Дэвид Марусек - Счет по головам Страница 3

— Как скажешь.

— Ты сомневаешься в моей точности? Хочешь, чтобы я перечислил по именам?

— Нет. Что толку в именах, которых я все равно не помню. — Моя жизнь начинала мне казаться похожей на русский роман — слишком много персонажей и слишком мало автомобильных погонь.

— Я к тому и веду. Никто из них не оказывал на тебя такого действия, как Элинор Старк. Все твои биореакции просто зашкалило.

— Дело не в одной биологии, — сказал я, сознавая при этом, что он прав — или почти прав. Только с одной женщиной я испытал нечто похожее: с моей первой любовью Джин Шолеро, умершей сто двадцать пять лет назад. Все остальные были легкими волнами в теплом море женственности, но как объяснить это Генри?

Так и не придумав, как лучше проверить Генри, я решил изолировать его в контейнере. Снабдил домпьютер заставкой «Не беспокоить — художник творит» и поручил ему принимать сообщения. Я в самом деле пытался работать, но на ум ничего не шло. Большей частью я смотрел сетевики или расхаживал по студии, споря с Генри. Вечерами я загружал Генри в пояс — у меня завалялось в ящике несколько старых устройств, чьи функции позволяли мне прошвырнуться по барам. Привычных кабаков и старых знакомых я избегал.

В первом сообщении, присланном Эл на домпьютер, говорилось: «Рада за тебя. Позвони, как закончишь». Во втором: «Больше недели прошло — не иначе, это шедевр». В третьем: «Что стряслось? Ты определенно слишком чувствителен. Это смешно. Подай голос!»

Сейчас я расскажу тебе, что стряслось, подумал я и составил длинное гневное обвинительное послание — но был слишком зол, чтобы отправить его.

«Это из-за Генри, не так ли? — спрашивала она в четвертом письме. — Мой начальник охраны мне все рассказал. Не волнуйся: они контролируют всех, с кем я встречаюсь, ничего личного, и никаких поправок они не вносят. Приказ действует постоянно, и делается это в целях моей безопасности. Ты не представляешь, Сэм, сколько раз меня уже могли бы убить, если б не эта практика.

Но Генри я велела оставить в покое. Они предлагали поставить на его личностную капсулу аварийное реле — такие же встроены в мои собственные системы, — но я запретила. Руки прочь, и точка. Ну? Довольно с тебя?

Отзовись, Сэм. Дай хотя бы знать, что у тебя все в порядке. Я без тебя скучаю».

К тому времени я не нашел в личности Генри никаких посторонних примесей. Своего Генри я знал не хуже, чем он меня. Его мыслительный процесс был для меня как знакомый мотив, и за многие недели непрерывных разговоров он не сфальшивил ни разу.

Пятое письмо Эл прислала из постели, простыни которой не отвечали приличиям (мой дизайн). Ничего не говоря, глядя прямо в камеру, она села, позволив простыне соскользнуть ниже талии, и стала расчесывать волосы. Выше грудей у нее, как я обнаружил некоторое время назад, лежала целая россыпь веснушек.

К моей двери начали прибывать букеты реальных цветов с записками из одного слова: «Позвони».

Потом пришел инфочип с теми самыми мемуарами, от которых заклинило мой домпьютер в Буффало. В них упоминалось о нынешнем увлечении Элинор. Имитация автора, сидя в плетеном кресле, с южным распевом читала текст по книге в кожаном переплете. Элинор описывалась как «надушенный вагиноид с перебравшейся на лоб нижней растительностью, мужененавистница с эмоциональным диапазоном внукоровского слизняка». Я попросил имит прерваться и уточнить. «В своих отношениях с мужчинами, — пояснил он с рекламной улыбкой, — Элинор Старк обходится без эмоций. Предпочитает детские забавы, вроде тыканья палкой в лягушку. Запас ее терпения невелик. На роскошные чувства и пушистые мысли у нее нет времени. Что до постели, то там она любит мужчин недопеченными — чем сырее, тем лучше. Вот почему ей нравится тусоваться с богемой. Нужно, чтобы человек побольше мнил о себе, чтобы его чувствительность и его спесь были выше некуда — такого интереснее всего препарировать и полюбоваться тем мокрым месивом, которое он носит в себе».

Это наблюдение, при всей его вероятной меткости, взбесило меня.

— Ты не знаешь, о чем говоришь! — заорал я. — Эл совсем не такая. По-моему, ты ничего в ней не понял. Она не святая, но у нее есть и сердце, и чувства, и — да пошел ты.

— Спасибо за комментарий, — откликнулся автор. — Вы разрешите вас процитировать? Не пропустите дополнение к данным мемуарам, «Задетые дают сдачи», — читальник выйдет в сентябре в издательстве «Перелистывая страницы».

