Александра Лисина - Профессиональный некромант. Мэтр на учебе Страница 2

Меня на этом свете удержали именно они: мои верные умсаки, дремлющие сейчас в полуразрушенном склепе; горгульи, которым я создал новые тела; многочисленные артефакты, сделанные еще в старые времена и хранящие частичку моей плоти. И конечно же те двадцать девять зомби, на привязку которых я в свое время не пожалел ни времени, ни сил.

Моими стараниями всего за месяц с их тел исчезли трупные пятна, в глазах появился блеск, старые раны закрылись, волосяной покров восстановился, и вообще, со стороны они выглядели почти живыми… до тех пор, пока я не начинал всматриваться в их покореженные ауры.

– Мы готовы, хозяин, – рокочущим голосом произнес широкоплечий кузнец, которого я, оправившись от ран, поднял первым.

– Я выкачаю из вас энергию полностью, поэтому после обряда вы уснете на несколько дней. Когда накопители восстановятся, снова вас подниму – пора вплотную заниматься полями, пока граф не пригнал сюда народ. От работ по замку я вас не освобождаю – за месяц его нужно полностью восстановить. Но к тому времени как я уеду, надеюсь, мы все закончим и вы сможете без опаски находиться на солнце и спокойно жить среди людей.

– Хозяин, а магический фон мы здесь не испортим? – внезапно подало голос стоящее в углу громадное зеркало, а торчащая на его верхушке харя озабоченно нахмурилась. – Вдруг проверка из Совета опять нагрянет, а от замка темной магией тянет?

– После смерти лича здесь так фонит, что даже если я старшего демона призову, никто не догадается. А проверка если и будет, то не раньше чем через несколько недель. Ну-ка, покажи мою ауру.

Харя послушно кивнула, и поверхность зеркала тут же засветилась.

При виде отразившегося там худощавого подростка я хмыкнул. Ну да, вот это теперь и есть я: торчащие во все стороны рыжие вихры, большие уши, курносый нос, нелепые веснушки. А еще – до безобразия тонкие ручки, костлявое туловище и совсем уж тощие ножки, которых, к счастью, не видно под штанами.

Новая аура оказалась широкой и больше походила на сверкающий белый кокон, окружавший меня со всех сторон. Основной ее цвет был золотисто-желтым, но местами имелись и зеленые мазки, говорящие о способностях к целительной магии, и даже круглые белые пятна, свидетельствующие о недюжинном таланте к пространственной. А когда я убрал защиту, то в области солнечного сплетения проступила магическая печать в виде расправившего крылья ястреба – родового знака почившего ныне архимага, которому я был обязан всем, что имел.

Да, без Нича было тоскливо и грустно, а без могучей трансформы я порой ощущал себя уязвимым и слабым как никогда. Однако наличие полноценного дара окупало все. Включая то, что я, будучи потомственным некромантом, неожиданно превратился в светлого мага.

– Покажи мою вторую ауру, – приказал я и спустя пару секунд с торжеством взглянул на то, о чем ни граф, ни леди Ларисса, ни мастер Лиурой не имели ни малейшего понятия.

Окруживший мое тело второй кокон был черен, как сама ночь. Он больше походил на искусно сплетенную плотную паутину, центром которой являлась проступившая на левом предплечье вторая печать, чем-то напоминающая гигантского паука.

Надо сказать, передача магической печати – древний обычай, возникший еще в те времена, когда бездетные, находящиеся при смерти маги стали передавать силы наиболее одаренным ученикам. Вместе с силой к ученику переходило все имущество учителя, слуги, деревни и даже замки, если таковые имелись. Потом, правда, многие отказались от обряда, сочтя его малоэффективным, и вскоре забыли.

Многие. Но не все.

У меня таких печатей было две: светлую я получил от мастера Твишопа, когда тот в процессе воскрешения передал мне собственный дар, а темную вырезал на предплечье сам, едва очнулся и обнаружил себя в новом теле. А потом охотно продемонстрировал графу, подтверждая, что именно я являюсь единственным наследником погибшего мэтра Гираша.

Будучи обязанным мэтру… то есть мне… до самого гроба, его сиятельство хоть и растерялся от неожиданности, все же не отказал мне в любезности помочь с переездом. Он доставил сюда мои личные вещи, обширную библиотеку, весь набор артефактов, замаскированных под дешевые безделушки, и даже испуганно озирающуюся Лиш, которая, впрочем, быстро меня узнала.

А когда мастер Лиурой, скрипя зубами, пояснил его сиятельству все последствия обряда, граф с большой неохотой выплатил и полагающийся мне гонорар. Все десять с половиной тысяч, которые я честно заработал, пока избавлял эти земли от нежити.

