Ира Андронати - Малой кровью Страница 24

— На нанимателей мне вообще-то насрать, и что они там изобретают… — начал Серегин и замолчал.

Может быть, в нормальном состоянии он стал бы возражать — и возразил бы. Но сейчас его состояние было далеко от нормы: дикая усталость, жара, напряжение боя, обезвоживание, стимуляторы… Сознание сработало как очень сложный калейдоскоп: осколки цветных стекол и просто осколки, слова, чьи-то отрывочные мысли, стершиеся картинки, жест, гримаса, всхлип Санчеса, скрип новенького ремня — все это сложилось вместе, и теперь Серегин знал, что Фогман не врет. Но вместе с тем он знал, что эти же самые осколки, слова, мысли, картинки и гримасы можно сложить в другом порядке и получить совершенно другую правду. А потом перемешать еще раз…

— Насрать, — повторил Серегин. — Вот за ребят я и порвать могу… Но даже если они такие сволочи, во что я охотно верю, скажи мне, друг сержант, чего ты хочешь добиться — в самом конце? На выходе? Ведь по большому счету все из нас получили то, чего хотели: много денег, много пальбы, море водки, куча девок… и друзья. Настоящие друзья. Джентльменский набор наемника. Так, нет? А, Гриш?.. Бонус же в виде Эдема… Спроси кого хочешь: сильно на него рассчитывали? Ни хрена. А то, как нас используют… это ведь никогда специально не оговаривалось, правда?

— Ну, если ты так…

— Нет, постой. Я просто говорю, что не считаю себя обманутым. Вот и все. Но ты предлагаешь мне сыграть в новую игру. Правда, не говоришь, в какую. Чтоб интереснее было играть, наверное… Ну, в общем, да. Наверное. Давай сыграем. В конце концов, выход ведь всегда есть… хотя бы через цинковый ящик. Так, сержант?

— Ну, это… Чем позже, тем лучше.

— Но если я вдруг пойму, что все это — ребятам во вред…

— Не будет такого.

— Я порву, сержант. Понял?

— Ляг.

— Я лягу, лягу… Слушай, а может, просто высадишь меня в замке? Далеко мы оттуда?

— В замке… Во-первых, мы далеко. Во-вторых, в замке уже одни только чапы. Ребят куда-то увели.

— Черт…

— Но колонна большая была. Так что, наверное, все остались живы. Ну, почти все.

— Ты видел, что ли?

— Сверху.

— Ясно… И куда мы теперь?

— В Хайю, на север. Там наша база.

— В Хайе?!

— Ну да. Где лучше прятаться? Под носом у лисы…

Герцогство Большой Южный Паоот, планета Тирон.

Год 468-й династии Сайя, 1-й день лета

Теперь собачий лай не прекращался ни на минуту. Видимо, под проливным дождем пустолайки не держали след, не то беглеца очень легко прихватили бы на открытом месте. А так они просто обозначали место погони, и выходило, что погоня взяла его в подкову и куда-то ведет. И вот сейчас, сидя под нависающим валуном, прикрытый справа непроходимой зарослью местного терновника, Денис пытался перевести дыхание, согреться — и собраться с мыслями. Если по карте, то ведут его, похоже, вот в это ущелье, из которого, вполне может оказаться, нет выхода. Ручей вот здесь помечен как водопад…

Прорваться через линию погони можно в любую минуту — даже несмотря на то, что глушитель автомата поизносился и выстрелы, в общем, слышны. И в ближнем бою эти ребятки для него не противники, а шальную пулю можно получить случайно — наподобие того, как подхватывают триппер. Что же, из-за этого и к девкам не ходить?..

Другое дело, куда податься после прорыва? Он стянул на себя столько сил партизан, что надеяться пройти сквозь все линии окружения, сквозь все эти районы, насыщенные и перенасыщенные людьми Чихо, — нереально.

Правильно было бы вызвать катер и не морочить себе и людям головы. Но теперь катер уже не вызвать — та самая шальная пуля превратила одну рацию в две, но неработающие. Это называется: довыпендривался.

Есть некоторая надежда, что Большой, обеспокоенный пропажей ценного кадра — или хотя бы ценного прибора, — сам организует поисковую экспедицию на небольшой высоте, а он, Денис, как раз в это время смелыми действиями заставит врага обозначить огнем его, Дениса, местонахождение, после чего Большой применит «белый свет» — и «милый дедушка, ты забрал меня отседова…».

Как во всякой утопии, в этой было рациональное зерно. Небольшое, но было. Другое дело, что путь к зерну следовало рыть сквозь тонны навоза.

