Карен Тревис - За чертой Страница 17

Арас ярко ощутил, как неумолимо пляшет в руках дубинка — вверх-вниз, вверх-вниз, — и сжал, а потом отбросил черенок мотыги. Облегчение, сильное, как от утоленной жажды, затопило его. Он упал на колени. Как трудно собраться с мыслями…

Нет, это совсем не похоже на сознание исенджи.

Шан избивала кого-то и смаковала, наслаждалась каждой секундой этого действа. Ужасно. Арас не хотел бы считать свою исан — а он уже признался себе, что воспринимает ее именно в этой роли, — мучительницей. Эта мысль покоробила бы кого угодно, но для него оказалась просто невыносимой. Он попытался отвлечься: сгрузил собранный желтолист на тележку и покатил ее по тоннелям, которые окружали город и вели к другим поселениям. В трубопроводе над головой прерывисто шумела вода — ее качали в ирригационную сеть.

У погрузочной станции стояла одна вагонетка, уже отчасти заполненная эвемом. Арас выгрузил содержимое своей тележки, а потом проверил сверху несколько глифов, выдавленных на мягком материале, — пункт назначения. Июссан, Барал. Значит, погода дома сухая и достаточно теплая, чтобы начать работы на земле.

Почему Шан Франкленд получала удовольствие, ломая человеку кости дубинкой?

Арас поднялся к входу и увидел там троих детишек — исанкет и двух мальчиков, — которые глазели на земные плоды его полей. Один из мальчиков водил рукой по биобарьеру и рассматривал кожу — покалывает. Других гораздо больше интересовали растения. Они поприветствовали Араса по-взрослому сдержанными кивками. Ему вспомнилась Рэйчел, дочка Джоша, которая наверняка захихикала бы от радости, увидев его, и бросилась бы на шею.

— Арас Сар Июссан, а это новое, — сказала исанкет и показала пальцем.

— Это называется «чай». Люди высушивают его листья и заваривают для питья. Его ближайшие родственники служат для украшения садов и городов, а чай — красив и полезен. Таргассат он бы понравился.

— Вкусный?

— Тебе бы он показался горьким. Но людям нравится. Это для Шан Чайл.

Исанкет внимательно всматривалась в глянцевые листочки, будто стараясь запомнить их до мельчайших подробностей. Потом вежливо кивнула и зашагала прочь, а мальчики послушно последовали за ней. В жизни им не суждено ничего другого.

Арас попытался вспомнить лицо своей исан — и не смог. Он не чувствовал вины за это: Аскиниас погибла почти пятьсот лет назад. Еще один носитель с'наатата, который предпочел закончить цикл самостоятельно. Говоря о героизме воинов с'наатат, часто забывают о матриархах, которые из чувства долга передали симбионт своим мужчинам. Некоторые из них знали об истинной природе с'наатата, другие нет.

Аскиниас не знала. И не знали его собратья по дому, пока не были заражены все до последнего.

Я начал все это. Я виноват.

Возможно, Бен Гаррод был прав. Предок Джоша говорил, что есть невидимое существо, которое называют Богом, и оно определяет каждому меру наказания. И Арас считал, что вечное безбрачие и одиночество — справедливая кара для того, кто заразил паразитом всю свою семью.

Пришло время возвращаться. Арас разобрал мотыгу и положил ее обратно в сумку. Ему не хотелось снова сжимать ее в руке — а вдруг придется заново пережить тот ужасный момент, когда Шан с ликованием дробила кости живому человеку.

Что бы ни подтолкнуло ее к этому желанию — не столько убивать, сколько мучить, — неистовая ярость пылала теперь в каждой его клеточке.

Придется быть осторожнее.

Глава шестая

Нет правды в той вере, которая не заботится о благе братьев наших меньших.

Шан сидела в туалете, положив подбородок на скрещенные руки, и наслаждалась уединением.

Унитаз не был идеальный, а о сиденье речь вообще не шла, но он принадлежал ей, работал, и чтобы воспользоваться им по назначению — в отличие от вес'харских уборных — не требовалось специальных приемов или физической ловкости. Она уже по горло сыта местными обычаями. Шан твердо решила, что будет ответственным гражданином Ф'нара, но вес'харская сантехника и мебель выше ее сил. Зато теперь у нее есть туалет и недоделанный диванчик на террасе, который она закончит, когда разберется, как делать уголки. А потом смастерит себе кровать — замечательную, удобную кровать.

Хлопнула входная дверь.

— Шан?

— Я здесь, Арас.

Пауза. Лишь бы он не принял ее слова за приглашение войти.

