Солнечный ветер - Анна Афанасьева Страница 2

покалывание, болезненно-сладкий период возвращения к подвижности. Первая попытка подняться заканчивается неудачей. Я падаю, задохнувшись кислородом. Боль возвращает мне упорство. Ещё раз пытаюсь пошевелить руками, ногами, сесть, проверить, действительно ли смогу опереться на руку. Не подвела, встаю. Холод обрушивается на меня со всех сторон: жжёт, впивается, режет, лишает надежды. Но изнутри уже начинает разливаться тепло. Движение, трение, скорость – вот что мне сейчас нужно. Я поднял инструменты, надел на плечи рюкзак. Шаг, другой. Вперёд, за крыльями.

Почему я тогда всё не бросил? Пилотом мне уже было не стать, но я стал неплохим инженером. И всё равно мне хотелось в небо, было страшно прожить всю жизнь и умереть без крыльев. Как соседский воронёнок.

Однажды соседи нашли маленького воронёнка и взяли его как питомца. Он вырос, но летать так и не научился. Прыгал, ходил, иногда даже попадал к нам в гости, прогуливался по подоконнику и важно каркал. Его брали с собой в путешествия, он ездил в машине, и даже «ходил за покупками», сидя на сумке. Он много где побывал и много всего видел, и, наверное, был всем доволен, ведь с другими воронами он знаком не был. Этому ворону никогда не приходилось драться, добывая корм, дрожать от холода или плавиться от зноя, и крылья ему не были нужны, иначе бы он научился летать. Закончилась его недолгая воронья жизнь так же нелепо, как и была прожита: из любопытства ворон клюнул электрический       провод и погиб от удара током. Я бы лучше погиб от удара током на лету. Почти как сейчас.

Для того чтобы начать добывать алмазы на этой планете, нужно сначала убедиться, что их можно отсюда вывезти. Найти их не проблема, но никто не знает, можно ли выжить на этой планете, будет ли работать техника, можно ли здесь хоть что-нибудь построить. В этом и заключается моя работа. С собой у меня только самый простой инструмент. Можно было даже обойтись и без него. На рукаве мигнуло цифровое табло. Я здесь два часа, а нужно продержаться двадцать. Камеры корабля добросовестно фиксировали то, как я спускался с корабля, как валялся на ледяной поверхности, и как сумел подняться. За каждым моим действием наблюдает множество людей.

Я посадил корабль недалеко от границы между адским пламенем и адским холодом, направляясь ближе к холоду, потому что перспектива поджариться меня совсем не прельщает. Вспомнил фразочку о том, что все мы сгорим в аду, но жирные будут ещё и шкворчать. В который раз рассмеялся над этой шуткой, и сразу же наполнился решимостью: нужно идти вперёд, чтобы планета, поворачиваясь к своему раскалённому хозяину, заодно не спалила и меня. Несколько раз я останавливался, чтобы немного подолбить ледяную поверхность и убедиться в том, что всё здесь – один огромный кристаллический алмаз. Я даже набрал в мешочек немного невзрачных алмазных осколков и обломков кристаллов – благодаря им я и обеспечу себе безбедное существование, даже если Корпорация не сдержит слова и не заплатит мне тех денег, которые обещала.

Корабль был всё ещё виден, хотя я далеко ушёл от него. Поверхность этой планеты была бесснежной, покрытой мутными грязно-жёлтыми ледяными гранями. Время от времени я натыкался на разломы или скопища кристаллов, которые, разрастаясь, образовывали кристаллические горы. Внутри таких гор кристаллы были уже светлыми и прозрачными. Движения ледяного воздуха не были похожи на ветер. Как волшебный посох Деда Мороза, они были прикосновениями, превращающими всё вокруг в ледяную кристаллическую поверхность. Мой скафандр становился всё тяжелее, а на табло мигало всего четыре часа от начала путешествия. Дойдя до очередной кристаллической пещеры, я решил немного отдохнуть. Кристаллы невероятных размеров росли сверху, снизу, со всех сторон и в разных направлениях, напоминая ледяную чащобу, через которую невозможно пробраться. Такую же, какой стала моя жизнь без Неё.

Её звали Лера. Это было необычайное имя – Калерия – такое же, как и она сама. Серьёзная, строгая, бесстрашная, упрямая и непримиримая, когда нужно было добиться справедливости или защитить кого-то. И лёгкая, беззаботная, податливая, смеющаяся и сияющая, когда всё шло так как надо. Меня восхищало в ней всё – от светло-русой макушки, серых глаз и ямочек на щеках до худых исцарапанных коленок и испачканных землёй и травой летних пяток. Между нами, как между двумя планетами, всё было наполнено каким-то необычайным веществом, которое нёс солнечный ветер. Она всегда была со мной, сколько я себя помнил: сердилась на меня, смеялась надо мной, водила за руку, целовала в щёку упругими пухлыми губками и ускользала от меня каждый раз, когда я пытался к ней приблизиться. Ей нравились совсем другие мужчины. А потом я её убил.

Я запнулся об один из кристаллов и неуклюже рухнул на бок, тонкий и острый кристалл пронзил мой скафандр в районе плеча так же легко, как шампур пронзает мягкий кусок мяса. Я лежал, нанизанный на длинный алмазный шип, сломать который можно было даже не пытаться. До корабля – четыре часа. Надо срочно придумать, что делать. Не хочется умирать вот так, в одиночестве, на планете, состоящей из драгоценных камней. Всё равно что умереть в пещере Али-Бабы. Так, что у нас есть на такой случай? Я включил голосовую связь.

– Конфета, что делать, если напоролся на алмаз?

– Нужно радоваться, Хакум. Напомню, что моё имя Каффи.

– Даже не могу передать, насколько я счастлив, дорогая Конфета. Но только я ранен, и этот алмаз проткнул мой скафандр.

– Нужно извлечь инородное тело, взять в аптечке суперпласт и наклеить его на отверстия.

– Конфета, здесь чёртов дубак, и пластырь заиндевеет ещё до того, как я поднесу его к ране.

– Хакум, чёртов дубак – непонятная для меня причина невозможности использовать пластырь.

– Холодно тут, Конфета. Очень низкая температура.

– Интересно, где Вы находились, Хакум, когда всех знакомили со свойствами предметов, находящихся в аптечке? – в металлический голос добавился звон колокольчика. – Суперпласт действует при любых температурах, он не только устранит внешние повреждения, но и начнёт лечить Вашу рану.

– Ты просто чудо, Конфета! Когда-нибудь я на тебе женюсь!

– Сомнительное удовольствие, – закончила разговор Каффи.

Здоровой рукой я осторожно открепил лямку рюкзака и освободил раненое плечо. Сняв рюкзак, достал аптечку и нашёл суперпласт. Пальцы слушались плохо, но я всё-таки умудрился подцепить два куска пластыря на перчатку. Теперь предстояло «извлечь инородное тело», как сказала Каффи.

Я набрал в лёгкие побольше воздуха, и хотел было на выдохе изо всех сил рвануть вверх, как вдруг увидел то, от чего моя рана показалась