Лидия Конисская - Чайковский в Петербурге Страница 2

Петербург был родиной Александры Андреевны — матери композитора. Здесь жило большинство родных и знакомых Чайковских, и им казалось, что в этом городе, в кругу близких людей, ждет их радостная и счастливая жизнь.

Однако детям не понравилось на новом месте. Неуютной показалась и мрачноватая петербургская квартира после простора родного воткинского дома. Не понравился им и сумрачный осенний Петербург.

Как тут все было непохоже на Воткинск, родной край, где жилось привольно и уютно, где родились первые музыкальные впечатления, первые музыкальные опыты! Где маленький Петя впервые узнал, что на свете есть Музыка. Там, в родном доме, она звучала на каждом шагу: мать играла на фортепиано и пела своим милым голосом. Бесхитростные и мелодичные романсы Алябьева, Гурилева, Варламова — таков был ее репертуар. Петя без конца мог слушать ее пение…

Звучала оркестрина, ею очень дорожил Илья Петрович. Настолько, что, когда пришлось однажды отправить ее в Петербург для ремонта, он писал жене, которая была там: «Если дело кончилось 700 и 800 рублями, даже и дороже, я буду на все согласен; разумеется, что с этой прихотью, которая уже входит в число необходимых, ты сократишь… другие мои поручения, например, шубу…»

Оркестрина играла произведения Беллини, Доницетти, Россини и, главное, Моцарта — его оперу «Дон–Жуан», которая с детских лет стала самым дорогим для Чайковского музыкальным произведением.

Илья Петрович очень любил музыку, очень интересовался ею. Жену, когда она была в Петербурге, он просит съездить в Павловск по железной дороге — «а если боишься, то найми карету» — для того, чтобы послушать в павловском Курзале, или, как тогда говорили, Воксале, оркестр Германа, славившийся среди столичных меломанов.

В Воткинске часто собирались к нему знакомые, владеющие разными музыкальными инструментами, — сам хозяин играл на флейте, — и исполняли квартеты и трио.

Музыкальных впечатлений у Пети было много. Он постоянно подбирал и фантазировал что‑то на фортепиано, проводя за ним все свободное время.

Часто по вечерам и в праздники звучали в Воткинске песни. Пели рабочие завода, крестьяне. Видимо, песни были так хороши, что даже француженка–гувернантка Фанни Дюрбах запомнила их на всю жизнь, хотя и не была очень музыкальной. В 1893 году писала она — уже старушка — Чайковскому: «Я особенно любила тихие мягкие вечера в конце лета… с балкона мы слушали нежные и грустные песни, только они одни нарушали тишину этих чудных ночей. Вы должны помнить их, никто из Вас тогда не ложился спать. Если Вы запомнили эти мелодии, положите их на музыку, Вы очаруете тех, кто не может слышать их в Вашей стране».

Если не могла забыть все это старая француженка, то уж, конечно, помнил восьмилетний мальчик, только что оторванный от — всего, что было ему так дорого.

П. Чайковский в детстве.

Петя в письме к любимой своей гувернантке прерывал воспоминания о счастливом прошлом житье словами: «Невозможно вспомнить о воткинской жизни, мне хочется плакать, когда я думаю о ней».

Мать Петра Ильича — Александра Андреевна Чайковская.

Для старших мальчиков, особенно для Пети, началась в Петербурге совсем новая, непривычная и трудная жизнь. Вместе с братом Николаем его отдали в частный пансион Шмеллинга. Братья попали туда, когда занятия уже начались. Шумные, совсем незнакомые мальчишки, не очень доброжелательные к новичкам, необходимость рано утром, еще в темноте, идти в классы в любую погоду и очень напряженно учиться, чтобы успеть выучить все, что прошли другие ученики до их поступления в пансион, постоянное недосыпание (часто восьмилетнему Пете приходилось просиживать за уроками до полуночи) — все это угнетающе действовало на ребенка. Как непохоже это было на милую воткинскую жизнь.

Долго не удавалось установить адрес этого пансиона. Помогло объявление в старом петербургском путеводителе. Вот оно:

«Б. пр. 16 Пет. ст. д. Менда

Школа муж. язык: англ. франц. немецк. и латынь.

Танцы и гимнастика.

Плата за пансион 350 р., полупансион 225 р., приходящ. 80 р.».

