Владимир Подольский - Звезды на дисплеях Страница 17

Честно говоря, я хорошо помню только первые два часа. Я иду так, чтобы моя тень была прямо перед глазами. Это главное. Моя рация сканирует диапазон, периодически натыкаясь на автоматический 'мэйдэй' Серёжиного передатчика. Да ещё у него в рюкзаке вещает 'аварийка'. Ходячий радиоцентр, да и только! И никто не отвечает... Идти с каждым километром всё трудней, неужели всё напрасно?

Потом мне делается всё равно, я только помню, что должен идти. Пот заливает глаза, вместо одной тени впереди появляются две, и я выбираю курс между ними. Вдруг становится легко, я этому отстранено радуюсь, пока не оказывается, что я потерял баллон. Возвращаюсь. Спотыкаюсь о баллон, его не видно, прямо в глаза светит солнце. Баллон в лямки и на прежний курс.

Кажется, я терял сознание, нет, не сознание, что-то другое, поскольку, когда прихожу в себя, то нахожусь на прежнем курсе. Наверно мозг отключается по частям: ответственная за направление бдит, другие отдыхают. Перед глазами снова мигает короткая красная полоска. Ага, это отдых! Воздуха осталось на несколько минут. Остановиться, баллон на почву, штуцер, клапан. Руки делают всё сами, а я, кажется, в это время сплю. Сколько я проспал, сидя на коленках не знаю. Просыпаюсь почти бодрым и даже, кажется, полным сил. Что-то сигналит дисплей... как не полная заправка? Похоже, я заправляюсь уже не первый раз, а про предыдущие просто забыл. Заспал, забеспамятел... Ничего, и несколько часов жизни тоже здорово!

Поднимаю баллон, пристраиваю его на лямки и... бросаю. Он пуст, зачем его тащить? Глупо радуюсь такому облегчению. Машинально подтягиваю лямки и вперёд, тень должна быть впереди! Скоро, или не скоро, тень вдруг заметно укорачивается, впереди оказывается пологий подъём. То, что мне нужно! Взбираюсь на гору, силы быстро улетучиваются. Где-нибудь, тут в тенёчке и заляжем. Ползу на четвереньках. Вершина.

Опа! В наушниках ясно и чётко разговаривают, правда не по-русски, но это не важно: главное рация наткнулась на действующий канал. Что-то ору по-русски и, надеюсь, по-английски. В ответ встревожено, вроде на фарси или турецком, потом на ломанном русском:

- Ми слышать, кто ви, что случается?

Что-то объясняю, что говорю, точно не помню. В ответ:

- Держитесь, мы визивали ваша База, они уже летают!

И через мгновение уже без всякого акцента:

- Серёжа, мы пеленгуем твою аварийку, слышишь меня?

- Это курсант Кондратенко, Сергей тоже со мной, ему нужен врач. У него перелом голени, я вколол ему летаргин.

- Ты как себя чувствуешь, Вася? Как ты сюда попал? - озабоченный голос сержанта.

Я отвечаю:

- Отлично, гс... дин сержант! Пришёл...

И наверно теряю сознание.

Пришёл в себя я только через несколько дней в санчасти училища на Земле. Надо мной склонилась улыбающаяся Серёжина физия и спросила:

- Живой, скелетина?

- Чего это я, скелетина? - спросил я и попытался приподняться.

Поверхностный осмотр своего тела заставил меня согласиться с этим определением. Да, ярко выраженная 'скелетина'! Похоже, у меня в организме не осталось ни капли жира. Из обеих моих рук торчат иголки систем.

- А ты то, как? Ходить будешь? Или, только под себя?

- Уже хожу, вовремя ты меня вытащил. Врач сказал, ещё чуть-чуть и началась бы гангрена, - Серёга продемонстрировал ногу в аппарате Илизарова. - Сначала хотели комиссовать, но мы с сержантом упросили главврача. Сержант особенно напирал, дескать, столько денег на меня потрачено, лучше уж пускай хромой пилот получится, чем хромой подметала. А тебя, мне писарь шепнул, представили к медали 'За спасение в космосе'.

Мы посмеялись, и я вспомнил про базу репторов и про свой трофей, машинально пощупал грудь - медаль, а скорее медальон, был на месте под больничной пижамкой, рядом с жетоном.

- Слушай, Серый, а я ничего тут во сне не рассказывал?

- Чего ты только не рассказывал в бреду, какие-то пришельцы и динозавры за тобой гонялись, заслушаешься!

- Серёжа, ты не обижайся, я тебе позже всё подробно расскажу, а теперь позови мне генерала.

- Вась, ты головой не сильно стукался? Так-таки и сразу тебе генерала?

- Ну... да. Генерала сразу, это очень круто, сержанта позови.

Серёжа покачал в сомнении головой и уковылял на костылях.

