Андрей Ливадный - Среда выживания Страница 16

– Но мы еще не готовы!

– У нас есть сутки. Не больше, – отрезал Егор, мысленно прикинув: ускоренное воспроизведение событий заняло несколько минут, но на самом деле хонди потребовалось три недели, чтобы поднять корабль эшрангов. Значит, они сейчас на финальной стадии работ. Еще пара дней, и хондийский крейсер поднимут на поверхность. Более удачного момента для атаки у нас не будет. – Что с тестом планетарных машин? – спросил он.

– Я установил связь с ними, – ответил Павел. – Удалось наметить маршрут движения через затопленные тоннели. Все три БПМ герметичны и исправны, но сигнал слаб и неустойчив для дистанционного управления. Сегменты антигравитационной платформы на запрос не ответили – их использование пока под вопросом. Также остается неясным, как добраться до планетарных машин.

– Пойду я и Родион.

– Под водой?

– Да через затопленные тоннели и вентиляционные шахты.

– Егор, тебе нельзя рисковать! Ты слишком слаб!

– Возражения не принимаются. Я буду готов. Скажем, через восемь часов. Нужно выспаться. Родион, проверь состав штурмовых групп, проинструктируй людей. Кто покажется тебе негодным, отстраняй сразу. Вопросы?

Малехов лишь покачал головой.

Родион молча кивнул.

– Я подготовлю МаРЗы. – Павел встал. – Буду наблюдать за вами, снабжать информацией.

– В таком случае – решено. Через восемь часов начинаем! – Егор с усилием встал. – Не смотрите на меня так! Высплюсь, буду в норме! Да, вот еще что. Метелину передайте: пусть подготовит препарат, нейтрализующий нерв. Мне нужно оставаться человеком, пока не доберемся до крейсера.

С Бестужевым явно происходило что-то неладное. Он вдруг заспешил, не оборачиваясь пошел к выходу.

В коридоре он чуть не столкнулся с Настей.

– Егор, – она хотела подойти, но он грубо ее оттолкнул и ринулся дальше.

Колониальное убежище. Два часа спустя…

– Егор, не спишь? – Бутов вошел в отсек, осмотрелся. – Что происходит? Почему не отдыхаешь?

– Все нормально – Бестужев перевернул карандашный набросок изображением вниз.

– Врешь – Родион уселся напротив. – Настю зачем обидел? Скажешь, не нарочно? Она к тебе со всей душой, а ты?

– Так лучше для нее! И закроем тему!

– По совести поступил?! – возмутился Бутов. – Странные у тебя понятия!

– Нормальные! – резко ответил Егор.

Боль глодала изнутри. Он не ощущал себя человеком. Чуждое восприятие прорывалось даже в мелочах, о сильных чувствах и говорить нечего.

Родион хмурился, молчал. Их дружба явно дала трещину, а ведь казалась незыблемой!

– Не лезь ко мне, – тихо, но твердо произнес Егор.

– Это все из-за хондийского нерва, да? Ну, признайся? Я помогу! Мы все поможем!

– Ты меня не понимаешь. Поверь, я не хочу ссориться. Просто оставь меня в покое!

– Ладно. Я тут кое-что узнал. Поговорил с Метелиным и Малеховым. Думаю, тебе нужно знать…

– Давай, только коротко, – хмуро кивнул Егор.

– Еще пятерых добровольцев решено подготовить к имплантации. Я в их числе, – неожиданно сообщил Родион.

– Не смей! – Бестужев сидел сгорбленный, напряженный, карандаш в его пальцах вдруг хрустнул, переломился. – Не смей! Ты должен остаться человеком!

– А ты кто?! Вздор несешь!

– Родька, пойми, даже если я полностью обуздаю нерв, прежним уже не стану никогда!

– Покажешь рисунок?

– Нет!

Бутов потянулся к листу пластбумаги. Егор успел перехватить его за запястье, сжал, но проиграл в секундной борьбе. Родион взглянул на изображение, вздрогнул.

Малехова и Русанова он узнал мгновенно. Одно лицо плавно перетекало в другое. У двуликого существа Егор прорисовал лишь черты, тело он изобразил схематично в виде смутного контура неясных очертаний.

Фоном служил плохо освещенный тоннель. За спиной двуликого существа виднелась нестройная толпа людей, бредущих следом. В их глазах пылала надежда. Среди серых лиц он заметил себя, затем Настю – ее черты застыли, окаменели, лоб девушки вытянулся, на щеках косыми штрихами проступали дыхательные щели, словно у хонди!

– Отпусти. Больно.

– Сам нарвался. – Бестужев с трудом разжал пальцы.

– Егор, извини меня.

Слова ничего не значили. В сравнении с рисунком они прозвучали, как блеклая дежурная фраза.

– Настолько плохо?

– Нет. Нормально. Сказал же – справляюсь!

