Ночная (СИ) - Ахметова Елена Страница 20

- Агрессивен, — подсказала я.

- Не в себе, — не согласился Рэвен. — Однако наше руководство выразило надежду, что вы сумеете убедить его поделиться знаниями. После этого, если он захочет, разумеется, мы вернем его на Тангарру целым и невредимым.

- Он не станет со мной разговаривать, — обреченно сообщила я.

Лейтенант нехорошо усмехнулся.

- Вы свободно владеете его родным языком, и он вас хорошо знает, — заметил он. — Рано или поздно он заговорит.

Я поймала себя на том, что сама не хочу ни с кем разговаривать.

О да, Раинер заговорит. Рано или поздно. Человек — социальное животное, и общение — одна из базовых потребностей.

Кроме того, тангаррский язык — такая экзотика, что по всему Альянсу на нем говорит хорошо если десяток человек (а зачем учить язык закрытой страны, кроме как в познавательно-лингвистических целях?). Трое из них уже сидят здесь, и с двоими из этой тройки Раинер точно не захочет общаться.

Но… мне это было слишком хорошо знакомо.

Чужой мир, где все непонятно, непривычно, страшно. Чужие люди, чужой язык, чужие обычаи, чужие опасности… и посреди этого — один-единственный человек, готовый прислушаться. Пригреть. Научить.

И использовать в своих интересах, чтобы потом выбросить, как ненужную вещь.

Разве не так все было у меня со Старшим?..

- Попробуйте, — вкрадчиво попросил Рэвен. — Психолог ведь может помочь только вам, тангаррским он не владеет. А вашему другу наверняка одиноко и страшно.

- Вы не представляете, насколько, — мрачно буркнула я.

Братья на мгновение застыли, переваривая фразу, — даже Оберон стряхнул накатывающую дрему и встрепенулся.

- Зато вы представляете, — безжалостно ударил он по больному, — и можете ему помочь. Вас ведь выпишут уже днем, после визита врачебной комиссии? А вашего друга будут вынуждены передать под опеку соответствующим органам…

Я горько усмехнулась. Вот она, цивилизация: меня-то без разговоров вышвырнули в Нищий квартал, а Раинера под опеку передадут… с которой он даже поговорить не сможет.

- Не нужно его никуда передавать. Я заберу его домой. Под свою ответственность.

Сыскари переглянулись, и Оберон как-то неоднозначно дернул плечом — но Рэвен его прекрасно понял.

- Боюсь, вы не можете брать кого-либо под свою ответственность, пока сами не завершите реабилитацию, — сказал Рэвен. — Но если вы позволите пригласить вас… — он осекся и обернулся, проследив мой взгляд.

Раинер сосредоточенно и целеустремленно выкручивал только-только залеченную руку из стягивающего ремня. Чтобы преуспеть, ему пришлось бы вывихнуть себе палец, но, кажется, он уже был на это готов. Тревога сработала раньше, чем храмовник повторно покалечился, и в изолятор ворвались санитары в сияющем ореоле обеззараживающего заклинания.

Храмовник затих, не дожидаясь решительных действий, и безразлично уставился в потолок, не реагируя на персонал.

- Вояка, — с каким-то уважительным неодобрением в голосе протянул Оберон и как-то хитро сощурился, но промолчал.

Его брат заломил бровь — но спрашивать ни о чем не спешил, и я тоже предпочла промолчать.

Тем более что мои слова, похоже, тут вообще никакого веса не имели…

Глава 6 Братья и сестры

Сестры примчались сразу после визита сыскарей — прямиком с планетолета, не переодевшись по погоде и не сдав багаж.

- Эйви-и-и!! — Ясмайн, младшенькая, как обычно, голосила за троих и тут же прилипла ладонями к стеклу, точно надеялась продавить его и ворваться внутрь. Юнити на правах старшей сестры смотрела на обеих так покровительственно, что я снова почувствовала себя взбалмошным подростком, но со своей стороны стекла не отцепилась, прижимая пальцы к тому месту, где преграды касалась младшенькая. В горле стоял комок, и глаза подозрительно щипало.

Я не видела их больше двух лет. И уже почти отчаялась увидеть когда-нибудь вообще.

А Ясмайн вытянулась и похорошела, став ужасно похожей на отца — те же точеные черты узковатого лица, тонкие руки с аристократически изящной кистью, волосы белого золота. Красавица. Угловатая девчонка в переломную пору осталась в прошлом.

