Иэн Бэнкс - Черта прикрытия Страница 20

Вепперс старательно изображал участие и поддержку. Ему это не составляло труда: дело было таким запутанным, что наиболее значительный ущерб отцу Ледедже нанесли другие соперники по бизнесу. Вепперс неизменно покрывал обязательства и выкупал растущие, как снежный ком, долги отца Ледедже, следя, однако, за тем, чтобы оказанное им споспешествование не превосходило размеров, способных повернуть все вспять и спасти того от краха. Последним и самым омерзительным актом предательства было соглашение, подписанное Граутце только тогда, когда все остальные способы расплаты по долгам были исчерпаны.

Он согласился Пометить свою супругу и подвергнуть следующего ребенка — а равно и детей этого ребенка — Глубокой Татуировке.

Вепперс выглядел крайне огорченным оттого, что дела повернулись таким образом, но сказал, что другого выхода нет. Никакого иного почетного выхода, а если потеряна честь, то что остается? Он также выказал неподдельное сочувствие своему лучшему другу и его семье, которой придется претерпеть такие превратности судьбы, но остался непреклонен во мнении, что именно так и надлежит поступить, как бы ни рвалось от горя его собственное сердце. Богатый человек, наставительно сказал он, не может и не захочет презреть законы.

Первая часть оглашенного высшим сичультианским судом приговора была успешно приведена в исполнение, и мать Ледедже татуировали как полагается, предварительно введя ее в коматозное состояние.

Ее супруг согласился отпустить ее в больницу и следующей ночью перерезал себе горло, воспользовавшись для этого одним из тех самых клинков, кровью из нанесенных которыми порезов была скреплена первоначальная договоренность, имевшая такие катастрофические последствия.

Тело Граутце обнаружили очень быстро. Сперма еще оставалась жизнеспособной. Медики поместили отобранный образец в яйцеклетку, взятую от пребывавшей в бессознательном состоянии после татуирования вдовы самоубийцы, произвели необходимую генетическую коррекцию эмбриона, превратив его в Инталию, и имплантировали обратно во вдовью утробу. Для большинства специалистов, занятых проектированием узора будущих татуировок и внедрением его в фенотип зародыша, это была самая тонкая работа за всю карьеру. Так на свет появилась Ледедже.

Основу рукотворного шедевра составляла буква В, означавшая Вепперса и управляемую им корпорацию «Веприн». Кроме этого, каждый квадратный сантиметр ее кожи покрывали миниатюрные изображения скрещенных кинжалов и объекта первоначальной роковой договоренности — так называемой Сичультианской Заслонки, исполинского орбитального щита, закрывавшего планету от некоторых составляющих излучения ее звезды.

Ледедже совершила еще несколько попыток к бегству, когда немного подросла, и все впустую. К тому времени она начала думать о себе скорее как о девушке, чем как о женщине, а ее инталии, развернувшись во всем своем ошеломляющем многоцветном великолепии, окончательно сформировались. Примерно в это же время ей стало ясно, какой властью и влиянием обладает ее господин Вепперс, как он баснословно богат.

Осознав это, она отказалась от своих замыслов.

Пока Вепперс не принялся ее насиловать, а началось это несколькими годами позже, она не понимала, что чем богаче и влиятельнее владелец, тем бесправнее Инталия: все тщательно разработанные законы, определявшие ее права, превращаются скорее в общие указания и настоятельные рекомендации.

Она снова начала строить планы побега. В первый раз ее поймали на расстоянии девяноста километров от главного дома, почти на самом краю принадлежавшей Вепперсу территории, когда она кралась по одной из широких лесистых горных троп, пересекавших ограничительную линию поместья.

За день до того, как Ледедже изловили и вернули хозяину, ее мать, вне себя от горя и отчаяния, прыгнула с одной из башен, стоявших в той части поместья, которую Ледедже с друзьями шутливо прозвали водяным тупичком, и разбилась насмерть.

Ледедже так и не рассказала матери, как Вепперс ее насиловал. Овладев девушкой в первый раз, он объяснил: стоит ей только проболтаться, и она больше никогда в жизни не увидит мать. Вот так просто и доходчиво. Но она полагала, что мать обо всем догадалась и именно поэтому решила свести счеты с жизнью.

