Мишель Демют - Барабаны Австралии (2095) Страница 11

С приборного щитка раздалось негромкое кваканье. Судорожно замигала узкая световая полоска.

«Сообщите свой пароль! Сообщите свой пароль!»

Снова послышалось кваканье. Теперь он разобрал, что кто-то обращался к нему на немецком языке.

«Нейтрал! Нейтрал!» отвечали на всех диапазонах радиопередатчик и фары аэрокара. Но землю явно не удовлетворял такой ответ, и менее, чем в километре впереди по курсу к небу поднялась стена заградительного огня.

Брат Доломар рванул на себя рычаг под табличкой «Экстренное бегство».

Ускорение раздавило ему грудную клетку, и некоторое время он отчаянно боролся за право сделать очередной вдох.

Аэрокар отчаянно маневрировал между клубками разрывов. Пение динамо перешло в ультразвуковой диапазон, и цепочка пузырей позади аппарата превратилась в почти непрерывную ленту, дальний конец которой терялся в дыму и вспышках.

Пересекая первое облако газа, брат Доломар почувствовал, что хлебнул кислоты. Спазмы кашля бросили его на приборный щиток, о который он сильно ударился головой. Боль привела его в чувство. Он вытер струившиеся по щекам слезы, на ощупь нашел висевшую сбоку маску и едва не захлебнулся холодным, насыщенным кислородом воздухом.

Мотаясь из стороны в сторону, подобно шлюпке в бурном море, аэрокар перепрыгнул через гряду холмов и нырнул вниз, в тишину и покой.

Рев потока энергии ощущался сильнее, чем когда-либо прежде.

Брат Доломар подумал, что находится в нескольких шагах от сердца часовни.

Темная река, усеянная блестками отражавшихся в воде звезд. Лес, черный, как чернила, над которым висели клочья тумана. Долина, невысокие скалы, извилистое ущелье. Аэрокар мчался на максимальной скорости.

Брат Доломар скомандовал ему приземлиться. И в эту секунду, зажмурившись, он увидел древо света в центре своего сознания.

Наступил час исполнения обязанностей. Брат Моренар и брат Гренье пришли вместе с учеником к келье брата Лезье и остановились на пороге, ожидая, пока тот не решит, какие распоряжения нужно отдать им на сегодняшний день. Но произошло нечто неожиданное.

– Я услышал призыв, - промолвил брат Лезье, сидя на постели. - Я должен отправиться к нему, чтобы услышать его пожелания.

С тех пор, как в прошлый раз эти слова произнес брат Дорфус за несколько часов до своей кончины, никто не высказывал подобного требования. Брат Лезье имел в виду, что он хочет спуститься в склеп, где покоится святой Франсуа. В место, еще более таинственное, чем сердце часовни, где бушевали вихри лабиринта и таились адские опасности. Требование брата Лезье могло иметь лишь один смысл, крайне важный для Станции: он должен был принять титул Отца. Последующие его решения могли коренным образом изменить течение жизни всех обитателей Станции.

– Мы будем сопровождать вас, брат мой, - торжественно сказал брат Гренье, старший по возрасту. - Но Дуглас, пришедший сюда вместе с нами, еще ученик. Он не может идти туда.

– Да будет так, - пробормотал брат Лезье, обуваясь.

Ученик Дуглас последовал за братьями по трем коридорам, затем по главному саду с бассейном, где большие рыбы, с которыми человек познакомился во время колонизации Венеры, разговаривали друг с другом, обмениваясь пузырьками времени между стеблей кувшинок и других водных растений.

Они остановились перед очередным длинным коридором, давно получившим у учеников название Коридора Времени. Говорили, что только брат Лезье может без риска пройти этим коридором, потому что ему еще нет четырех тысяч лет.

– Вам придется остаться здесь, - обратился он к братьям Моренару и Гренье, а также к коротко постриженному ученику. - Услышанный мной призыв был особенным и очень настойчивым. Я знаю дальнейший путь. Идите, помолитесь, а затем посмотрите на звезды. Одна их них в ближайшем будущем примет кого-нибудь из вас.

И он удалился по коридору, а братья Моренар и Гренье задрожали от нетерпения и тревоги, поскольку они оба были предназначены для Передачи.

«Человек-святой, Человек-царь, Властелин всех земель, слейся со Вселенной, почитай материю, умножай энергию… Сохрани в себе свет Иных Миров, прислушайся к голосу Океана, в котором говорит Рыба…»

Брат Лезье поднял голову. Он был уверен, что вошел в склеп, но сейчас он снова находился снаружи, перед двумя решетками, изготовленных из взятого на Солнце вещества.

