Виталий Каплан - Свобода выбрать поезд Страница 5

Толян скучающе осмотрел нас, пришёл к какому-то выводу — и без лишних слов выкинул из тумбочки вещи Женьки Сысоева, хилого студента, получившего свои полтора года за раздачу в Сети лицензионной музыки. Женька даже не понял, что произошло, растерянно кинулся собирать своё имущество.

Зато я понял всё прекрасно. Точно время изогнулось петлёй, и на дворе — прошлое тысячелетье. Зоны, вышки, сторожевые псы. И, главное, такие вот уроды, компенсировавшие недостаток мозгов избытком мускулатуры. Когда я писал «Побег из Бутырок» — столько всего прочёл, на гигабайт потянет. Даже в архивы ездил, древние, бумажные, которые до сих пор не оцифрованы — в «силу слабой общественно-культурной значимости».

И теперь я знал, как всё повернётся дальше. Если сейчас этого Толяна не поставить на место — он воцарится у нас всерьёз и надолго. И жаловаться майору Луценко бесполезно. Чтобы убрать отсюда уголовника, надо пересмотреть решение «Фемиды-2050». Такого допуска нет ни у майора, ни даже у начальника Полигона полковника Груздева. Значит, пойдет электронная писанина — и в конце концов упрётся в коллектив разработчиков нашей косоглазой Фемиды. А им объясняться с Ин-Ра тоже особого резона нет. Прощай хлебное место, прощай репутация… Значит — замнут.

Мешкать было некогда, с каждой секундой растерянность в камере нарастала, а с нею — и незримая власть Толяна. Да, это оказалось страшно. Уж куда страшнее, чем в игре, когда на тебя отовсюду выскакивают голодные орки, а боеприпасы кончились. Но ничего другого попросту не оставалось.

И тогда я шагнул вперёд.

…Всё могло окончиться совсем уж плохо — озверевший Толян топтал меня с упоением, а дурной силы в нём накопилось немеряно. Очень скоро я уже не мог не то что сопротивляться — но даже и закрывать голову от ударов.

Потом народ опомнился, наваждение схлынуло — и ребята бросились на Толяна всей толпой. Каждого по отдельности он легко бы раскатал в блин, но наши взяли числом. Раз уж умения нет… Впрочем, ничего этого я уже не видел — сознание заволокло багровым туманом, и не было в нём ничего, кроме солёной боли.

Дальнейшее мне было известно лишь по рассказам. Пока наши крутые герои пытались уронить Толяна, сообразительный Женька сбегал за дежурным по этажу. Парализатор — очень полезное изобретение.

Полковник Груздев, разумеется, спустил дело на тормозах. Толяна посадили в одиночную камеру и определили в одиночную игрушку «Смертельные трюки». Брать его к себе в команду никто не захотел, а бунт на Полигоне начальству тоже был без надобности.

Только вот для меня это закончилось не медпунктом. На вертолёте отправили на «большую землю», в нормальную больницу. Полагалось, конечно, к заключенному охранника приставить, но, когда мне стало малость получше, Груздев лично вызвал меня на видеочат.

— Ну, ты же интеллигентный мужик, Ерохин, правда? Глупить ведь не будешь? А у меня недобор по кадрам, ещё не хватало на тебя тратиться. Ты, короче, если потом спросят, скажи, что младший сержант Осташев при тебе находился. Лады?

Ещё бы не лады. Хоть немного почувствовать себя вольным человеком, забыть о сроке, о команде, о ненасытных Играх… Гулять в больничном саду весна выдалась сухой и теплой, читать книги — древние, бумажные, из здешней библиотеки. Отбитые почки и сломанная ключица — вполне приемлемая цена.

Конечно же, с нетерпением меня ждала отнюдь не Марина. Что за наивные мечты? Кто бы её сюда пустил? Свидания с родственниками — только по спецразрешению. И кто ж его даст, в моих-то обстоятельствах? Чтобы просочился слух об ошибке «Фемиды-2050»? Добрый полковник Груздев первым делом взял с меня подписку о неразглашении, ещё когда я барахтался между мучительной явью и багровыми снами.

А этих двоих я никогда раньше не встречал. Интеллигентного вида молодые люди, очень ухоженные, даже с неуловимым налётом пижонства. Открытые лица, приветливые улыбки.

— О, Андрей Михайлович! Очень приятно видеть вас в добром здравии. Тут медицина хорошая, прямо чудеса творит.

Второй молодой человек выразительно мигнул Люсе, но та гордо задрала свой маленький носик — мол, видала я вас таких! — и удалилась по своим неотложным делам.

Молодой человек проводил ее восхищенным взглядом, потом зачем-то сместился чуть влево и назад — и вдруг медвежьей хваткой сдавил мои запястья. Щелчок — и на них уже красуются браслеты наручников.

