Аластер Рейнольдс - Город бездны Страница 17

— Выбора все равно не было. Тем более, они уже надели скафандры.

— Безусловно, но вы знали, что для них это шанс. Подъемник находился высоко над верхними слоями атмосферы, и вам предстояло падать более одиннадцати минут.

— Замечательно. Но что толку в лишних одиннадцати минутах, когда все равно умрешь?

— Жизнь — это дар Божий, Таннер. Целых одиннадцать минут… К тому же спасательным катерам этого хватило, чтобы подобрать вас. Конечно, им пришлось пошарить в атмосфере, но нашли всех до единого — даже человека, который уже был мертв.

Я пожал плечами.

— Наверно, я думал только о самосохранении.

— Возможно, но лишь настоящий герой способен признаться в подобных мыслях. Вот почему я думаю, что вы действительно Таннер Мирабель.

— Но сотни людей, должно быть, погибли, — сказал я. — Какое уж тут геройство.

— Вы сделали все, что могли.

Следующие несколько минут мы шли молча. Тропа казалась все более заросшей и почти терялась в траве, пока не превратилась в узкую щель в дне долины. Постоянная перегрузка начинала изматывать.

Теперь я шел впереди. Амелия то и дело отставала, словно кого-то поджидая, потом обогнала меня и вышла вперед. Заросли сомкнулись у нас над головой, образовав сплошной полог — казалось, мы идем по темному туннелю. Амелия двигалась не в пример более уверенно. Вскоре она включила миниатюрный фонарик. Его узкий луч прорезал темноту, но я подозревал, что Амелия заботилась прежде всего обо мне. Что-то подсказывало мне, что она бывает здесь достаточно часто и помнит каждую ямку.

Спустя какое-то время необходимость в фонарике отпала. Впереди забрезжил молочный свет. Через равные промежутки времени он то затухал, то разгорался снова.

— Что это за место? — осведомился я.

— Старый строительный туннель, он остался еще со времен постройки Айдлвилда. Большинство их закупорили, но про этот, кажется, забыли. Я прихожу сюда часто, когда хочу поразмышлять в уединении.

— Благодарю за доверие.

Она посмотрела на меня, ее лицо почти растворилось во мраке.

— Вы не первый, кого я привела сюда. Но я действительно доверяю вам, Таннер. Это странно… и вряд ли связано с вашим подвигом. Но вы кажетесь добрым человеком. Вас окружает аура спокойствия.

— О психопатах говорят то же самое.

— Что ж, благодарю за жемчужину мудрости.

— Извините. Наверно, мне стоит заткнуться.

Мы продолжали путь молча. Еще несколько минут — и туннель закончился, и мы оказались в помещении, похожем на пещеру с искусственным плоским полом. Осторожно шагнув на его гладкую поверхность, я посмотрел под ноги. Пол был стеклянным, а под ним что-то двигалось.

Звезды. И миры.

«Веретено» вращалось, у меня под ногами плыла желто-коричневая планета, вокруг нее двигалась небольшая красноватая луна. Это было восхитительное зрелище. Теперь я знал, как возникают ритмичные вспышки света.

— Это Йеллоустоун, — пояснила Амелия, указывая на планету. — Луна с цепью больших кратеров — это Глаз Марко, она названа в честь Марко Ферриса, человека, который открыл Бездну.

Повинуясь внезапному порыву, я опустился на колени, чтобы посмотреть внимательнее.

— Значит, мы совсем недалеко от Йеллоустоуна.

— Да. Мы в движущейся точке Лагранжа относительно луны и планеты — в точке гравитационного равновесия, на орбите Глаза Марко, в шестидесяти градусах позади. А вот причальная платформа — там стоит большинство кораблей.

Она умолкла.

— Смотрите, вон они.

Кораблей действительно было множество. Одетые оболочкой из алмаза и льда, они сверкали подобно ритуальным кинжалам. Каждый из них — это целый городок. Длина этих сооружений — от трех до четырех километров, но на таком расстоянии они напоминали крошечных тропических рыбок. Их стайка облепила плавающий в пространстве анклав, корабли поменьше щетинились на причале вокруг ее кромки подобно иглам морского ежа. Весь ансамбль находился в двух-трех сотнях километров от нас. Прежде чем Отель Амнезии повернулся вокруг своей оси, Амелия указала на один из кораблей.

— Вон тот, что с краю — кажется, «Орвието».

Я представил себе, как эта сверкающая игла пронзает межзвездное пространство. Корабль мчится с околосветовой скоростью, покрывая невообразимое расстояние от Окраины Неба до Йеллоустоуна. И все эти пятнадцать лет втиснуты в несколько субъективных мгновений беспробудного сна… У меня похолодело в животе.