– А это? – Родька, не отрываясь, смотрел на жуткий набросок.

– Так вижу мир. Сам ведь знаешь, я никогда не рисовал чего-то вымышленного.

– Среди землян есть психологи.

– Родька, прошу, заткнись! Чем они способны помочь?! Я смотрю на Малехова, а его лицо искажается! Это не сбой в сознании, поверь!

– Метелин обещал удалить нерв, когда все закончится!

Бестужев усмехнулся, аккуратно положил обломки карандаша поверх рисунка.

– Ничего он не сделает. Техникой хонди надо управлять.

– Почему меня ты нарисовал без искажений?

– Так вижу, – упрямо повторил Егор. – Ты не пойдешь на имплантацию. Кто-то из нас должен остаться человеком! Пообещай – если все зайдет слишком далеко…

– Не говори ерунду! – резко осадил его Бутов.

– Там, – Бестужев указал на схемы чужих кораблей, – я окажусь лицом к лицу с хонди. Не перебивай! Да, убивал их раньше, но теперь все изменилось! Я уже ни в чем не уверен, понимаешь?! – Егор не выдержал, встал. Ходьба по отсеку немного успокаивала его, но со стороны выглядела так, словно Бестужев метался в клетке, – Бутову мгновенно вспомнились пленные хондийские бойцы, они вели себя точно так же!

– Ты Настю оттолкнул из-за этого? – он коснулся изображения.

– Да! – Бестужев резко замер. В каждом его движении читалась неестественная для человека работа мышц. – Родька, прошу, уходи. Я правда никого не хочу видеть! Мне нужно отдохнуть!

Бутов остался. Он сидел, упрямо глядя на рисунок, не понимая, что ноша Егора не становится легче, если ее разделить на двоих.

– И часто ты видишь Русанова? – спросил он.

– Один раз. На совещании. Лицо Малехова исказилось, но никто не заметил. Наверное, ты прав, это вот тут! – Егор зло постучал костяшками пальцев по своей голове.

– Я вот тоже постоянно вспоминаю Андрея Игоревича. Словно он с нами. Ведет по намеченному пути. Ты серьезно насчет нерва? Думаешь, тебе придется и дальше жить с ним?!

– Родька, прошу, не тупи! – Егор очень быстро терял самообладание. – Взгляни на землян! На что они годятся? Видел лицо Щедрина, когда я предложил ему нырнуть в затопленный тоннель? Помнишь, что он ответил?

– Начал мямлить что-то про гидрокостюм. Словно бредил от страха. Да, я понимаю тебя, Егор! Они будут выдвигать теории, что-то конструировать, терять время, спорить, пока не сдохнут от голода! А надо действовать!

– Они другие! – мрачно подытожил Бестужев. – Вот ответь, есть толк от имплантированных тебе знаний?

– Пока – нет, – признался Родька. – Каша в голове.

– Вот и у меня – каша, – вздохнул Егор. – Зато Пашка держится нормально, но заметил, какой он стал молчаливый, осторожный?

– Пройдет.

– Не думаю. Каждый из нас на своем месте. Щедрин не может нырнуть под воду, вряд ли способен всадить пулю в чужого. Зато мы можем! А дадим энергию, и все изменится!

– Ты к чему? – не понял Родион.

– От землян будет польза. И немалая. Нужно лишь создать им условия. Я много думал. Мы с тобой – как два последних патрона в обойме. Пашка сейчас не в счет. Каждый хорош на своем месте, – повторил он.

Егор сильно изменился. Не повзрослел, а скорее постарел за последние дни.

Родион внимательно слушал друга, понимал правоту его слов, а в глубине души ныло, скреблось чувство жалости, приходило секундное омерзение, затем жег стыд – он уже не мог воспринимать Егора таким, как раньше. Он видел в нем повадки хонди, временами ощущал острые запахи, невольно выделял и подчеркивал каждое угловатое движение. Его пальцы сжимались в кулак, немели.

– Я после совещания задержался, поговорил с Романом Степановичем, – Бутов с трудом вырвался из-под пресса эмоций. – Они с Пашкой взломали кибстек Русанова.

– И?

– Андрей Игоревич планировал захватить не один, а десятки, сотни кораблей! Сколько сможем.

– Зачем?

– Ресурсы. Энергия. Технологии. А главное – системы стасиса. Он придумал, как использовать их для защиты колонии! Я в технических подробностях не разбираюсь, но видел бы ты Малехова! Он с головой погрузился в заметки. Дважды назвал Русанова злым гением.

– Типа обидел?

– Нет, он восхищался и боялся. Дерзость Русанова его пугает. Я мало понял. Речь в заметках о каком-то периметре и репликантах.

Незнакомые слова оставили Егора равнодушным. Постоянная внутренняя борьба то утихала, то разгоралась с новой силой, и желания вникать в новости не было. Бессмысленно. Любой перспективный план разбивался о сегодняшнее положение дел.