— Я принес желтолист. Много.

— Здорово. Просто прекрасно.

— Тебе нехорошо?

— Я в порядке.

— Ты…

— Слушай, со мной все нормально. Я скоро. Дай мне пару минут.

Бедняга. Он же не виноват. Ей очень нужно время, чтобы побыть наедине с собой, но в последние дни такая возможность выпадает крайне редко. Джош, возможно, спас ее от катастрофы, прислав услужливым умельцам вес'хар чертежи и описание туалета константинского образца.

Джурей сделали для нее унитаз из бирюзового стекла, возможно, слишком прозрачный, чтобы претендовать на право называться идеальным унитазом, но она научилась смотреть в другую сторону… А теперь в туалете есть еще и дверь! Шан осознала вдруг, что Арас раздражает ее гораздо меньше, чем раньше, и кричать на него ей совсем не хочется. Бедняга.

Кошмары тоже не способствовали благостному настрою. Она до сих пор тонула по ночам, просыпалась с острой болью в спине и с чувством опустошенности и заброшенности.

— Ты рано встала, — заметил Арас. Похоже, он нарезал круги по комнате. — У тебя все еще проблемы со сном?

Ох, пожалуйста, пару минут…

— Наверное, все дело в с'наатате. — Шан встала и глубоко вздохнула. Сюда всегда можно будет вернуться.

Открыв дверь, она увидела, что Арас стоит у раковины и внимательно изучает охапку желтолиста. Он осторожно погрузил палец в мягкие сморщенные листья, выудил оттуда что-то когтем и опустил на подоконник.

— Это всего лишь баник. Чуть-чуть пообсохнет и пойдет по своим делам…

Он казался полностью поглощенным своим делом. Шан могла судить об этом по его молчанию. Те недели, что они провели бок о бок в комнате, разделенной только занавесями, показали: единственное, что не дается Арасу, — это молчание. Арас очень любил поговорить. Пять сотен лет он провел в одиночестве, а теперь рядом с ним обнаружился слушатель, во всем на него похожий, за исключением того, что Арас происходил из рода созданий, которые очень любят скученность и болтовню, а Шан предпочитала быть наедине с собой.

Ты даже не можешь представить себе, через что он прошел, уговаривала она себя. Потерпи. Совсем немного терпения — и все будет хорошо.

Шан поймала себя на том, что рассматривает широкую спину Араса. Как красиво она сужается к талии… от внезапного осознания, что это не просто ксеноанатомический интерес, вспыхнули щеки. Она вспомнила, как Местин предостерегала ее от размножения. Неужели матриарх уже тогда заметила то, что ей открылось только теперь?

О, нет… Только не это! Возьми себя в руки, глупая баба…

— Ты плохо выглядишь, исан.

Шан напомнила себе, как сильно презирала Линдсей за то, что та залетела в неподходящий момент.

— Лучше называй меня Шан.

— Хорошо.

Арас поставил на стол миску с желтолистом и принес из угла мотыгу. Взвесил ее в руке. Он смотрел на рукоятку с таким видом, будто по ней ползло нечто отвратительное.

— Я должен спросить тебя кое о чем.

— Давай, спрашивай.

— Когда я беру в руки этот инструмент, у меня всплывает яркое воспоминание об одном инциденте. У тебя было похожее оружие.

Шан кивнула. Разумеется, так.

— Это дубинка. Полицейская дубинка. Одна до сих пор лежит у меня в рюкзаке.

— Ты кого-то избивала ею.

— Ну, это не намного сужает круг поиска. — Шан хотела пошутить, но от Араса пахло отнюдь не веселостью — волнением. — Да, я использовала дубинку для этого, и использовала много раз. Если покопаешься в моей памяти, поймешь, что это так.

— Но у меня перед глазами снова и снова встает один конкретный случай. Ты очень сильно переживала из-за чего-то, а потом пришел мужчина и накричал на тебя, велел сделать что-нибудь, и другой… Ты избивала его, ломала ему кости, а он даже не был вооружен.

Слова Араса звучали укоризной. Она сама могла бы упрекнуть себя в неподобающем подходе к исполнению служебных обязанностей из-за того, что действительно не помнила, о каком случае идет речь, но признаваться в этом не хотела.

— Прости, но я этого не помню. За всю мою жизнь на меня кричало очень много парней. И многим я пересчитала кости.

— А кусочки приходится собирать мне…

— Прости.

— Ты сидела на скамье в темноте, а потом вошел человек и сказал, что ты не должна сидеть там «всю ночь, черт побери».