Брат Лезье снова начал читать молитву из главы о Человеке.

Он был убежден, что, читая молитву, неправильно произнес какой-либо звук, в результате чего тончайшая механика, управляемая откуда-то издалека, заблокировала доступ в часовню и склеп.

Она точно так же управляла временем в соответствии с принципом Делишера.

Пространство содрогнулось. Солнечные спирали, подобные вспышкам магния, взвились кверху позади экрана. Время повернулось вокруг невидимой оси.

Брат Лезье увидел, словно со стороны, висевшую в пространстве нелепую путаницу труб и сферических блоков, слагающих Станцию, а также Землю в нескольких километрах от себя.

– Я пришел, - медленно произнес он.

Он знал, что где-то на Земле его слышали, его слушали сквозь шум прибоя, в котором смешались пространство и время. Именно там настраивали и регулировали пучок волн, позволявших воспринимать происходящее на Станции.

Он уселся в высокое черное кресло.

Склеп, находившийся перед ним, осветился. Внутри склепа, залитого желтым светом, покоился Жорж Франсуа, точно такой же, каким он был в момент своей смерти. Время в склепе текло не для него, а вне него. Эффект Делишера захватил его и увлек в свой вихрь. Возможно, наступит день, когда адепты пророка решат переправить его на один из миров, который он посетил в своих видениях. Но большинство из них не имело ни малейшего понятия о том, что их святой пастырь продолжал жить в сердце Станции, и что именно благодаря этому на Станции можно было слышать голоса, управлявшие ее жизнью.

– Я пришел. Я слушаю, - повторил брат Лезье.

Его иногда посещала мысль о том, что в своем аквариуме святой Франсуа должен был иногда встречать Левиафана, увиденного им среди звезд, звезд, обещанных человеку, звезд, от которых он не задумываясь отказался бы ради простого человеческого счастья.

Но требовалось счастье для Земли, невозможное без безграничного могущества Святой Церкви Экспансии.

Экспансии человека.

Экспансии мысли. И, быть может, времени.

Он часто мечтал, находясь в сердце Станции, о победе над временем, о господстве над прошлым, о колониях, основанных в будущем.

Сегодня он не успел достичь вершины своих мечтаний. Он услышал голоса и был вынужден подчиниться им.

В тишине кельи он уловил суть послания.

Голоса пришли с Земли. Это были голоса древних старцев, находившихся где-то в Северной Америке. Голоса тех, кто задумал и спроектировал Станцию, голоса тех, кто распознал пророка в Жорже Франсуа.

Раньше эти голоса обращались к нему в более обыденной манере. И он всегда подчинялся им. Ни разу у него даже не появилась мысль о возможности взбунтоваться. Несмотря на то, что он с недоверием относился к Иным мирам, что иногда даже задерживал, насколько это было возможно, очередную передачу. Он знал, что является всего лишь одним из членов Святого Ордена. И те, кто находился на Земле, тоже знали это.

Голоса снова потребовали что-то, и он едва не крикнул, чтобы они помолчали, пока он размышляет.

Но голоса знали все, и они тут же сообщили ему, что на Станции будет немедленно восстановлено обычное исполнение обетов, и что его любимый сын, который сейчас был сослан на Землю, вернется к нему, если он сохранит верность своему призванию, верность Святому Франсуа, верность человечеству.

Когда голоса замолчали, когда несущая волна покинула Станцию, брат Лезье еще долго сидел с удрученным видом. Он думал, что вряд ли на Станции можно найти еще кого-нибудь, кто страдал бы столько же, сколько страдал он.

Голоса знали это. И удивительные устройства, находившиеся в склепе, нередко понимали его лучше, чем он сам.

Когда он встал, повернувшись к входной решетке, время внутри склепа сконцентрировалось в виде облака жемчужного цвета, и обрывки образов прошлого закружились вокруг брата Лезье, подобно фантастическому снегопаду.

Миниатюрные картины его детства, похожие на кусочки головоломок. Губы девушки и черепицы на крыше. Карандаши в стакане. Обнаженный живот. Бокалы с вином, освещенные заходящим солнцем. Налившийся кровью свирепый глаз. Вершина лунного пика. Слово «лесистый», напечатанное черной краской на желтой бумаге. Серый ромб, планирующий в оранжевом небе. Разряды молний, грозно полыхающие над почти неразличимым во мраке городом. Яйцо бледно-лилового цвета в черном пространстве без звезд.

Брат Лезье шагнул к решеткам, закрывающим вход в склеп.

Утешение было всего лишь карой за какие-то прегрешения. Древние, голоса которых он слышал, были отнюдь не более проницательными психологами, чем многие из людей.