Билл Болдуин - Отчаянные Страница 12

— Радиационный пожар! Радиационный пожар в машинных отделениях! Аварийная бригада — быстро к месту аварии! — Тем временем огонь слегка притих, но тут же появился снова. По меньшей мере одно из двух машинных отделений получило прямое попадание! Это уже было слишком рискованна. Необходимо было спасать людей.

— Отставить аварийную бригаду! — рявкнул я. — Говорит капитан: экипажу немедленно покинуть борт! — Я покосился на навигационный дисплей. — Ближайшая суша в красном секторе, в трехстах кленетах. — Я оглянулся на тех, кто сидел за моей спиной на мостике, и дернулся от жгучей боли в плече. Они испуганно смотрели на меня. — Вон отсюда, тытьподери! — взревел я. — Все должны знать, как пользоваться спасательными пузырями. Кто-нибудь подберет вас в течение метацикла.

Никто не пошевелился.

— ВОН!

Они вскочили и бросились с мостика. Вскоре за кормой мелькнули и тут же скрылись позади четырнадцать спасательных пузырей.

Я связался с Аталантой, вызвав спасательную флотилию, и они дали мне курс на базу. Что ж, хорошо… Если мне только удастся до нее дотянуть. Еще через десять мучительных циклов, на протяжении которых я терял сознание, снова приходил в него, а диспетчеры заботливыми наседками опекали мой израненный «Огонь», я наконец завел его на посадку. Два зеленых огня в створе полосы разрешали мне аварийное приводнение. Теперь мне предстояло принять решение. Выбрасываться ли мне, оставив «Огонь» превращаться в груду металлолома? Или все-таки попробовать посадить его? В последнем случае корабль, возможно, удастся восстановить, что в нынешней ситуации неоценимо. Увы, результатом посадки могла стать все та же груда металлолома, только на этот раз я буду внутри…

Выбрасываться было бы унизительно. Однако еще сильнее этого было обычное для уважающего себя рулевого нежелание жертвовать машиной — тем более что мне уже удалось дотащить ее почти до дома.

Продолжая снижаться, я попробовал оценить ситуацию. Ходовые машины практически не работали — вот, значит, что горело. Гравигенераторы тоже держали еле-еле. Все же мы продолжали лететь на высоте какой-то тысячи иралов, и рулевые генераторы продолжали исправно работать.

Я прошел над базой, и тут меня окликнул один из диспетчеров.

— Пожар усиливается, адмирал. Вам нужно срочно что-то предпринимать.

Еще бы. В довершение всего Гравигенераторы вырубались все чаще — и я ничего не мог поделать с этим, поскольку у меня не было приборов.

— Эф-эй триста тридцать семь, приводняюсь, — заверил я их. Возможно, голос мой звучал не слишком ровно — хвала Вуту, видеосвязь не работала, а то бы я напугал их до смерти. Усилием воли удерживая себя в сознании, я довольно осторожно снизился, довернул на вектор, потом щелкнул рычажком натяжения привязных ремней на «МАКСИМУМ» и коснулся воды в то самое мгновение, когда оба гравигенератора смолкли как обрезанные.

Я окончательно потерял управление. Ужасный грохот… фонтаны воды по обе стороны от корпуса… хаос. Казалось, ремни вот-вот порвутся — в какое-то мгновение я даже жалел, что они не делают этого! Пропрыгав примерно с кленет по волнам, корабль остановился, покачиваясь и кренясь на правый борт, но все же целый — если не считать едкого черного дыма, который начал наполнять мостик. Я отстегнулся, выбрался из кресла, и тут палуба ушла у меня из-под ног и я со стуком ударился шлемом об ее настил.

Последней моей мыслью перед тем, как окончательно потерять сознание, было воспоминание о поспешном взлете и о том, как быстро, оказывается, могут открываться эти чертовы ворота. Впрочем, тогда мне было уже не до размышлений о том, какими техническими средствами это достигалось: в момент, когда мы миновали ворота, мой «Огонь» оторвался от воды на добрых сорок иралов, а за мной в плотном строю шли еще три перехватчика…

Надо мной возвышалась, оседлав меня, обнаженная женщина с запрокинутой в экстазе головой, с распущенными волосами до пояса — самая прекрасная женщина. Даже не верилось, что она может быть со мной вот так. Широко расставленные глаза крепко зажмурены… длинные ресницы… чуть вздернутый нос… гладкая кожа… Она прекрасна, прекрасна! Руки на бедрах, нижняя губы прикушена, она все учащает ритм… Еще… вот… вот оно! Мы кончили одновременно. Большие округлые груди вздымаются в такт частому дыханию. Рот приоткрылся. Щеки пылают. Мы оба вспотели. Она издает долгий животный стон.

