Анджей Ясинский - Толлеус, искусник из Кордоса Страница 3

А тут был чародей, который на протяжении без малого тридцати лет прямо-таки фонтанировал маной, при этом по документам чародейский статус имел минимальный. Так что всю его ману вполне можно было присваивать, не вызывая подозрений, что старик исправно и делал все эти годы. И как теперь быть? Конечно, Толлеус надеялся, что чародей не проснется: все засыпали, кто через пару лет, кто через десяток. Этот и так держался дольше всех. И ушел не как все. Птица высокого полета. Наверное, из старших чародеев. Оробосцы редко устраивают заварушки ради своих людей. А тут расстарались. Да так, что теперь новую работу искать надо.

Эх, зачем прошлое ворошить? Думать надо, как дальше быть. Несмотря на гладкое течение жизни, старик готовился к тому, что настанет день, когда чародея не станет. Дома есть кое-какой запас. Хватит на пару-тройку лет. А потом? А потом амулет – Толлеус погладил себя по груди – остановится. Маны нужно много – столько не заработать честным трудом искусника. Остается махровый криминал, а не безобидное мошенничество. И это нехорошо.

Большого желания ехать в комендатуру (а именно туда толстяк и направлялся) не было. Допросят, конечно, проверят. В этом ничего страшного нет: работало все исправно, упрекнуть Толлеуса не в чем. Потом в лучшем случае предложат должность на рудниках – присматривать за системой безопасности. Далеко, и маны нет. Или официально расторгнут контракт. Но пока он должностное лицо, встреча назначена и нужно явиться.

Плохо, что комендатура стоит рядом с храмом. А это значит, опять зазывать будут. Лицо Толлеуса брезгливо скривилось. И ведь знают, куда бить! Давить будут в самое больное. И никуда от них не денешься! Старик тяжело вздохнул, готовясь к неизбежному.

И действительно: едва коляска, скрипнув на повороте, нацелилась на храм, в затылке заныло. Толстяк, сжав зубы, стал сопротивляться неделикатному вторжению. Боль нарастала, и старик сдался. В голову полезли образы, заслоняя городской пейзаж.

Вот Толлеус, молодой и здоровый, уверенно попирает ногами землю. Вот дочь с румяным малышом на руках, который машет пухлыми ручками и счастливо гулит. Вот личная оборудованная мастерская с помощниками. И конечно, слава, признание, богатство… Надо только войти в храм и принять эту прекрасную белоснежную мантию. И тогда бог позаботится о своем новом жреце…

Видение сошло на нет, и Толлеус затряс головой, прогоняя остатки морока. В уголке глаза заискрилась слезинка. Заманчиво, ох как заманчиво! Потому-то и называется Искушение. Вот только вранье все, от первого до последнего образа. Хотя многие ведутся, особенно молодые. Но тем старики и отличаются от юнцов, что опыт нажили. Как, скажите на милость, бог вернет умершую жену, которая пошла-таки служить богу, моля о дочери? И где обещанная дочь?

Старик с завистью покосился на возницу – кому-то боги не досаждают своими видениями. Не каждый человек богоизбран: жрецов мало. И почему именно он оказался среди «счастливчиков» для сомнительной миссии нести слово божье, старый искусник не знал и знать не хотел. Избавиться бы от назойливых видений. Только как объяснить богам, что ему с ними не по пути? Эти могущественные существа себе на уме – не помогут даже в том, что могли бы сделать, в этом старик был уверен. Всю свою долгую жизнь он боролся за каждый прожитый день и понял одну вещь: никто никому ничего не делает бескорыстно. Таков закон природы. Поэтому все, чего он достиг, – это только его заслуги.

Экипаж миновал здание храма и, подрагивая на крупных булыжниках, покатился дальше. До комендатуры оставалось совсем чуть-чуть, но до грозы попасть внутрь Толлеус не успел: налетел шквал, заставив лошадь испуганно заржать. Толстяк вздохнул и поплотнее закутался в плащ. Когда повозка наконец остановилась у крыльца, на землю упали первые тяжелые капли, а небо расколола исполинская молния. Какая-то молодая дама, лихо обогнав Толлеуса на лестнице, скрылась внутри комендатуры, лишь кивнув стражникам в начищенных до зеркального блеска кирасах. У него так просто и быстро миновать охрану не получится.

Идентифицирующая метка в порядке, встреча назначена, посох сдал без разговоров – тут никаких проблем. Проблема была с амулетом. Толлеус как законопослушный гражданин распахнул перед стражниками плащ, продемонстрировав свою экипировку. Да и не утаишь ничего – слишком много мощных плетений внутри, слишком велико потребление маны – любой искусник издалека заметит.