Единственная проблема, с которой я столкнулся, – это необходимость скрывать от посторонних тот факт, что моя вторая печать активна. Магическое сообщество до сих пор считает, что это невозможно, и мне совершенно не хотелось никого разуверять.

Более того, наличие двойного дара сделало бы меня объектом пристального внимания Совета, которое юному барону Невзуну ни к чему. Но я успешно решил эту дилемму, наложив на печать сложную защиту. А еще целый месяц сливал темные силы в алтарь, накопители и в своих собственных подопечных, благодаря чему мои вторые печать и аура истощились, перестав определяться магически. Лиш очень быстро забыла о проклятии, горгульи смогли ожить, а все три десятка зомби обзавелись нормальной внешностью.

– Отлично, – оскалился я, поворачиваясь к светящемуся алтарю, на котором уже лежала потрепанная книга в обгоревшей обложке. – Время близится к полуночи. Верзила, вам лучше присесть: ритуал воскрешения – дело долгое и муторное. Но если у меня хватит сил, у всех нас скоро начнется новая жизнь…

Схему ритуала я вычерчивал мелом почти шесть часов и закончил ближе к рассвету, когда наступал пик возможностей темной печати. Сил на это ушло немало, и зомби я, как и говорил, действительно истощил, превратив их в груду беспорядочно сваленных в углу тел. Зато когда рисунок обрел цельность, я оглядел испещренный символами пол и испытал чувство удовлетворения: схема, несмотря на длительное отсутствие практики, получилась идеальной.

– Надеюсь, ты не проклянешь меня за то, что я снова потревожил твой покой, – хмыкнул я, ножом распоров себе руку и проследив, как кровь из порезанной вены заполняет выцарапанный на алтаре рисунок. – Ты всегда любил жизнь и боролся за нее до конца. Для тебя не было ничего важнее победы над смертью и собственной немощью. Хорошо, если и после ухода ты не изменил своим принципам, иначе я зря все это затеял.

Словно насытившись кровью, алтарь, испускающий свет, засиял еще ярче каким-то зловещим багровым оттенком. Такими же огнями загорелись и руны на полу, и стены, и даже, кажется, потолок. А спустя несколько минут в комнате заметно похолодало, и вырвавшееся из моего рта облачко пара дало понять, что дверь между мирами вот-вот готова открыться.

Дождавшись, пока на стенах осядет иней, я улыбнулся и, перетянув руку заранее приготовленным лоскутом ткани, приложил темную печать к алтарю. А затем затянул монотонный речитатив, призванный удержать дверь в Иное хотя бы на несколько мгновений.

Магия крови играла в обряде роль связующего компонента, объединившего мир живых с миром мертвых. Руны выполняли функцию отмычки, с ювелирной точностью подобранной к самому сложному на свете замку. Находящийся в центре схемы алтарь стал источником силы, позволившим провернуть отмычку в замочной скважине. А я являлся просто-напросто посредником. Маяком для заблудившейся в коридорах вечности души.

Правда, и это не гарантировало результата, потому что далеко не всякая душа стремится вернуться обратно: Нич должен был сам услышать и почувствовать мой зов. И сам должен был захотеть вернуться.

– Я знаю, ты не забываешь долгов… – прошептал я, почувствовав, как ворвавшийся в помещение холод заморозил меня буквально до костей. – Ты мне должен, Нич, помнишь? И я пришел потребовать с тебя этот долг!

Порыв ледяного ветра, вырвавшийся из-за внешней границы очерченного мною круга, был поистине страшным. Я едва устоял на ногах, несмотря на целую кучу охранных рун и защитных заклинаний. Над головой тоскливо застонали потревоженные перекрытия. Где-то снаружи грохнула дверь. А затем вырвавшаяся из алтаря тьма вспыхнула грязным черным цветком и, заполонив все вокруг, мгновенно поглотила окружающий мир и густыми клубами вилась вдоль края пылающей алыми огнями схемы. При этом она стала почти осязаемой. Живой. Я словно видел перед собой хищное существо, плотоядно облизывающееся и жадно посматривающее на мою кровоточащую руку.

– Ни-и-ич… – решительно позвал я, не обращая внимания на то, с каким вожделением тьма сжимается вокруг алтаря, с довольным урчанием слизывая один слой защиты за другим. – Нич! Вернись, старый маразматик, я должен задать тебе пару важных вопросов! Сумеешь ответить – так и быть, упокою на веки вечные. А если нет… прокляну! Да так, что тебя и в посмертии будут мучить недельные запоры.