Катастрофа - Сергей Витальевич Карелин Страница 57

работала над проектами копирования чужих идей, и именно эта молодежь разработала алхимические смеси с различными свойствами. Пока что у нас не было научно-технического базиса в алхимии, подобный тому, что в свое время составил Ломоносов в химии. А без этого базиса мы не могли проводить исследования «на бумаге», исходя из теоретической реакции данного конкретного соединения. Тем более, мы не могли сделать точные математические формулы для компьютерного моделирования. Только опытным путем мы получали тот или иной эффект. И не обязательно лучший для конкретной среды. После получения эффекта нужно было потратить еще сотни часов экспериментов для вычисления наиболее эффективной пропорции, мы даже не брались за эксперименты в различных средах.

И вот сегодня по проекту покупки умов, лично ко мне прибыл академик Струмилин. Он представлял целую когорту советских ученых марксистского толка, частично на чьих плечах была построена советская наука, в том числе экономическая, но которые после прихода к власти Хрущева были подвергнуты остракизму. Да, так как люди были серьезные и довольно известные, и из-за того, что они не относились к правящим кругам, их никто не трогал. Но все их предложения грубо игнорировались. Когда жизнь Струмилина подходила к концу, язык его развязался, и он мог позволить себе говорить все, что хотел сказать. А хотел сказать он очень многое. И вот, после его возрождения на КВВ, он снова оказался позади и никому не нужным. Сталинский лагерь был довольно слабым по сравнению с большим количеством лидеров, которые были после него и которые объединились в одну большую силу, а также находились в союзе с Троцким. Ленин же был озабочен тем, чтобы сохранить структурную целостность страны и выступал посредником в различных спорах, не вставая прямо на чью-либо сторону. Учитывая постоянные войны и борьбу, которую приходилось вести СССР последние пару лет, на ученого академика особо никто не обращал внимания, поэтому экономика СССР двигалась привычным путем, который был до перестройки. Оригинальный Косыгин снова был там на главных рулях по экономической линии. Реформа Косыгина-Либермана вновь начала серьезно продвигаться, чему Струмилин был решительно против. Не найдя серьезной поддержки, особенно от Сталина, на которого Станислав Густавович решительно рассчитывал, но который не без труда удерживал свои собственные позиции и действительно ничем не мог помочь академику, Струмилин решил попробовать реализовать свои идеи в другой стране.

Вместе с тем, в Федерации Земли он столкнулся с прямым противодействием со стороны Коса. Таким образом, их спор не мог решиться без моего прямого участия. Удивительно, что Струмилина поддержали оба Любищева, поэтому, собственно, я и вынужден был выслушать позицию академика. Несколько часов они с Косом и несколькими молодыми последователями спорили по вопросам, которые я едва ли понимал. Вместе с тем, мой Кос все эти годы упорно работал на благо Федерации Земли и не мог заниматься экономическими исследованиями. А вот Струмилин знатно подготовился, связав многие финансовые проблемы позднего СССР напрямую с реформой Косыгина. Там было много научных сентенций и профессионального жаргона, от которых мои уши сворачивались в трубочку. Но когда в их обсуждении все свелось до двух конкретных терминов — «норма прибыли» и «относительная производительность труда» до меня что-то начало доходить.

Кос настаивал на том, что эффективность производства должна оцениваться по прибыли, которую получает предприятие. Вместе с тем, Струмилин считал, что хозяйственная деятельность предприятия должна учитывать именно трудозатраты человека, то есть, относительную эффективность в рамках изменчивого труда, тогда как по «норме прибыли» рассчитывается исключительно «мертвый», то есть, абстрактный труд. Казалось бы, каким образом спор двух коммуняк касается Федерации Земли? У меня не коммунизм, а самая, что ни на есть, феодальная тирания. По большому счету, если убрать за скобки многочисленные договоры о присоединении к Федерации Земли различных автономных округов и независимых республик, я был единственным хозяином всего и вся в глазах Мирового Закона. Все земли и все люди принадлежали мне. Вместе с тем, я не собирался становиться императором для удовлетворения своих властных амбиций или для того, чтобы стать неимоверно богатым. И империя, и огромное количество финансов, и даже моя личная сила были для меня инструментами для достижения одной единственной цели или миссии — при моей жизни земляне не должны быть рабами. Независимо от того, кто выступают рабовладельцами, другие расы или другие земляне — этого не будет на моих землях, пока я здесь.

Вопрос производительности труда меня очень заинтересовал. Чем больше производительность подданных, тем больше денег, в конечном итоге, сможет заработать Федерация Земли, и тем больше войск мы сможем воспитать или нанять. И здесь Струмилин задел какие-то мои струны. Действительно, как человек, чье детство прошло в 30-х, а юность началась в 40-х, я был более чем знаком с тем, как «обычный» предприниматель извлекал свою прибыль. Всякие сказки о красивой и свободной жизни в либеральной и демократической стране, которыми обильно почивали предыдущие два поколения россиян, разбивались о суровую правду предпринимательской деятельности при «свободном и конкурентном» рынке. На пресловутого Илона Маска, — икону капитализма в 20-х, до самого переселения работали мексиканские гастарбайтеры и мигранты. Более сорока лет самая современная и футуристическая автомобильная компания современности развивала свое производство, но фабрики и заводы до сих пор не были полностью оснащены роботизированными станками и конвейерами. Это было тупо невыгодно, страдала «норма прибыли». Дешевле было нанять новых мигрантов за три копейки, чем покупать роботов. И ловушка конкурентного рынка не позволяла этой и другим компаниям поступать иначе. Все, что интересовало акционеров и инвесторов — сиюминутная прибыль. Расходы на НИОКР были не особо высокими, да, и те вкладывались в близкие цели, а не в научно-технический прогресс.

Я с удивлением узнал, что через пять лет после реформы Косыгина стоимость закупки зерна в СССР увеличилась в девять раз. Тут не важно, у самих себя ли зерно закупалось или за рубежом. В начале 60-х не было никаких потрясений, чтобы снизить потребление хлеба в стране настолько, чтобы потом пришлось отбивать его обратно в девятикратном размере. И население, или даже животное хозяйство, не могло вырасти за 5 лет в девять раз. А значит, имела место быть гиперинфляция на зерно. Кто-то боролся за норму прибыли за счет простых граждан? И далее, когда СССР сел на нефтяную иглу, а потом Россия десятилетия не могла с нее слезть. Где может быть более высокая норма прибыли, чем не на продаже природных энергоресурсов? Человеку ведь ничего не нужно делать для их производства. Естественно,