Ночная (СИ) - Ахметова Елена Страница 2

Еле успев погасить инерцию, я повернулась и припустила вдоль стены, едва не подвернув ногу.

Скудный опыт общения неупокойника с живыми подсказал верную линию поведения и ему, и за моей спиной в такт быстро приближающимся шагам зачавкала грязь. Я опрометчиво оглянулась через плечо и, резко выдохнув, подхватила липнущий к ногам подол и поднажала, судорожно соображая на ходу.

До следующего стока не так далеко, но там дыру в стене перекрывает решетка — ржавая, но еще довольно крепкая. Я не успею выломать прутья, чтобы пролезть. Оставались городские ворота. Пусть стражники ни за что не пустят в город еще одну оборванку, но для себя, любимых, при виде неупокоенного колдуна ворота уж точно откроют, а там главное — как-нибудь прошмыгнуть и домчаться до трущоб.

Босые ноги суматошно шлепали по лужам, вязли в грязи, сокращая шансы на спасение. Но то ли смерть, то ли «святой» огонь лишили колдуна его способностей — во всяком случае, когда я рискнула снова обернуться, он неутомимо бежал следом, вывалив набок иссушенные остатки языка, и не даже не пытался запустить каким-нибудь заклинанием.

Испуганный вопль был излишним. Я со свистом втянула воздух сквозь стиснутые зубы. С прошмыгиванием у меня проблем никогда не было, а вот с забегами на длинные дистанции…

До ворот никак не меньше версты. Отсыревшие ноги немели, мокрые лохмотья хлопали по лодыжкам, еще больше затрудняя бег. А вот мертвый колдун по понятным причинам уже никогда не устанет. Не то чтобы я ему завидовала…

Но снова оборачиваться на бегу не стоило. Он был уже совсем близко.

На ходу соображалось с трудом, иначе было не объяснить, почему я вместо того, чтобы быстро спрыгнуть с мусорной кучи, забившей второй сток, пронзительно закричала, окончательно сбив дыхание. Неупокойник, воспользовавшись заминкой, наконец догнал меня, протянул почерневшую ладонь, хватанул за рукав. Я шарахнулась, и прогнившая ткань порвалась, но меня это не спасло — под ногой внезапно оказалось что-то склизкое, и я, не успев ничего сообразить, испуганно пискнув, шлепнулась на кучу отбросов. Из остатков рукава, жалобно звякнув, выпал украденный у храмовника кошель.

Колдун замер. Глаз у него уже не было, но я откуда-то точно знала, на что уставился обгоревший труп, и проворно цапнула кошель, быстро распуская завязки. Если уж один вид остановил мертвяка, так может, содержимое и вовсе прогонит?..

На донышке валялась погнутая медная монетка. Больше ничего.

Неупокойник, будто опомнившись, потянулся к ней. Почерневший в огне череп оказался совсем близко, и от накатившего запаха меня чуть не стошнило. Но мертвяк проводил отсутствующими глазами мою руку — и не сдвинулся с места.

От страха горло сжалось, и из него вместо прочувствованного призыва на помощь вырвался только сиплый возглас. Я попыталась хотя бы отползти подальше, но снова поскользнулась и с хриплым взвизгом скатилась с мусорной кучи, забившей протоку. Аттракцион вышел так себе, зато колдун остался наверху, и я успела вскочить и броситься бежать — откуда только силы взялись?..

Босые ноги превратились в кровавое месиво, в боку противно закололо, а проклятый мертвяк неутомимо трусил следом, постепенно догоняя. Добежать до города я бы не успела, но мне повезло: единственный вырвавшийся у меня крик привлек-таки внимание отряда храмовников, высланных в патруль за городскую стену. Конечно, искали они вовсе не меня, а пропавшего на болотах товарища, который, возможно, еще был жив…

Товарищу я очень сочувствовала, но себя было жальче.

- Помогите! — голос еще не вернулся, но на жуткий сип храмовники среагировали даже быстрее, чем на крик. — Неупокойник! Спасите меня!

Не прекращая хрипеть, я метнулась за спину к ближайшему послушнику. Тот помянул всуе свое божество и брезгливо сморщил нос, чтобы через мгновение оказаться прямо перед мертвым колдуном, которого, впрочем, явно интересовала только я. Пока растерявшийся храмовник тянулся за священным писанием, неупокойник успел зайти к нему за спину, протянуть сгоревшие руки… и застыть, выжидательно уставившись на свой потенциальный ужин.

