Последствия старых ошибок (СИ) - Бэд Кристиан Страница 17

Я понял, о чем он.

— Щас, разбежался, — сказал я, в подробностях вспомнив Душку генериса и эти самые наручники. Шрамы на руках тут же зачесались. — Келли, — я нашёл капитана глазами. — Мне нужна твоя голова. И руки. И Дейс, и кто там ещё у тебя из технически одаренных?

Когда на связь с нами вышел генерал Пфайфер, эрцог был закован самым причудливым и жутким образом. Ребята постарались. Более устрашающую конструкцию за такой короткий срок вряд ли можно было придумать. И более безобидную — тоже.

Однако Локьё талантливо изображал жертву. Сомы он выпил совсем немного и его уже «отпустило» — лоб покрылся испариной, вокруг глаз проступила синева. К тому же он расслабился, наконец, обвиснув в кресле.

Пфайфер действительно орал. Однако Мерис тоже давно ни на ком не срывался. И эти переговоры были ему кстати.

Если коротко, то разговор шёл примерно таким образом. «Вы, гады, — визжал Пфайфер. — Нарушили перемирие и вторглись на экзотианскую территорию!» «Зато ваш командующий — у нас». Парировал Мерис. По силам и менталитету противники были примерно равны.

Я понял, что Дьюп просто тянет время, пытаясь выиграть хоть что–то сверх рассчитанного нами. Он, или лорд Джастин уже пришли бы к какому–то решению в споре с Пфайфером, но Мерис был не менее упрям и так же легко заводился, как и экзотианский барон. Прошло около часа, а они продолжали орать друг на друга с неугасающим энтузиазмом. А ещё будет — обещанный тайм–аут после предварительных переговоров. Мы должны были успеть. Должны.

И мы успели.

Дьюпу удалось затянуть переговоры на сутки! Покончив с Локьё, он подсунул Пфайферу ещё какую–то свинью. Я успел даже немного поспать.

В полудрёме прибыл и на «Леденящий». Никого из своих с собой не взял: в обслуге я не нуждался, а рисковать хоть кем–то из ребят — не хотелось.

Когда мы вышли из шлюзовой камеры, Эрцог, шагающий чуть впереди меня, затормозил, обернулся, и я прочитал вдруг в его глазах что–то холодное и жуткое, поднимающееся в нём, как поднимается, раздувая клобук, ядовитая змея.

Весь сон тут же слетел с меня. Перемена, произошедшая с Локьё, была страшной и разительной. Я невольно потянулся к оружию.

Но эрцог сделал какой–то жест и мышцы мои превратились в стекло. Умом я понимал, что именно он сделал: овладел вниманием, вошёл в контакт и сковал восприятие. Однако вырваться я не мог. Какое–то время Локьё позволил моему сознанию беспорядочно метаться, а затем отпустил, и лицо его снова приобрело обычное выражение.

— Это урок тебе, — усмехнулся он, и в глазах его снова возникла сталь. — Чтобы не расслаблялся. И никогда не доверял таким как я. Никогда! Ты понял?!

Мне показалось, что, если бы не толпа постороннего народа вокруг, он бы ударил меня.

Я вздохнул и пожал плечами.

— Проводите его в медблок! — бросил эрцог двум ординарцам и быстро пошёл по коридору. Его ещё ждала встреча с этим крикливым Пфайфером.

История пятая. Провалилась бы эта медицина

Я шагал, глядя в прямую, нервную спину ординарца, уже совершенно проснувшийся и злой. Понятно почему эрцог повёл себя так, но настроение он мне всё равно сумел испортить. И медик для этого моего испорченного настроения был как раз кстати. Хамить медикам я любил и умел.

Но и тут меня ждал сюрприз. Личный врач эрцога (здесь медиков называли врачами), был совершенно не похож на наших, имперских.

Лет ему, по виду, уже перевалило за триста. Костлявый, сухой, с бумажно–тонкой кожей, он был так же стар внешне, как мастера с Граны. Но это был именно человек, а не мастер, полностью пребывающий умом уже совсем в ином мире.

Домато был ЗДЕСЬ. Он подчинял себе кусок видимой ему реальности, и это было для него достаточно.