Однако сначала вместо сержанта или генерала пришла медсестра, а сразу за ней и жизнерадостный молодой доктор. Он долго расспрашивал меня о самочувствии, мял живот и мышцы, а в ответ на мои настойчивые просьбы вытащил из рук иголки и разрешил вставать. Так что, с сержантом я встретился уже по дороге из туалета, когда ковылял в палату, придерживаясь за стеночку. С ним был и Сергей. Я глянул ему в глаза, мотнул головой в сторону, он понимающе кивнул и оставил нас одних.

Сержант смотрел на меня как на выходца с того света и молчал, что было ему не свойственно. Пришлось начать первым:

- Господин сержант, а нам с Сергеем зачёт засчитали?

- Вы только затем меня и вызвали, господин курсант? Ради этого вызова я бросил группу в классе, только, чтобы навестить умирающего. Твои товарищи там в моё отсутствие якобы самоподготовкой занимаются, а на самом деле бездельничают и в игрушки на ноутах режутся. А я тут с вами треплюсь! Но если вы ещё не умираете, то разрешите мне удалиться к закреплённой группе?

Таким сержант мне нравился больше, таким он был привычнее, что ли?

- Нет, не разрешаю, господин сержант-наставник! - ответил я, а сержант выпучил свои глаза и стал набирать воздух для адекватного ответа. - У меня есть важное сообщение для руководства и мне нужен ваш совет.

Воздух из лёгких сержанта вышел почти беззвучно, и я вкратце рассказал ему всё. Только про медальон не упомянул.

- А вы уверены, курсант Кондратенко, что это всё вам не привиделось в бреду?

- Более чем, господин сержант! Посмотрите снимки в памяти моего 'Доспеха' и решите сами.

На следующий день сержант пришёл вместе с генералом...

- Сынок, ты сам-то понимаешь, что ты обнаружил? - спросил на прощанье генерал, собрав со столика в конверт распечатки снимков и выходя из палаты с листком бумаги, на котором я изобразил план местности с лестницей и входом в базу репторов. И отдельно примерный план базы.

- Так точно! - ответил я по уставу ему вслед.

Хотя, конечно я этого точно не знал, но в армии положено отвечать именно так. А через полчаса нас с Серёгой забрали. Просто зашли в палату два незнакомых офицера и приказали собираться. Я запротестовал:

- А Серёгу-то за что? Он ничего не знает!

- Чего я не знаю, Вась?

Однако один офицер пресёк разговоры: 'Молчать!', а второй помог Серёге накинуть шинель. В коридоре никого не было, только выглянула из дежурки медсестра, но ничего не сказала, как будто это обычное дело - пациентов арестовывают.

Обошлись и без наручников, зачем? Один на костылях, а другого от ветра шатает. Посадили в генеральскую машину, а не в какой-нибудь воронок. Впрочем, и отвезли не на гауптвахту или в тюрьму, а в нечто вроде загородного дома отдыха. Где он находился, я так и не узнал, водитель затонировал стёкла до предела и поднял перегородку, отделяющую его от салона. Поместили нас в одну палату и принялись интенсивно приводить в норму: лечебная гимнастика, усиленное питание, два часа в сутки под системой. Отобрали телефоны, но привезли наши компы и разрешили заниматься. Для этого каждый вечер посыльный сержант вручал нам флешку с записью сегодняшних лекций и учебными заданиями. Поскольку с меня не брали никаких клятв, я поведал обо всех своих приключениях Серёге, тем более что арестовавшие нас были уверены, что он всё знает. Но про медальон я опять не упомянул.

Серёга, как оказалось, конец своего приключения помнил смутно, и мне ничего не пришлось пояснять и тем более, выкручиваться. Зато он требовал всё новых и новых подробностей о моей находке и, похоже, отчаянно мне завидовал. К сожалению, даже фотографий я ему показать не смог: моего 'Доспеха' тут не было, да и из него снимки, несомненно, сразу же изъяли. Пришлось мне напрячь свои способности, - а я тогда немного рисовал - и изображать для друга барельефы на бумаге, как они мне запомнились.

А он рассказал, как ему удалось сломать ногу - травма, считавшаяся в 'Доспехе' невозможной: его накрыло лавиной, и он еле выбрался на поверхность - впечатлений хватило бы на целую жизнь. Это мы, наивные, так тогда думали. Салаги...

'Больно мне было, Вася, знал бы ты, как мне было больно!' - сказал Серый и я вздрогнул. Я уже слышал эту фразу, но в настоящем времени.

Конечно, мы почти сразу поняли, что нас не арестовали, а просто изолировали на время каких-то событий, правильному ходу которых наше присутствие могло как-то помешать. Вечером я засыпал не сразу и долго обдумывал и восстанавливал всю хронологию случившегося. В этом мне помог приказ написать подробный рапорт о произошедшем. Я писал этот рапорт, а сам накладывал на сухие факты свои переживания, впечатления и мысли. И пришёл к однозначному выводу...