Галина Полынская - Чужая звезда Бетельгейзе Страница 23

Погасив ненужный верхний свет, он занялся более детальным изучением своего открытия.

Грэм никогда не спал долго, как правило, его тренированному телу требовалось совсем немного спокойствия, чтобы полностью восстановиться, но на этот раз, дрема никак не желала выпускать его из своих объятий. Между реальностью и сном покачивался Грэм на невидимых теплых потоках. Смутные тени покачивались вместе с ним, проникая под ресницы. Неожиданно сквозь хоровод размытых силуэтов проступило лицо Захарии. Его ресницы покрывал иней, в бледном лице не было ни кровинки, черные волосы от снега казались седыми.

– Грэм, – произнес он, не размыкая губ, – прошу тебя, верни мои мечи, мне их не хватает. Отнеси вечером к храму Бетельгейзе, оставь у ворот, я заберу.

Грэм ничего не успел ответить, чья-то нервная рука поспешно разворошила, смяла сновидение, превратив его в серые обрывки, быстро растворившиеся на свету.

– Он совсем не похож на араба, – Лена сложила посуду в раковину и открыла воду.

– А ты много их видала? – Сергей встал у окна, открыл форточку и закурил.

– Разве бывают такие высокие и зеленоглазые арабы?

– Сейчас народы уже так перемешались, что, наверное, всякое бывает. У него такое породистое лицо, что не удивлюсь, если он какой-нибудь принц.

– Да, без документов.

– Я же тебе уже сказал…

– Да, он потерял паспорт. Почему же он сразу не отправился в свое посольство?

– Лен, – к горлу Сергея постепенно стало подкатывать раздражение, – чего ты хочешь добиться? Чтобы я указал ему на дверь? Нам уже не нужны деньги?

– А ты назвал ему цену за комнату?

– Нет еще.

– Почему?

– Назову завтра, какая разница, деньги у него есть, я сам видел.

Жена замолчала. В раковину хлестала вода – старый смеситель совсем вышел из подчинения, напор можно было сделать или очень большим или слишком маленьким.

– Лен, – Сергей затушил окурок в пепельнице, – если что-то будет не так, я попрошу его освободить площадь.

– Хорошо, – сдавленным голосом произнесла она, и Сергей понял, что жена снова собирается заплакать.

Как же он устал уже от ее слез, от вечной нищеты, из которой они никак не могли выбраться все четыре года совместной жизни… она учительница в младших классах, он врач скорой помощи, подрабатывающий извозом. Они даже ребенка не решались завести, чтобы потом не просить через газеты поношенную одежду и обувь у всей страны. Сергей как-то заикнулся о том, что можно продать эту большую трехкомнатную квартиру и купить что-нибудь поменьше, но жена была категорически против. В этой квартире она родилась и выросла, здесь умерла ее мама и расставаться с домом она не желала. Сошлись на том, что будут сдавать комнату. И вот, он привел квартиранта, и снова не слава богу… Сергей плеснул в рюмку коньяка, чувствуя, как накатывается усталость и тупая головная боль.

Сидя на краю кровати, Грэм смотрел, как по темным доскам пола медленно перемещаются красные квадраты, падающие из окон. Перед глазами наспех скроенным полотном стояло белое лицо Захарии с заиндевевшими ресницами. Чехлы с мечами лежали у изголовья. Расставаться с ними не хотелось, мечи были самым ярким напоминанием о друге. Волосы Грэма, цвета выгоревшего песка рассыпались по плечам, лицо с чертами правильными, но резковатыми, походило на искусно вырезанную маску из золотистого камня, найденного на самой вершине скалы, а серые глаза с угасшими серебристыми искрами смотрели в одну точку. Грэм даже не заметил, как появился Титрус. Он стоял у дверей и молча смотрел на неподвижно сидящего юношу, казалось в несколько дней он изменился так, как не изменишься и за много лет, что-то стало в нем совсем иным, а, что, это еще предстояло выяснить.

– Грэм.

Он не шелохнулся, не оторвал взгляда от перемещения красных квадратов.

– Грэм, если мы не пойдем в комнаты Апреля и не станем трогать зеркало, наша, твоя жизнь вернется в свое русло. Исчезновению Апреля мы придумаем разумное объяснение, я согласен даже солгать в Сенате.

– Я хочу найти Апреля.

– Зачем? Как я могу понять, он мечтал вернуться на Землю, некогда породившую и его, и тебя, может…

– Разве больше не существует закона, по которому жители разумных планет нашего созвездия не могут покидать границ Ориона? Апрель не имел права переходить на Землю, не имел права использовать коридор, его поступок… я даже не знаю, как это назвать. Я до сих пор не могу все то уместить в своей голове, что мой наставник, заменивший мне семью мог отравить старого отшельника, лгать в Сенате, а потом, нарушив все на свете законы, уйти на Землю. Зачем он туда ушел? Что он собирается там делать? Чем заниматься?