Пока я глазел на медика, как на какую–то диковину, он быстро вводил в компьютер программу обследования, только изредка оборачиваясь на меня. Похоже, этот беглый обзор заменял ему и капсулу меддиагноста, и анализы.

— Что–то беспокоит? — спросил он по–экзотиански.

— Не уверен, — ответил я осторожно. Меня много чего беспокоило, но к медицине это отношения не имело.

Домато, наконец, посмотрел мне в лицо, чуть нахмурил брови и перешёл на стандарт. Говорил он без акцента.

— Что–то беспокоит, я спрашиваю?

— Кажется, нет, — попытался отвязаться от него я.

Не отвязался. Пожалуй, наоборот.

— А ну — распрями спину.

Я повел плечами. По грудным мышцам прокатилась волна боли и исчезла где–то внизу живота. Ранками, оставленными мне на память Бризо, я так и не нашёл времени заняться серьёзнее. К тому же, действие стимулятора притупило на время ощущения, и они меня не беспокоили.

— Ложись.

Но сам он осматривать меня не стал. Позвал довольно молодого парня, лет 40 на вид. Веселого, улыбчивого.

К осмотру не машиной, а руками, меня в свое время приучил Дарам, и ничего против я, в общем–то, не имел. Парень заново обработал ранки на груди, зашил кое–что, а потом надавил на живот так, что я едва не взвыл.

Меня запихали–таки в капсулу меддиагноста и… обнаружили в кишечнике сапфир, упершийся какой–то острой гранью. Оказывается, я успел его проглотить, хоть и забыл об этом напрочь.

Молодой врач долго смеялся, когда я рассказал ему эту историю. И я смеялся. Я был рад, что сапфир нашёлся, хотя процесс его извлечения удовольствия мне не доставил.

Но веселый парень был чем–то похож на Дарама, у него была бездна хорошего настроения и…я получил гораздо меньше неприятных ощущений, чем ожидал.

Потом медик познакомил меня с предполагаемой программой исследований. Я мало, что понял, в чем честно ему и признался.

Мне выделили каюту, очень похожую на наши, только изначально рассчитанную на одного бойца (такой роскоши у нас на кораблях не водилось), я почитал в сети что–то про алайцев и завалился спать. Эрцога в этот и в следующие четыре дня — я не видел, хотя на «Леденящем» меня пускали почти куда угодно. Сам я к Локьё не пошёл, а он меня не вызывал.

Зато удалось побродить по кораблю.

Элиер, так звали молодого врача, взялся устраивать мне экскурсии. У него тоже было одно имя, как и у Дарама, и у их главного медика, и я не удержался и спросил, откуда он родом. Но врач только рассмеялся. Я всё–таки плавал ещё в экзотианском и решил, что он просто не понял вопроса.

Как–то мы, нагулявшись по оранжерее, спустились на нижнюю палубу. Туда, где стояла охрана, мы не подходили, конечно, но облазили достаточно, чтобы я получил приличное представление о сходстве и различии наших кораблей. Я расспрашивал о каких–то мелочах и мне охотно отвечали. Острые углы обходил сам. С Элиером мы больше не вспоминали о его происхождении, но имя медика оказалось неудобным для моего языка, и я постоянно спотыкался об него. Наконец не выдержал и спросил, есть ли какая–то более простая форма? Он рассмеялся, он был вообще любитель посмеяться, но ответил:

— Можно Элирэ или просто Рэ.

И тут у меня в голове что–то щелкнуло. Я до конца не понял, за что именно я зацепился, но имена легли вдруг в какой–то осмысленный ряд: Дарам, Элиер, Домато, Рогард… Я поднял на своего собеседника глаза, и он перестал смеяться. Покачал головой и положил мне узкую, но крепкую ладонь на губы, показывая, что говорить об этом не надо. И отрицательно покачал головой — совсем не надо.

Я кивнул, и он убрал руку.

— А здесь у нас вход в оружейную, — продолжил медик, как ни в чём не бывало. — Но нас туда, пожалуй, не пустят.

— Скажи, Эли…рэ, — да, так было произнести легче. — Существуют такие поражения мозга, которые вообще не лечатся? Я считал, что медицина сейчас достигла всего, чего ей хотелось…