Андрей Лазарчук - Сироты небесные Страница 22

Здесь, конечно, здорово, подумал Петька, но ведь надо лететь дальше. Надо лететь дальше… сейчас взойдёт большое солнце…

Этого почему-то хотелось избежать.

Он пошёл, оставив извергающийся вулкан за спиной. Надо думать, через полчаса кругосветное путешествие закончится.

Под ноги ему подвернулось озерцо чуть больше плавательного бассейна, который был у них в школе. Берега озера густо заросли травой и цветами. А на другом берегу озера стоял, блестя стеклом и полированным металлом, старинный двухмоторный двухбалочный самолёт с французским триколором на килях.

Петька не запомнил, как забирался в кабину – его просто подхватило и перенесло. Зато он хорошо помнил, как тряслись (наверное, от жадности) пальцы, когда он застёгивал ремни, а потом по какому-то наитию щёлкал тумблерами на панели управления…

Моторы загремели, затряслись, зачихали вразнобой, потом прогрелись, заработали ровно. Петька двинул газ и взлетел – легко и мягко, как во сне.

Он ещё успел заметить, что там, где самолёт оторвался от травы, стояла и махала рукой Римма. Много времени спустя он понял, что махала она не провожая, а – привлекая внимание. И может быть, даже в страхе. И нужно бы было спросить…

Но он уже улетел. И дальше было только небо. Необъятное чёрное небо с шарами планет.

То, что сделал Рра-Рашт, не описывалось ни в каких боевых уставах, учебниках и наставлениях. Просто потому, что сама такая ситуация никому не могла прийти в голову. Нырнуть в комету, в это месиво песка и льда – нет, тут нужно быть дипломированным самоубийцей. Старым опытным камикадзе. Все знают, что от комет следует держаться подальше. Но есть кометы – и есть вот такие кометные зародыши, ещё ни разу не побывавшие в грязных областях системы, не оплавленные жаром светил, – и потому с ядром не ледяным, а снежным… в общем, белые и пушистые.

"Неустрашимый" врезался в комету на скорости шестнадцать километров в секунду – но буквально в момент соприкосновения развернулся на сто восемьдесят и вошёл в это снежное облако факелом вперёд. Жёсткая струя плазмы превращала снег в пар, а пар в такую же плазму, смесь ободранных догола атомов водорода и кислорода, которые, стремительно разбегаясь, отдавали избыточное тепло окружающему снегу, возвращали сбежавшие электроны и становились нормальными газами… За ту минуту с небольшим, которая понадобилась «Неустрашимому» для полного торможения (твёрдое ядро – вот оно, протяни руку), снег поглотил энергии столько, сколько образуется при взрыве полусотни противокорабельных дейтерий-литиевых боеголовок. Большей частью эта энергия пошла на образование свободных газов, которые в силу своей природы намерены были занять весь предоставляемый им объём – то есть рассеяться по необъятной Вселенной. Сейчас этому временно мешал снег – подхваченный ударной волной, он образовал что-то вроде бочонка, наполненного смесью водорода и кислорода… правда, при ничтожном давлении в две сотых атмосферы, но тем не менее…

Тем не менее, «Неустрашимому» крупно повезло, что эмиттер сработал как надо и кораблик ушел в суб за долю секунды до того, как эта смесь взорвалась. А то ведь иногда эмиттеры тормозят…

Это был очень короткий прыжок. Санька заворожённо смотрел назад, на раскрывшуюся, как бутон огромного белого цветка, комету. Какие-то лучи, какие-то трепещущие языки вырывались из её пылающих недр.

Рра-Рашт неторопливо развернул корабль, дал ускорение и через несколько минут вновь вошёл в суб. Из суба вышли вблизи неизвестной остывающей багровой звезды, на гравитационных моторах наконец разогнались как надо – и снова прыгнули. Санька не спрашивал – куда. По всему выходило, что очень далеко.

Термальные воды, думал Некрон, термальные воды… персики выращивать на широте Магадана… Вот они вам – термальные воды.

Инженер-китаец, который его вёл, непрерывно болтал, и на неподготовленного человека это могло произвести впечатление, что вот, мол, люди так увлечены делом, что только о нём и могут говорить, – но глаза инженера были чуть испуганные, как у Риммы, когда она заговорила чужим голосом (это потом в них плескался настоящий ужас… как муха в янтаре, повторяла она, как муха, как поганая хилая дрозофила, раз – и нет миллиона лет, ты же видишь, я постарела на миллион лет…), и время от времени инженер забывал, о чём говорил только что, и повторялся.