— Назад пути нет, — заметил я. — Даже если один из этих кораблей сейчас полетит на Окраину Неба, а у меня найдутся средства оплатить место на борту. Кому нужен герой тридцатилетней давности? Возможно, про меня уже и не вспомнят. А в худшем случае… кому-нибудь придет в голову объявить меня военным преступником и казнить в момент моего пробуждения.

Амелия медленно кивнула.

— Вы правы. Мало кто возвращается домой. Даже если война закончилась — все равно, слишком многое изменилось. И большинство еще до отлета знают, что не вернутся.

— А я знал, как думаете?

— Не могу сказать, Таннер. Вы не такой, как все.

Неожиданно она оживилась.

— Смотрите! Сброшенная оболочка!

— Что?

Я проследил за ее взглядом и увидел пустую коническую «раковину». Возможно, мне только показалось, но в нее мог поместиться любой из кораблей, пристыкованных к причалу.

— Я не очень разбираюсь в этих кораблях, Таннер. Я знаю, что они почти живые и способны со временем изменяться и совершенствоваться, а потому никогда не устаревают. Чаще это внутренние изменения, но иногда они влияют на форму корабля — например, он вырастает, или обводы становятся более сглаженными, чтобы корабль мог выйти на околосветовую скорость. При этом кораблю проще скинуть старую алмазную оболочку целиком, нежели заменять по частям. Они называют это «линькой» — словно змея сбрасывает кожу.

— Понятно. А потом эту броню можно продать по сходной цене?

— Продать? Это никому и в голову не приходит. Они просто оставляют эту благодать вращаться на орбите, пока кто-нибудь в нее не врежется. Мы захватываем оболочку, стабилизируем орбиту… Одну такую мы обложили скальными породами с Глаза Марко. Потом пришлось подождать, пока не появилась еще одна, подходящего размера. Тогда мы соединили их и, наконец, сумели построить Айдлвилд.

— Выгодная сделка.

— Ах, работы было много. Но проект оправдывает себя. Во-первых, для заполнения цилиндрического анклава такой же длины требуется куда больше воздуха. А во-вторых… Как и все люди, мы стареем. Нам все тяжелее находиться там, где соединяются раковины, и выполнять свои основные обязанности. Мы все больше времени проводим на возвышенностях с низкой гравитацией и постепенно переселяемся к концам «веретена». Можно сказать, ближе к небесам.

— Надеюсь, не слишком близко.

— Наверху не так уж плохо, — улыбнулась Амелия. — Во всяком случае, наши «божьи одуванчики» с полным правом поглядывают на остальных сверху вниз.

Позади нас послышались тихие шаги. Я застыл — и моя рука снова сжала несуществующее оружие. Потом чья-то фигура, почти неразличимая в темноте, скользнула в пещеру. Я увидел, как насторожилась Амелия. На минуту пришелец замер, и я слышал только его дыхание. Я тоже молчал и терпеливо ждал, пока пещера снова осветится, и я смогу его рассмотреть.

Он заговорил первым.

— Амелия, ты знаешь, что тебе не следует сюда приходить. Это запрещено.

— Брат Алексей… — проговорила она. — Ты же знаешь: я не одна.

Эхо его смеха — фальшивого и наигранного — отразилось от стен пещеры.

— Неплохо сказано, Амелия. Но я знаю, что ты одна. Ты не поняла, что я следил за тобой? И видел, что ты шла одна.

— Нет, не одна. Просто я шла последней. Я догадывалась, что ты следил за нами, но не была уверена.

Я молчал.

— Ты никогда не умела лгать, Амелия.

— Возможно. Но сейчас я говорю правду — верно, Таннер?

— Она говорит правду, — подтвердил я.

В этот момент свет снова хлынул в пещеру, и я увидел нашего собеседника. Судя по тому, как к нему обращалась Амелия, он тоже принадлежал к Нищенствующим, но был одет чуть иначе. Простую черную хламиду с капюшоном украшала эмблема снежинки, вышитая на груди — словно покоилась на скрещенных руках. Выражение лица трудно было назвать безмятежным. Похоже, парня сильно мучил голод. К тому же он был бледен как покойник, с заострившимся носом, под скулами залегли тени.

— Она говорит правду, — повторил я.

Он шагнул к нам.

— Дай-ка я на тебя погляжу получше, слякоть, — брат Алексей разглядывал меня, и его ввалившиеся глаза мерцали. — Давно проснулся, верно?

— Пару часов назад.

Я стоял неподвижно. Пусть поглядит, из какого теста я сделан. Он был выше меня, но весил примерно столько же.

— Наверно, это немного… но достаточно, чтобы понять: мне не нравится, когда меня называют слякотью. Это что, жаргон Ледяных Нищенствующих? Или вы не столь набожны, как притворяетесь?