Зато Юнити почти не изменилась — вся мягкая, неуловимо уютная, с трогательными мамиными кудряшками, упрямо выбивающимися из строгого пучка на затылке. Словно и не было этих двух лет…

- Нам сообщили только ночью, — виновато улыбнувшись, сказала старшенькая. — И сюда пускать не хотели, но мы проявили некоторую настойчивость.

- Могу себе представить, — невольно улыбнулась я в ответ и сморгнула выступившие слезы. — Никто не пострадал, надеюсь?

Ясмайн, смутившись, отняла от нагревшегося стекла свои изящно-смертоносные ладошки, но скрыть заметную пульсацию под ногтями было ей не под силу. Похоже, с последней нашей встречи ее дар развился с отметки «возможно, из девочки выйдет сносный пиромант» до полноценного «спасайся, кто может!».

- Только мое чувство собственного достоинства, — проворчала Юнити, проводив сестричкины руки опасливым взглядом. С тех пор, как Ясмайн могла, задумавшись, подпалить собственное платье, прошло куда больше двух лет, но некоторые привычки оказались неискоренимы.

Где-то здесь меня накрыло осознание, что я все-таки вернулась. Вот они, сестры — Юнити, заменившая нам мать, когда ее не стало, Ясмайн, способная перепугать окружающих одним только рассеянным видом или, наоборот, слишком хорошим настроением. А там, за стеклом, — родная Нальма, шумная, людная, светлая, в вечной водяной взвеси и рокоте горных речушек, мчащихся по перепускным каналам.

Я здесь. Наконец-то дома.

Со мной все будет хорошо.

- Без паники, — скомандовала я, видя, что сестер мои невольные слезы напугали — даром что сами обе стояли с красными глазами, а Ясмайн хлюпала носом так, что система связи даже не фильтровала это, как посторонний шум, транслируя каждый шмыг на весь изолятор. — У меня ничего не болит, я просто ужасно рада. Не помню, говорила ли, но я вас люблю. Очень.

Основной минус общения с сестрами: скажи им что-нибудь хорошее — а они обе вообще разревутся от избытка чувств. И что прикажете делать, если у самой глаза на мокром месте?..

Это все мамочка с ее типично хелльским воспитанием. Никакие папины гены не перевешивают наследственную повышенную эмоциональность.

С внезапно сработавшей тревогой они, как выяснилось, тоже не помогают: от внезапного писка со стороны сестринского поста мы дружно подскочили, но проморгаться смогли не сразу. А когда все-таки справились со своей повышенной чувствительностью, Раинеру уже что-то вкололи, и он обвалился поперек койки, подмяв под себя порванные ремни.

Один из санитаров мрачно ощупывал лицо. Подбитый глаз стремительно заплывал.

- А это?.. — робко спросила Ясмайн, с нескрываемым интересом разглядывая храмовничью филею, удачно облепленную больничной робой.

Вид был и правда неплохой. Если бы владелец филеи не висел головой вниз поперек койки и вообще хоть с кем-нибудь разговаривал, ему бы просто цены не было.

- А это, — обреченно вздохнула я, — брат Раинер из храмовой дружины, который спас меня от нахцерера.

И от излишнего интереса настоятеля, вызвавшись лично втереться в доверие странной девице. И от синода, выступив перед ним с докладом до того, как туда пригласили меня. И от карателей, к которым я едва не угодила со своей излишней инициативностью в поисках второго нахцерера. И от нищих, когда не стало Старшого…

- Долгая история, — призналась я после паузы и снова сморгнула слезы — на этот раз, увы, отнюдь не счастливые.

- А ты куда-то торопишься? — с непередаваемым скептицизмом в голосе уточнила Юнити.

- Рассказывай! — потребовала Ясмайн, все еще впечатленная филеей.

Ей-то я первой и рассказала про храмовый обет безбрачия, тщательно скрывая собственное злорадство. А потом меня стало не остановить.

Я говорила и говорила, выплескивая все, что накопилось за эти чудовищно долгие два года. Рассказывала про Старшого (да, Юнити, не такой ты представляла мою первую любовь, если это вообще можно так назвать!), про чуму и голод. Про зуд в заживающем магическом канале, про то, как тяжело ходить босиком с непривычки и что теперь, если не найду нормальную работу, улечу на Хеллу: цивильная Гильдия Воров есть только там, а других полезных навыков я за собой не вспомнила. Забывала слова, мешая ирейский с тангаррским и унилингвой, захлебывалась впечатлениями, жалобами и радостью от того, что все это наконец-то закончилось. Сетовала, что закончилось все только для меня, а Раинер со своими рыцарственными порывами попал как кур во щи…