Ледедже казалось, что смерть матери указывает и ей наилучший выход из сложившегося положения. Она всерьез подумывала отправиться следом, но не смогла себя заставить. Часть ее хотела досадить Вепперсу, лишить мерзавца величайшего из принадлежавших ему сокровищ, но другая — более важная — наотрез отказывалась доставить ему удовольствие довести ее до самоубийства.

Потеря матери повлекла за собой и другие перемены в ее жизни. За эту попытку к бегству она понесла физическое наказание. Остававшийся относительно свободным от узоров участок ее кожи на спине ретроукрасили превосходно исполненным, исключительно детализированным рисунком, который для самой Ледедже, впрочем, был равнозначен грубой и сырой мазне: изображением чернокожей девушки, бегущей через лесные дебри. Даже процедура его нанесения показалась ей пыткой.

Теперь, когда Сенсия постепенно возвращала ей отнятые воспоминания, ей стало ясно, что второй успешный побег произошел в столичном городе Убруатер. Она продержалась дольше, чем прежде: пять дней, а не четыре, но отдалилась от исходной точки побега лишь на несколько километров, прежде чем ищейки загнали ее в построенный на средства самого же Вепперса оперный театр.

Она содрогнулась, вспомнив, как лезвие пронзило ей грудь, скользнуло по ребрам и проткнуло сердце. Она восстановила в памяти вкус его крови, неприятное, возмутительно непристойное чувство тяжести в глотке, когда она наконец проглотила откушенный кончик его носа, и заключительную пощечину, которую он ей закатил уже полумертвой.

А сейчас она очутилась в совсем другом месте.

Сенсия, повинуясь безмолвной просьбе, изменила цвет ее кожи с красновато-золотистого, слишком напоминавшего вепперсов, на привычный блестяще-черный. Пейзаж вокруг тоже мгновенно изменился, как только она того пожелала.

Они оказались перед более скромным домом из выкрашенного белой краской сырцового кирпича. Разбитый рядом с домом садик остался единственным оазисом листвы в раскинувшейся повсюду кругом пустыне. Ряды величественных дюн черного, как соболья шкурка, песка уходили за горизонт. Вокруг бассейнов, прудов и ручейков в тени высоких краснолистных деревьев стояли палатки с бесцветными крышами.

— Я хочу, чтобы здесь были дети, — сказала она, и дети появились. Дюжина, может быть, немного больше; они бегали, заливисто смеялись и плескались в одном из мелких бассейнов, совершенно позабыв про двух дамочек, наблюдавших за ними с небольшого расстояния из окон кирпичного дома.

Сенсия предложила Ледедже сесть перед тем, как вернуть ей память о событиях последних дней и часов ее жизни. Они сидели на коврике на деревянном возвышении перед кирпичным домом, а Ледедже с нарастающим ужасом перебирала в сознании то, что было ей только что возвращено. Все началось с обыкновенного полета в столицу на флайере, полного столь же привычных зубоскальных подколок очень довольного собой Вепперса. По прибытии они остановились в самом центре, в городском доме Вепперса, скорее заслуживавшем наименования дворца, и Ледедже пошла в свою комнату, откуда ускользнула, отговорившись визитом в дом моды. За несколько месяцев до этих событий она обнаружила тайно вживленный себе в левую пятку следящий имплантат и теперь, расковыряв ногу, удалила его. Наложив на лицо предварительно продуманный макияж, переодевшись в другую одежду и произведя еще некоторые приготовления, она пустилась бежать по улицам и проспектам, но вскоре оказалась в окружении преследователей в оперном театре.

Сенсия дала ей заново пережить эти события так, что они показались чем-то вроде приключенческого фильма или театральной постановки. При первом просмотре Ледедже была совершенно ошеломлена, но обнаружила, что может вернуться и просмотреть все сначала, останавливая воспроизведение в заинтересовавших ее местах. Она так и сделала.

Теперь она прокручивала мыслезапись в третий раз. И ее снова затрясло от ужаса.

Когда шок немного сгладился, Ледедже нашла в себе силы встать.

Сенсия оказалась рядом с ней.

— Так я мертва? — спросила она, все еще не вполне доверяя увиденному.

— Ну, не совсем, коль скоро вы задаете такие вопросы, — ответила Сенсия с легкой усмешкой, — но технически — да.

— А как я тут оказалась? Это все из-за того, что вы назвали... ну, как его... переноса запутанных состояний?

— Несомненно. В вашем мозгу, вероятно, размещалось нечто вроде нейросети, сцепленной с модулями завещательного переноса на каком-то из задействуемых в таком случае кораблей.