Титрус пожал плечами.

– Чего ему не хватало? Чего он хотел, Титрус?

– Я не знаю, выходит, Апрель никогда не был со мной откровенным, он не посвящал меня в свои планы.

– В жизни не чувствовал себя тоскливее, – отрезал Грэм. – Понимаешь?

Титрус кивнул.

– Идем к нему.

К утру Апрель исследовал свое открытие в полной мере. Лучше всего будущее оседало на деревянных предметах и отражалось в стекле. Металл оказался плохим проводником, но на нем все же можно было кое-что рассмотреть, пластмасса и прочие искусственные материалы вообще не вступали с будущим в контакт, зато прекрасно запоминали прошлое.

Небо постепенно светлело. Солнца еще не было видно, но в воздухе уже явно ощущалось его ароматное дыхание. Апрель подошел к окну, открыл его и глубоко вдохнул прохладный запах пустых утренних улиц, темных древесных крон, влажной густой травы, жмущейся к домам, и почувствовал, как сильно устал за эту ночь. Снял халат, вытянулся на тахте, положив под голову стопку белья, и мгновенно уснул.

Войдя в покои Апреля, они зажгли пару светильников и поставили рядом с зеркалом, чтобы пламя освещало гладкую раму в мельчайших подробностях.

– Может, попробовать его снять? – предложил Грэм.

– Лучше не надо, если зеркало приводит в действие механизм, открывающий вход, то мы можем его нарушить и никогда не попадем в тайные комнаты.

Титрус встал по левую сторону, Грэм по правую, и они взялись за дело, исследуя полированное дерево.

Ты уверен, что дверь находится именно за этим зеркалом?

– Да, я видел, как он выходил оттуда.

Пальцы Грэма скользили по раме, ощупывая ее легко и почти что ласково, не пропуская ничего. Он вспоминал, как двигался Апрель, его манеру разговаривать, улыбаться… Постепенно его лицо стало отрешенным, глаза совсем прозрачными, движения приобрели мягкость и плавность, характерную для первого Сенатора. Титрус только взглянул на Грэма и сразу же отошел в сторону, поняв, что делает юноша. Даже лицо его изменилось, казалось, черты стали тоньше, на губах заиграла неуловимая улыбка Апреля. В Грэма будто вселялся первый Сенатор… Юноша больше не касался рамы, он проводил ладонью над нею. И секретный замок откликнулся, приняв Грэма за своего хозяина. Ладонь кольнуло, юноша коснулся пальцем едва заметной выпуклости, послышался тихий щелчок, и зеркало стало отодвигаться в сторону.

Охранник магазина мужской одежды «Робинзон-студия» Андрей принес домой видеокассету. По пути он прихватил бутылку водки себе и сладкого вина своей подруге Насте. Андрей был задумчив, как никогда.

– Привет, – он сбросил ботинки. Из кухни доносился запах жареной картошки.

– Всё, ты уже отдежурил? – появилась стройная девушка, с волосами, выкрашенными в модный красный цвет.

– Да.

– Что-то случилось?

Андрей промямлил нечто невразумительное, и Настя заволновалась.

– Я устал просто, есть хочу и, на вот, – он протянул ей пакет с бутылками.

– Что случилось, а?

– Да ничего, сказал же!

Настя молча ушла назад на кухню. Андрей прошел в комнату, сел на диван и посмотрел на выключенный телевизор, сверху на нем стоял видеоплейер. Должно быть впервые за свои двадцать восемь он был в такой растерянности и не знал, что делать. Или не делать вообще? Но то, что сняла камера, было настолько невероятным, что надо было что-то делать… обязательно.

– Настя! Налей водки!

Она принесла стакан, бутылку и тарелку жареной картошки с ломтем серого хлеба. Она обиделась, Андрей это видел, но отчего-то не возникало желания ее успокаивать. Он ощущал себя растерянным и глупым, точь-в-точь такое же ощущение было, когда его в первый раз застукал отчим с сигаретой. Ему, уже взрослому парню, бывший милиционер отвесил такую оплеуху, что в голове два дня звенело. Теперь в ушах нарастал знакомый звон… Между этими двумя событиями не было ничего общего, но в ушах все равно звенело.

Андрей налил четверть стакана водки, залпом выпил и закусил картошкой. Она оказалась сыроватой. Настя пришла с бокалом вина и сигаретой. Андрей смолчал, хотя и не любил, когда она курила в комнате.

– Что это за кассета? – кивнула Настя на видеокассету, лежащую на столике.