По сути, у старика был даже не амулет, а целый жилет на металлическом каркасе, нафаршированный переключателями, лечебными и защитными плетениями, запитанными от манокристалла. Большая тяжелая конструкция, в такой кто угодно покажется толстым. Уникальная разработка самого Толлеуса, дело всей его жизни. И в ней – вся его оставшаяся жизнь. Перестанет действовать амулет – встанет сердце, откажут почки и печень. Слишком несовершенно человеческое тело. Знахари разводили руками: со временем не поспоришь. Болезнь можно вылечить. Но разрушения, причиненные ею, – это навсегда. Рану можно заживить, но шрам все равно останется. А старость – она как болезнь, оставляющая шрамы по всему телу. Ее можно отсрочить с помощью Искусства, но поврежденные органы не заменишь.

В Искусстве сокрыта великая сила. Когда-нибудь искусники научатся делать невозможные сегодня вещи. Может, даже создадут защиту от старости. А сейчас Толлеус один на один со смертью, и только амулет стоит между ними.

Старик не питал иллюзий: он совсем не великий искусник. У каждого свои резервы, и выше головы не прыгнешь. Только опыт дорогого стоит. И еще разум. Давно, столетие назад, в годы обучения в Академии тогда еще молодой Толлеус выбрал специализацию «Проектирование надплетений». Направление вроде бы простое, но с подковыркой: чтобы сделать удобный для искусника вывод на плетение, необходимо представлять себе действие этого плетения. А если надо подключить архейские плетения, найденные в раскопках, то и вовсе хлопот полным-полно: у древних искусников, чья империя рассыпалась в прах, все было по-другому, красиво и сложно.

Так вот, эта специализация, а также весьма скромный запас маны и подтолкнули юного выпускника пойти дальше – в кристалловедение и жезлостроение. А потом уже самостоятельно изучать амулетистику. И то правда: зачем тратить даже каплю своей маны на активацию плетения, если то же самое можно сделать с помощью простейшего амулета? Тогда любой человек, не обремененный искусными познаниями, сможет им воспользоваться.

На входе Толлеус застрял надолго: пока вызвали дежурного искусника, пока тот осмотрел жилет и подтвердил его жизненную необходимость, пока опломбировал манокристалл… Все это время старику пришлось топтаться снаружи, под потоками воды, в метре от гостеприимно распахнутой двери.

Проклиная бюрократию и оставляя за собой ручейки и лужи, старый искусник заковылял по коридорам – без посоха идти было вдвойне тяжелее. Благо недалеко.

4. Толлеус. Комендатура. (глава 5.5)

Битых два часа уставший старик бродил по кабинетам, с раздражением чувствуя, как тает личный запас маны. Зачем-то еще раз стали спрашивать про крушение тюрьмы, интересовались всем необычным и подозрительным. Какой в этом смысл? Следователи уже не только выспросили все по три раза, но также тщательнейшим образом запротоколировали каждое слово. Потом было ожидание, пока переформируют личную метку искусника – уже без права посещения служебных помещений тюрьмы. И то верно – тюрьмы нет, и помещений большей частью тоже. Да и вздумай походить по развалинам – не пустят: все оцепили в ожидании комиссии из столицы.

Толлеус было встрепенулся, когда отправили на замер искусного потенциала. Но миловидная девушка тут же охладила его пыл, честно предупредив, что перспективных мест в администрации сейчас нет.

Поэтому, когда неожиданно здание заходило ходуном и начало разваливаться, старик поначалу даже обрадовался – очень уж это отвечало его чаяниям. Только в следующее мгновение, когда одного из немногочисленных посетителей придавило упавшим с потолка камнем, Толлеус очнулся и начал действовать. Плевать на правила – он сорвал пломбу с манокристалла, блокирующую использование. Где-то, возможно, тревожно звякнул колокольчик. А может, и нет – сигнальный контур рушился вместе со зданием.

Без посоха много не сделаешь. И все же по-простому можно что-нибудь придумать. Толлеус поднял изуродованную артритом руку вверх и пустил по ней бурлящий поток маны из кристалла, отклоняя фонтанирующей субстанцией падающие сверху блоки. Варварский метод, немыслимое расточительство драгоценного ресурса: это как если носить с собой целый дом на случай дождя. С помощью посоха можно было сплести над головой изящное кружево тончайших нитей, делающих все то же самое, только почти даром. Или, если, как сейчас, время поджимает, воспользоваться готовым плетением защитного пузыря, сформировать которое можно за два биения сердца. В коллекции искусника было такое плетение, знаний и умения плести кружево тоже хватало. Но не хватало одной детали: у него с собой не было посоха.