Какая боль…

— Кажется, он приходит в сознание. — Мужской голос? Откуда боль? Снова чернота…

— На волосок от смерти. Потерял уйму крови. — Другой голос. Уильямс? Боль…

Лица, растворяющиеся в дымке…

—..крепче, чем вам кажется. Он выкарабкается. — Ее голос! Боль…

— Нет! Не уходи! Еще немножко!

— Что это? Он пытается говорить. — Первый мужской голос. Боль.

— Мне лучше уйти. — Снова ее голос. Боль.

— Именем Вута, не уходи — кричу я. — Не сейчас!

— Вам больно, адмирал? — Снова первый мужской голос. Боль.

— Где она, тытьподери вас всех?

— Адмирал? — Боль.

Ушла…

Боль все не прекращалась. В голове стоял звон, но зрение прояснилось немного. Сверху вниз на меня смотрел мужчина докторской наружности, вытиравший пот с моего лба. Стерильный белый потолок, яркий свет. Запах антисептиков. Госпиталь!

Я сделал попытку пошевелиться и не смог. Болело все тело. Все же мне удалось слегка повернуть голову — Вут подери, ожоги! Я скосил глаза. Меня явно держали в медицинском автомате. Левое плечо полностью скрывалось под слоем прототкани.

— Ну вот, почти все. Как вы себя чувствуете, адмирал?

— Просто ЗАМ-мечательно, доктор.

— Вот так лучше, верно, сэр?

Он производил впечатление ужасно молодого, симпатичного; его отличали светлые волосы, голубые глаза, узкое породистое лицо и до ужаса аристократичный нос. Он заметно нервничал. У меня мелькнула вялая мысль, не из саммерсовых ли он КМГСовцев.

— Так лучше, — утешил я его. — Который час?

— Начало третьего, дневная вахта, — ответил он.

— Шестнадцатое гептада?

— С утра, кажется, да, адмирал. Пижон. Впрочем, я еще не опоздал.

— Спасибо, — сказал я. — Вы сказали, вы уже почти кончили. — Боль как-то разом стихла. Механическая рука убрала с моего плеча защитную ткань.

— Как раз кончил, адмирал.

— Отлично. Вытащите меня отсюда. Мне необходимо быть в зале совещаний в три, доктор. Так что поторопитесь.

— Вы, должно быть, шутите, сэр.

— Уверяю вас, доктор, я говорю совершенно серьезно.

— Но вам нельзя. Вы еще недостаточно окрепли для…

— Откройте этот тытьчертов агрегат, доктор!

— Господин адмирал, это противоречит правилам. Я не могу брать на себя ответственность за…

— Всю ответственность я беру на себя, доктор, — послышался второй голос из другого конца комнаты — точно, Уильямс!

— Н-но, к-капитан…

— Насколько это ему повредит?

— Это зависит от того, насколько крепкий у него организм.

— Вы не хуже меня слышали то, что она сказала, — с нажимом произнес Уильямс. Она?

— Э… да, сэр.

Длинные пышные каштановые волосы. Значит, это мне не совсем померещилось. Ладно, выясним позже. Пока нужно, чтобы этот тип меня послушал.

— Значит, вам известно ровно столько же, сколько мне, коммандер. А теперь открывайте свою машину или покажите мне, как это делается. Если адмирал морально готов к тому, чтобы идти, он сдюжит.

— Т-тогда вся ответственность за него ложится на вас, капитан Уильямс.

— Я, тытьподери, принимаю ее. Вы как, адмирал, правда готовы?

— Давайте попробуем.

— Доктор, я приказываю вам открыть машину.

— Есть, капитан.

Боль оказалась слабее, чем я ожидал, но весил я, похоже, никак не меньше мильстоуна. Я сделал попытку сесть и потерпел неудачу. Черт, я был слаб как галацианский саблекотенок.

— Помогите мне, — сказал я.

Чья-то рука толкнула меня в правое плечо, и комната завертелась перед глазами. Я улегся обратно в машину.

— Ну, что я вам говорил? — спросил этот гадкий доктор.

— Еще раз, — сказал я. Похоже, я их все-таки убедил. На, этот раз мне удалось удержаться в вертикальном положении — не без помощи Уильямса, конечно. В помещении было холодно, светло и стерильно чисто. Ненавижу госпитали.

— Болит где-нибудь?

— Только плечо, доктор. Ну, еще пить хочется. Он протянул мне стакан, и я осушил его одним глотком.

— Еще.

После второго стакана я перевел дух.

— Джим, сколько у нас еще времени? — Только тут я обратил внимание на то, что он в повседневной форме — значит, он меня правильно понял.

— Примерно полметацикла, сэр.

— Господин адмирал, но вам нельзя выходить! — В голосе врача сквозили нотки отчаяния.

— Вздор. — Прежде чем он успел что-то предпринять, я опустил ноги на пол. Крышка стола стремительно надвинулась на меня и больно ударила по лбу. Я оказался на полу.