие самые различные непристойности. Неизменные проржавевшие насквозь бочки, в которых, очевидно, вечерами разводят огонь. Несколько компаний, к которым, как казалось Буке, просто нельзя было подходить близко без риска для жизни. Ужасный район.

Но Филипа это почему-то не задевало. Он, кажется, даже слегка улыбался.

— Стой здесь и не сходи с места, — сказал он Буке и отправился к ближайшей группе молодняка. Общая черта — все худые и бледнокожие. Под солнце не выходят совсем или кожу отбеливают? Тем временем Филип начал о чем-то беседовать с оборванцами. Полностью разговора Бука не слышала. До нее долетали только отдельные слова: игрушечник, клювить резко, палево. Уличный жаргон развивался намного быстрее и динамичнее любого языка, и знать его можно было, только живя в той культуре, где этот жаргон имел хождение. Проще говоря, хочешь так разговаривать — живи на окраине, живи опасно и коротко. Однако вот поди ж ты, аналитик, почти ученый, который, казалось Буке, вообще редко выходил на улицу из своего офиса, спокойно разговаривает со здешними аборигенами, и те даже смеются ему в ответ. Удивительно.

Наконец Филип вернулся к ней. Взял под локоть и тихонько повел по улице куда-то.

— О чем это ты с ними так? — спросила его Бука.

— О многом, — усмехнулся Филип. — Узнавал, где здесь можно игрушечника найти.

— Игрушечника?

— У нынешней молодежи лучшая игрушка — оружие. А в нашей ситуации им пренебрегать нельзя.

— Быстро ты с ними договорился. А во мне они просто дрожь вызывают.

— Я в детстве в таком же районе жил. А жизнь на окраинах никогда радикально не меняется. Так что я с этими ребятками всегда могу говорить на одном языке. Честно говоря, мне с вашим Зондерганном беседовать намного труднее было.

Идти до игрушечника-оружейника было недолго. Филип остановился у маленькой двери, обитой ржавой жестью, которая вела в полуподвальное помещение одного из домов. Рядом с дверью был нарисован плюшевый медвежонок. Бука оценила иронию. Филип постучал в дверь. Забранный решеткой динамик, вделанный в стену на уровне пояса, что-то прохрипел.

— Мне нужен Швед, — ответил Филип.

За дверью раздался металлический щелчок, и Филип открыл ее. Спускаться вниз пришлось по крутым деревянным ступенькам, которые отчаянно скрипели. Когда они наконец спустились, обнаружилось, что проход закрывает крупноячеистая металлическая решетка, в которой было прорезано окно для передачи денег и игрушек. По ту сторону решетки стоял металлический стол, а уже за ним сидел, очевидно, сам Швед. Впрочем, на скандинава этот мужчина не был похож. Первое отличие от всех остальных жителей этого района, которых успела заметить Бука — ярко выраженный оливковый загар. Этот загар вместе с черными, чуть кудрявящимися волосами делали оружейника более похожим на итальянца.

— Ты — Швед. — Филип не спрашивал, а утверждал. Игрушечник медленно кивнул.

— Нам, собственно, парочка игрушек нужна.

Швед кивнул еще раз.

— Какие именно?

— А что есть в ассортименте?

— Ну… самый ходовой товар здесь, это вот такая штучка, — Швед положил на столик перед собой крохотный автомат, который удобно было держать одной рукой.

— Понимаете, уважаемый, — сказал Филип, — мы оба знаем, почему такие модели лучше всего продаются в этом районе. Ваши обычные покупатели хотят получить средство обоснования своей правоты в различных беседах. При этом они чаще всего нормально стрелять не умеют. В этом случае полная автоматика и увеличенный магазин — лучше всего. Однако, как вы заметили, мы не из этого района. И игрушки мне хотелось бы получить немножко другие.

— Такие, как?.. — спросил Швед.

— Например, «Дезерт Игл». Это для меня. А для девушки, пожалуй, «Глок» из моделей десятилетней давности.

— Приятно встретить понимающего человека, — хмыкнул Швед. — «Дезерт Игл» я найду. А вот «Глока» у меня нет. Могу предложить револьвер. Не старый еще, в отличном состоянии.

— Чей револьвер?

— «Вессон». Все-таки в Европе делать револьверы так и не научились, поэтом я работаю только с американскими револьверами. Редко, правда, работаю, товар не ходовой. Но покупатель иногда все же находится.

— Не тяжелый?

— Нет, это облегченная модель. Облегченная, но все же надежная. Девушке подойдет. В крайнем случае можно двумя руками держать, чтобы ствол не гулял.

— Пойдет.

Швед встал и отошел к противоположной стене, рядом с которой стоял верстак. Покопавшись в ящиках, он выпрямился и повернулся к Филипу и Буке. В каждой руке Швед держал по пистолету. Из «Дезерт Игла» он выщелкнул обойму и передернул затвор, показывая, что в стволе патрона не осталось. Револьвер хитрым движением мотнул в сторону, и у того открылся барабан. Швед повернул револьвер, чтобы показать, что и тот чист, и гнезда барабана пусты.

Затем он полез в ящик своего металлического стола, и после минутного блуждания в нем вытащил два патрона. Один он вложил в барабан револьвера, второй в обойму, которую тут же защелкнул в «Дезерт Игл». Потом, держа пистолеты в обеих руках, Швед повернулся к углу своей каморки, в котором стояла прислоненная к стене толстая металлическая плита с множеством выщербин. Сдвоенный выстрел сильно ударил по ушам в замкнутом пространстве. Бука инстинктивно на миг зажмурила глаза.

— Ну вот, — Швед вернул пистолеты на стол, — все в рабочем состоянии.

— Сколько? — спросил его Филип.

Швед чуть задумался, почесывая заросший щетиной подбородок.

— Скажем, по двести пятьдесят за каждый.

— Скажем, по двести, — парировал Филип.

— Можно и так, — согласился Швед.

— Филип достал бумажник и, собирая нужную сумму, поинтересовался:

— Кредитки принимаются?

Даже Бука понимала, что вопрос был риторическим. В криминальном бизнесе обычно крутятся только наличные. Однако Швед удивил и ее, и Филипа.