- Что за… — остальные члены отряда тоже потянулись было за книгами, но, увидев поведение колдуна, остановились, недоуменно рассматривая единственного на их памяти мертвяка, который не попытался посягнуть на загнанную добычу.

Добыча удивленно пискнула и машинально сжала в кулаке погнутый медяк.

- Там… у третьего стока в болото… там еще один, в рясе! — сбивчиво проинформировала я и замолкла, пытаясь восстановить дыхание.

Один из храмовников, обманчиво худой парень в укороченной рясе с потемневшей от сырости лентой через плечо — должно быть, десятник, — скупо кивнул и кивком отослал половину отряда, а сам осторожно подошел ближе. Колдун стоял, не шелохнувшись, и все так же протягивал руки, словно пытался выпросить у меня милостыню.

- Первый раз вижу что-то подобное, — признался десятник, помахав ладонью перед остатками лица неупокойника. Колдун никак не отреагировал, и храмовник, пожав плечами, затянул молитву.

В то же мгновение кулак будто обожгло изнутри, и я с шипением разжала пальцы. Погнутая монетка переливалась всеми цветами радуги, и там, где сияние касалось мертвеца, он тихо таял — и даже не сопротивлялся, будто сам хотел такого исхода. Минута — и от неупокойника, сподвигнувшего меня на рекордный по протяженности кросс, осталась только горстка сажи пепла. Дождь быстро прибил ее к земле, стирая последние следы.

Оставшаяся пятерка храмовников со значением переглянулась.

И без того дрожавшие колени ослабели и подогнулись, не выдержав; я упала и разревелась — не то от страха, не то от облегчения, размазывая по лицу дождевую воду пополам с грязью, но успокаивать меня было некому. Десятника одолело профессиональное любопытство.

- Где ты это взяла?

Пережитый ужас давил на виски, мешая думать, но соображалки все-таки хватило, чтобы не сознаваться:

- П-подали, — пуще прежнего разревелась я. А то как бы не отобрали.

Глава отряда неверяще смотрел на мою руку. Между грязных пальцев мирно угасало радужное сияние, дивно оттеняя обломанные ногти, и я отчего-то смутилась.

- Подали… вот так просто… — выдохнул десятник и, резко развернувшись к самому молодому храмовнику, велел: — Бегом в собор. Буди настоятеля. Скажи, что артефакт, который искал колдун, все-таки нашелся.

Мальчишка шмыгнул носом, с недоумением глядя на место, где останки неупокойника уже смешались с болотной грязью, тут же сморщился, уловив мой запах, и припустил в город, то и дело оглядываясь на бегу.

- Как тебя зовут? — спросил десятник у меня. На монетку он вроде бы не покушался, и я спрятала ее в рукав.

- Бланш.

Он кивнул, нехорошо сощурившись, словно мог что-то заподозрить, но ответил как ни в чем не бывало:

- Обращайся ко мне «брат Раинер», — велел он. — Идем в храм, Бланш, — святоша ласково улыбнулся, но руку протягивать не стал.

Я недоверчиво посмотрела на него снизу вверх, не спеша подниматься.

- А зачем?

Вопрос был излишним.

- Быстро! — разом растеряв и ласковую улыбку, и по-отечески покровительственный тон, рявкнул брат Раинер.

Не рискуя и дальше испытывать его терпение, я резво вскочила на израненные ноги и послушно потопала следом за десятником, прихрамывая на правую ногу.

Первое, чему учат ночные улицы, — простая истина: если ты слаб, приказам сильных подчиняться нужно без промедления.

Храм в городе смотрелся чуждо. Огромная башня, холодно сверкающая омытыми ливнем стеклами, — он выглядел так, будто среди приземистых покосившихся избушек какой-то великан с альтернативным чувством прекрасного воткнул здоровенный айсберг. И бережно подпер шестью щупальцами темных одноэтажных галерей.

В Нищем квартале никто не знал, кто построил храм. Словно он уже был здесь, когда кочевой народец тангаррцев счел, что было бы неплохо окопаться на холме и показывать с его вершины кукиши тем, кто не успел взять высоту. Сами тангаррцы залепили все окрест дощатыми сараями и деревянными домишками, отчего показывать кукиши было безопасно только тем врагам, которые так и не освоили огонь, но нашествие в случае чего можно было переждать в храме.