В возрасте 147 лет я был своей жизнью вполне доволен. Я успешно сделал несколько карьер и нажил состояние, которым даже Генри управлять было трудновато. При этом каждое утро я вскакивал с постели в ожидании новых приключений и готов был прожить таким же манером еще 147 лет. Но финальное послание — мрачная Эл, сидящая в Музее искусства и науки на фоне моего раннего, во всю стену, холста — обратило всю мою жизнь в прах и пепел.

Семьдесят две толстые свечи в золотых канделябрах выше человеческого роста караулили меня с двух сторон. Я, облаченный в смокинг, топтался у алтаря. Тающий воск наполнял собор ароматом гвоздики. «Лук» объявил наше бракосочетание «Свадьбой часа», и нас транслировали в прямом эфире по Свадебному каналу. Хор кастратов, скрытый за гигантскими бронзовыми трубами органа, призывал всех положиться на милость Провидения. Сладкозвучные сопрано, пронизывая целые мили каменных сводов, порождали эхо и обретали новую гармонию. Больше миллиона подписчиков ерзали на деревянных скамейках, протянувшихся, казалось, до самого горизонта. Каждый подписчик занимал сиденье у прохода, в первом ряду.

В нью-йоркской сетевой студии мы с Эл, в голубых боди-костюмах, стояли на противоположных концах огромной сцены. Эл по сигналу медленно двинулась ко мне. Одновременно она прошла через портал Вавельского собора в древнем Кракове, омытая утренним светом, в льняном платье цвета слоновой кости. Орган грянул марш Мендельсона, усиленный несколькими акрами мрамора. Две девочки бросали розовые лепестки под ноги Элинор, третья несла ее длинный шлейф. Газовая вуаль закрывала лицо Эл ото всех, кроме меня. Никто не вел ее к алтарю — наша двухсотлетняя невеста предпочитала выдавать себя замуж сама.

До свадьбы мы с Эл прожили вместе полгода. Отчасти мы пошли на это из любопытства, отчасти как на крайнюю меру. То, что происходило между нами, продолжало расти, шириться, пускать корни. Мы так и говорили — «это», не зная, какое еще слово употребить. «Это» осложняло нашу жизнь, в особенности жизнь Эл. Мы сходились на том, что без «этого» нам было бы лучше, и пытались вспомнить молодость, чтобы дать определение чувствам, которые испытывали. Единственным гарантированным средством, заставляющим мужчину и женщину горько пожалеть о встрече, представлялось совместное проживание. За четыре миллиона лет эволюции человечество наконец усвоило, что мужчина и женщина под одной крышей жить не должны.

Итак, мы приобрели сообща дом в Коннектикуте, небольшой, но комфортабельный. Нам не составило труда оборудовать себе отдельные спальни и рабочие зоны, а вот общие площади потребовали дипломатии и компромиссов. Устроившись, мы решили, что будем принимать по средам, начав тем самым нелегкую задачу объединения наших друзей и коллег.

В ее спальне мы в основном смотрели сетевики, а любовью занимались в моей. Я во сне люблю прижаться к кому-нибудь, она же предпочитала спать в одиночестве. Хорошо, подумали мы — вот она трещина, в которую можно вбить клин. Мы следили друг за другом в поисках других разногласий. Она сова, я жаворонок. Она любит путешествовать и бывать в обществе, я домосед. Она любит классику, я способен терпеть только неошум. Она работает без передышки, я — рывками и приступами. Она не проявляет щедрости к незнакомым, я просто не способен быть практичным в личных делах. Она порой бывает резкой, я умею замолкать на долгое время. У нее мания все организовывать, у меня что-то получается только в полной неразберихе. Увы! Наши различия, вместо того чтобы нас разлучить, только способствовали сближению.

При всей нелюбви Эл к вмешательству в ее личную жизнь наш роман, а затем и свадьба сильно повысили нашу будущую известность. Платный показ свадьбы в сети занял 1325 миллионов часов, гостевую книгу украсили подписи весьма важных лиц. Конфетти сыпалось неделями. Пятидневный медовый месяц мы запланировали провести на Луне.

Элинор забронировала в лунном шаттле три места — не слишком хорошее предзнаменование для молодоженов. Я сидел у окна, она у прохода, между нами сменялись один за другим члены Кабинета. Весь полет она выслушивала их доклады, отдавала распоряжения и строила планы, не прервавшись даже на взлет и посадку. В Кабинете числилось около дюжины должностных лиц — все женщины, кроме шефа охраны. Все они выглядели старше мнимого возраста Эл и все обладали фамильными свойствами Старков: белокурые с рыжиной волосы, стройное сложение, брови. Будь они реальными людьми, а не персонажами служебной системы, они могли бы сойти за ее сестер и брата. Эл в таком случае досталась бы роль младшенькой, баловня всей семьи.