— Не обижайтесь, Андрей Михайлович, — улыбнулся первый. — Это всего лишь формальность, но по уставу положено. Вот, чтобы ненужных вопросов не было — взгляните.

Перед глазами моими возникла красная карточка с голографической эмблемой: чёрный змей корчится в судорогах, пронзённый золотым копьём-молнией. «Антивирусный Контроль».

— Сейчас мы с вами аккуратно спустимся вниз, сядем в машину и поедем к нам. Всего лишь побеседуем, вы не бойтесь. И давайте без эксцессов — мы же интеллигентные люди, правда? 

6

В тесной, два на три метра, камере можно стоять или сидеть на полу. Табуретов не предусмотрено, а откидная полка-кровать убрана до отбоя. Можно и ходить — пять шагов в длину, три в ширину. Из всех благ цивилизации белый унитаз. Сидеть можно и на нём, но крышки нет, и потому я предпочитаю серый линолеум пола. Но, правда, не в позе лотоса. Хоть и писал я когда-то Игру «Одинокий тигр против белой орхидеи», но дальневосточными идеалами не проникся. Оттого, наверное, и Игра вышла вялая. Не реализовалась. Играть-то в неё играют, но нечасто, а главное — без особых эмоций. Вот и не ожил Алгоритм, не обрёл самосознание. Не влилась новая душа в Ин-Ра. Что ж, заплатили, сколько по контракту положено. Похлопали по плечу, мол, не вешай нос, старик, у всех бывают неудачи. Да, по статистике, реализуется лишь двадцать процентов Игр, но я-то автор из первой десятки, у меня больше половины оживают. «Из тебя хорошая акушерка» — любит язвить мой приятель Ринат.

Впрочем, терпеть неудобства осталось недолго. В конторе имени старика Касперского всё оптимизировано. Выжав из лимона сок, жёлтую шкурку выбрасывают в ближайший мусороприёмник.

Жёлтая шкурка — это я. Вернее, то, что от меня осталось после допроса.

Нет, разумеется, никакого доисторического насилия — «мы же интеллигентные люди». Ни кнута, ни раскалённых щипцов, ни дыбы. То, что пишут шизоидные авторы электронных листовок — полная ерунда. Стандартный лексикон маргиналов-подпольщиков. «Оккупационный режим», «геноцид человеческой расы», «чудовищные пытки в антивирусных застенках». Бред собачий. Просто здесь умеют разговаривать.

Следователь Гришко — немолодой уже, солидный дядька — был отменно вежлив. Не кричал, не ругался, не грозил. Суховато, слегка даже скучающим тоном он объяснил, что положение моё куда серьёзнее, чем кажется. «В результате оперативных мероприятий выявлен факт активной вирусной атаки, имеющий целью нарушить функциональность информационной структуры «Хозяина Нижнего Мира», — зачитал он с экрана.

— А ко мне это какое отношение имеет? — уже обо всём догадываясь, прикинулся я шлангом.

— Увы, Андрей Михайлович, прямое отношение, — Гришко был явно опечален. — Как вы знаете из истории, в давние времена вирусы представляли из себя программы с деструктивными функциями. Стирали данные, копировали свой код, передавали в интернет секретную информацию пользователя… Потом, когда случилась Великая Реализация, о вирусах надолго забыли — ведь Информационный Разум автоматически сканирует любой появляющийся в Сети файл. И что же — возникли вирусы нового типа, поражающие уже не обычные программы, а именно что осознавших себя Алгоритмов.

— Интересно, — хмыкнул я, — как это можно навредить Алгоритму, существующему в миллионах копий по всей планете? Миллионы файлов запортить? Так Ин-Ра отследит после первого же…

Гришко посмотрел на меня с искренней жалостью.

— Андрей Михайлович, эти вирусы вообще не затрагивают файлы. Их материальный носитель — люди. Человеческие поступки. В игровом процессе, разумеется. Вы же, как всякий культурный человек, знакомы с учением академика Слёзова. Алгоритмы нуждаются в нашей с вами эмонии. Так вот, эмония бывает разного качества. Она зависит от психологического состояния геймеров. Если в игре всё идёт согласно алгоритму, то и эмоции люди испытывают правильные, предусмотренные. Эти эмоции и попадают к адресату. Но вот представьте, в игре случилось что-то необычное, незаложенное в неё. Как-то не так себя люди повели, нестандартно. Что это означает? Верно, люди испытывают уже какие-то другие эмоции. А остальные геймеры, видя странное поведение своих коллег, удивляются — и тоже испускают искажённую эмонию. Которая, грубо говоря, пролетает мимо родного Алгоритма и без толку рассеивается в глобальном информационном поле. Понимаете?

Он в упор взглянул на меня — и в серых его глазах плескалось нечто… нет, не жестокость и не ярость… просто холод. Жидкий азот, а может, и гелий.