Так что ничего пока не остается, только прятаться, скрываться, путать и заметать следы — и растягивать еду, добывать еду, думать про еду…

Некоторое время назад Санкт-Петербург, Земля

В этот маленький и странный, под потолок набитый всяческим барахлом магазинчик они с Кешей заходили частенько. На антикварный он не тянул — да и недолюбливала, признаться, Вита антикварные магазины с их стерилизованной мебелью, гнусной бронзой, чудовищными картинами в еще более чудовищных рамах и надутым снобьем вместо нормальных продавцов. А здесь среди совершенно неликвидного барахла частенько попадались пусть совсем старенькие и потрепанные, но настоящие вещи из далекой прошлой, а то и позапрошлой жизни. Получалось что-то среднее между выставкой наглядных пособий для Кеши и обнищавшей кунсткамерой. Попросту лавка старьевщика — совсем еще молодого парня, пожалуй, что инвалида: сильно приволакивал при ходьбе ногу и заикался вплоть до полной алексии. Но Кеше он неизменно радовался… и Вита испытывала смутные подозрения, что некоторые совершенно безнадежные вещи появляются на полках именно в расчете на котенка.

— Кеш! Смотри, выварка!

— Такая большая кастр-р-рюля?

— Совсем не кастрюля. Эта штука нужна была, чтобы стирать белье.

Кеша вскочил на прилавок, заглянул внутрь огромной эмалированной емкости.

— У нее же моторчика нет, — удивился он. — Отломался?

— Не было у нее моторчика никогда. В нее наливали воду, клали белье, стругали мыло и кипятили на плите. Или даже на печке, если плиты не было. У нас на даче такая была. Бабушка в ней стирала. Жуткая штука.

Кеша напряг воображение:

— Это потому, что бабушка была очень бедная и не могла себе купить стиральную машину?

— Нет, Кеш, не поэтому. Стиральных машин тогда просто не было. Во всяком случае, так, чтобы пойти и купить. Глайдеров же раньше тоже не было? А совсем давно не было даже трамваев.

— А как же люди ездили?

— Пешком ходили. Или на лошадях.

— Лош-ш-шадь знаю. Четыре ноги, хвост, любит сахар и стоять на месте. Бегать не очень любит.

— Ну, во-первых, лошади тоже разные бывают. А во-вторых, их не очень-то спрашивали.

— Лош-шадь встала и па-а-аш-ш-шла! — заорал Кеша.

— Правильно. Только мы же договаривались, что в магазине будем говорить тихо.

Котенок изобразил искреннее раскаяние. Просто он не знал, как вообще эту фразу можно произнести тихо.

— А вот смотри, это, наверное, один и тот же человек сдал.

На витринке рядышком лежали большой металлический стерилизатор, рядом открытый металлический же футляр со стеклянным шприцем, несколько иголок, воткнутых в моток бинта, стетоскоп-трубочка, пяток стеклянных медицинских банок и черный пластмассовый футляр, еще побольше стерилизатора.

— Откройте, пожалуйста, — попросила Вита. — Мы не купим, конечно, но где еще он такое увидит?

— Это знаю, — опознал котенок. — Им уколы делают. Бо-ольно! — поежился он.

— Угу. Только теперь шприц после укола выбрасывают, а тогда складывали в эту блестящую коробку и кипятили.

— Стирали?

— Нет, это называлось «стерилизовать». Убить всех микробов.

— Знаю, — немедленно сообщил Кеша. — Мертвые микробы не кусаются.

— Точно.

Продавец с грехом пополам справился с ключами, дверцей, нагромождением ненужных предметов… Вита нажала блестящую выпуклую кнопку и подняла крышку.

— Термометр, — определил Кешка.

— Помнишь, как дедушка давление себе меряет?

— Там такая черная. — Котенок немедленно потянулся за содержимым футляра.

— Она «манжета» называется. Осторожно, не порви, там внутри резина. А вместо круглой коробочки, как у дедушки, вот такая высокая шкала. Внутри ртуть.

— Р-р-р-ртуть знаю. Такие шарики маленькие, они бегают, а потом вместе — брык, и все. Было два шарика, стал один. А когда большие шарики, они уже не круглые, а как придавленные.

— Это с папочкой вы шарики гоняли? — неестественно веселым тоном поинтересовалась Вита..

— С дедушкой. Только он не виноват, это я их разбил.

— Много?

— Все. Потому что очень кр-р-расиво.

Вита прикрутила винт, несколько раз качнула грушу. Тяжелый маслянистый столбик скачками допрыгал до девяноста и медленно пополз вниз.

— А ведь это, наверное, кто-то умер, — задумчиво сказала она. — Кто-то это все хранил — наверно, еще от своего дедушки, а то и прадедушки. А потом пришел человек, для которого все эти вещи ровно ничего не значат…

Чем-то эти экскурсии напоминали Вите походы в Зоны похищений. Порой она даже улавливала исходящее от старых вещей ощущение разговора с их бывшими владельцами. Она словно знакомилась. Угадывала чужой характер, привычки, случайности. Проверить догадки она не могла, да и не хотела. Захватывал сам процесс. Просто в Зоне брошенных вещей было великое множество, в каждом доме, в каждой комнате она в деталях могла наблюдать срез, моментальный снимок чужой жизни. Нет, не срез. Скол. Обрыв. Изучать подробности было слишком страшно, в такое не играют. А здесь получалась своеобразная дедуктивная угадайка.