Как известно, Петя Чайковский был приходящим. И путь, который ему с братом приходилось проделывать в утреннем сумраке осеннего и зимнего Петербурга, был не малым: Тучкова набережная, Тучков мост, длинная его дамба и еще часть Большого проспекта Петербургской стороны до угла Спасской улицы (теперь улица Красного курсанта), где стоял трехэтажный, низко осевший в землю домик. Сейчас он носит четырнадцатый номер (нумерация с тех пор не раз менялась). Надо думать, очень уставали мальчики, и особенно маленький и более слабый Петя. Совсем без сил приходил он домой.

Отец Петра Ильича — Илья Петрович Чайковский.

В это же время начались его первые серьезные занятия музыкой с учителем Филипповым. Петя делал очень большие успехи, но такая напряженная работа — и занятия музыкой, и уроки — была для него непосильной и скоро сказалась на здоровье. Это выражалось не только в его необыкновенной худобе и бледности. Мать Пети Александра Андреевна писала Фанни Дюрбах из Петербурга: «Дети уже не те, что были с вами, в особенности Пьер, характер которого очень изменился. Он стал очень нетерпелив и на каждое сказанное ему не по вкусу слово — слезы уже тут, и ответ готов».

«Петю нельзя узнать — он ленив и ничем не занимается, я не знаю, что с ним делать. Он часто заставляет меня плакать». И еще: «Пьер заплакал от радости, когда получил ваше письмо… Он говорит, что хочет уверить себя, что это сон — его пребывание в Петербурге, что он желает проснуться в Воткинске».

Нервное переутомление мальчика усиливалось и от постоянного посещения театров, куда родители брали с собой сыновей. К сожалению, неизвестно, что могли видеть в театрах дети в то время, об этом не сохранилось никаких воспоминаний. По–видимому, это могла быть только итальянская опера или старинные «волшебные» балеты.

В начале декабря оба мальчика захворали корью. У Николая она не вызвала осложнений. У Петра же начались нервные припадки. Ребенок тяжело заболел, и врачи надолго запретили ему всякие занятия.

В начале мая 1849 года Илья Петрович получил место управляющего Алапаевскими и Невьянскими заводами на Урале, и семья, кроме Николая, уехала из Петербурга. А уже в августе 1850 года Петя снова приехал сюда с матерью и сестрами — Зиной и Саней.

В этом же месяце произошло в жизни мальчика еще одно событие, которое произвело на него сильнейшее впечатление: он был на представлении оперы Глинки «Жизнь за царя» («Иван Сусанин»).

Навсегда осталась у него любовь к музыке этой оперы.

Александра Андреевна была занята хлопотами об устройстве сына в какое‑нибудь учебное заведение. Между родителями шла по этому поводу переписка, причем отец в одном письме напоминал жене, чтобы она не забыла подумать, о занятиях музыкой для Пети: «Грешно бросить начатое доброе дело».

Дом, где помещались приготовительные классы Училища правоведения на Сергиевской ул. (ныне ул. Чайковского).

Вначале хотели, чтобы оба брата учились в Горном корпусе, но потом решили поместить Петра в открытые в 1847 году приготовительные классы Училища правоведения, которые впоследствии образовали с училищем одно учебное заведение. Возможно, тут повлиял совет Модеста Алексеевича Вакара, друга Ильи Петровича, а также и то, что училище это было на очень хорошем счету.

Основанное в 1835 году для подготовки судейских чиновников, оно отличалось первое время необыкновенным для николаевской России мягким режимом. Воспитанники жили и учились здесь в полудомашней обстановке.

Однако спокойная жизнь в училище протекала лишь до 1848 года — начала «мрачного семилетья», которое было наиболее тяжким за все время николаевского режима, когда всячески подавлялась человеческая индивидуальность.

Вести о революции во Франции быстро проникли за стены закрытого учебного заведения, взбудоражили юные умы.

Началось с того, что в 1848 году воспитанник V класса Ямонд, возвратившись из дома после воскресного отпуска, радостно объявил своим товарищам, что Франция стала республикой, что парижане прогнали короля, а трон сожгли. После этого Ямонд «без объяснения причин» был немедленно исключен из училища.

В конце того же года два старших воспитанника III класса князь Гагарин и «польский уроженец» Беликович, рассуждая в кафе–ресторане Лерха за обедом в компании пяти товарищей о деле Петрашевского, «позволили себе высказать довольно резкие суждения по поводу отношения к нему правительства». Далее у одного из воспитанников училища были найдены какие‑то вольнодумные записки.

За крамолу юноши были исключены из училища и сосланы. Князя Гагарина направили служить на Кавказ. з пехотный полк, а Беликовича — в Оренбургский край, где в 1853 году он погиб.