Нельзя сказать, что строительство поражало размахом. За всё время пути от проходной – сначала они шли пешком до расширенного и укреплённого входа в пещеры, потом недолго ехали на чём-то вроде детского паровозика, потом пересели в кресла подвесной канатной дороги и то взмывали к потолку подземных залов, то почти отвесно пикировали в узкие тёмные колодцы, инстинктивно поджимая ноги; подлокотники противно шаркали по невидимым стенкам… – за всё это время им встретилось человек пятнадцать-двадцать, да и те обычно были заняты обслуживанием уже установленных и работающих механизмов. Откуда-то, правда, доносился низкий гул моторов и скрежет буров, шуршал транспортёр, вывозящий породу, – и, наконец, в одном из залов по полу змеились толстые чёрные трубы и возле них деловито прохаживались двое ребят в оранжевых комбинезонах и с чем-то наподобие миноискателей в руках – видимо, искали течь.

А в следующем ярко освещённом зале (сталактит-сталагмитовые пары слились и превратились в мощную разноцветную колоннаду) китаец с рук на руки передал Некрона ещё двум таким же ребяткам в оранжевых комбинезонах и с «миноискателями», которыми те немедленно Некрона обшмонали с головы до пят и остались довольны. Видимо, ПСМ как таковой их не интересовал совершенно.

– Теперь вы идёте туда, – сказал один на деревянном английском. – Где вход.

Вход был простым чёрным пятном. Словно тень. Никогда бы не подумал… Некрону даже показалось, что ладонь его ощутила неопределимое сопротивление, и сам он, нырнув в эту тень, что-то преодолевал: не совсем так, как если бы шёл в воде, но, в общем, похоже. Темнота была абсолютная, рука нашаривала очень тёплый и приятно шероховатый камень, ноги шагали, и под ногами была хорошая надёжная твердь – а сознание подсовывало всякие ужастики…

Он насчитал двенадцать шагов, а на тринадцатом всё кончилось: Некрон вошёл в ярко освещённую и изрядно захламлённую комнату, которая примерно на треть была занята странной машиной, напоминающей противоестественную помесь белого рояля на гусеничном ходу и агрегата для массового доения. Крышка рояля была поднята, изнутри доносились сдавленные голоса. Некрон, стараясь не наступать на разбросанные по полу детали, подошёл поближе и заглянул "через борт".

Два мужика, стоя на четвереньках и почти упираясь друг в друга головами, паяли кривую серебристую хренотень. То есть один держал, другой тыкал паяльником. Ностальгически пахло горячей канифолью…

– Нам не сюда, – сказал за спиной такой голос и такие пальчики взяли его за локоть, что Некрон пропустил вдох. Он медленно обернулся и на секунду забыл, кто он, где он и, главное, зачем.

Таких женщин на самом деле не бывает, их просто придумывают и потом эти придумки запускают в массовое сознание. Среди многочисленных приятельниц Некрона были и "Мисс Московская область", и "Северная красавица", и всяческие топ-фотомодели с первых обложек глянцевых журналов – но такую он видел впервые. Ну, что особенного: брюнетка, коротко и неровно – пёрышками – стриженная, ну, тонкие брови, ну, глаза чуть косят – не к переносице, а наоборот, к вискам, а потому кажется, что смотрит она тебе внутрь… в конце концов, этому учат на всяких там курсах завлечения… полуулыбка, этакий поворот головы, приглашающий жест, да, фигурка, да, походка, закрыл глаза. Закрыл, я говорю. Так. Брюнетка, неровно стриженная, косит, губы полные, шея не слишком длинная, стройная, руки… ах, какие руки…

Не получается.

И как движется, а? Нет, ребята, не знаю, как вы, а я такого не видел.

– Пожалуйста…

Она распахнула перед Некроном деревянную дверь, пропуская его перед собой, нельзя было пройти, не коснувшись её груди, но он умудрился не коснуться. И аромат… да. Совершенно незнакомые, тихие, тонкие, убивающие вернее пули духи.

Такие примерно женщины – да нет, пожиже, – крутились вокруг Джеймса Бонда. И как-то он не терялся, собака…

Некрон оказался в кабинете, две стены которого занимали стеллажи с книгами, ещё одну – громадная карта мира, а на четвёртой висела картина, напоминающая детский рисунок: большое солнце, чуть поменьше – цветок, а рядом – совсем маленькие мальчик и девочка, держащиеся за руки. Посреди кабинета стоял массивный письменный стол, и из-за стола навстречу вошедшему поднялся широкоплечий молодой мужчина в светло-серой мягкой куртке. Лицо его было загорелым и обветренным.