Елена Хаецкая - Звездные войны. Тридевятая галактика навсегда Страница 27

К счастью, у Кершнера хватило рассудительности пообщаться на эту тему со своим агентом. Тот схватился за голову:

– Ты с ума сошел! Иди и делай!

И Кершнер вернулся к прерванному разговору. Джордж, не вдаваясь в «выяснение отношений», просто спокойно объяснил ему, каким видит новый эпизод саги:

– Фильм должен быть больше, сложнее, лучше, чем «Звездные войны» (тогда «Эпизод четвертый: Новая надежда» назывался еще просто «Звездные войны»; он сменит название через год после выхода на экраны). Все очень просто: если второй фильм не сработает, это будет конец «Звездных войн» как проекта. А вот если он сработает – я смогу продолжить.

– Ох, Джордж, – только и сказал на это Ирвин Кершнер, – что-то я ощущаю большой дискомфорт. Это же огромная ответственность!

Джордж на это ничего не ответил. И Кершнер впрягся в работу.

Кое-что сразу стало известно прессе. «Лукасфильм» продолжает «Звездные войны»: Кершнер режиссирует, Лукас консультирует, «Фокс» («ХХ век Фокс») прокатывает, но не финансирует, – писали газеты, лаконично и точно обрисовывая положение дел.

Спецэффекты, новые персонажи, инопланетяне – все это было поручено специалистам, а Ирвин Кершнер должен был сосредоточиться на главном: на более глубоком раскрытии характеров главных героев. Именно в пятом эпизоде определяются отношения между Люком, Леей и Ханом Соло. Ведь Люк, не догадываясь о том, что Лея – его сестра, – начинает по-юношески, по-мальчишески за ней приударять. («Запротоколировать, как наше поколение кадрило девчонок», – вспоминаются «Американские граффити».) Лею, однако, интересует – и с первого взгляда заинтересовал – более взрослый мужчина. Хан Соло нравится ей не потому, что он «негодяй». И не просто негодяй, а еще и «хороший»: неотразимый «плохой хороший человек»! Он ей просто нравится. А Люка она целует лишь для того, чтобы позлить Хана, – и выдает себя, естественно, с головой. Люк, который (не дурак же он?) прекрасно понимает, какую игру ведет девушка, легко принимает ее отказ. И лишь потом приходит понимание гораздо более глубинной, кровной их связи. Именно поэтому переход от легкого флирта к дружеским, а затем и родственным, и духовным отношениям произошел в случае Люка и Леи так естественно, так органично.

Вся эта тонкая игра взглядов, реплик, «специальных» походок была для Ирвина Кершнера родной стихией. И он сосредоточился на разработке сложных сюжетных линий, психологических моментов – и юмора.

Кстати оказалась и некоторая старомодность Кершнера, его «устаревшее» представление о том, как следует показывать любовь на экране: «Без показных обжиманий и слюнявых поцелуев, – Кершнер брезгливо морщился. – Чувства должны подразумеваться, а не демонстрироваться».

Интересное развитие получает Хан Соло. Вряд ли он изначально был таким уж «хорошим» – «негодяй» в личности контрабандиста, несомненно, преобладал. Его меняет встреча с принцессой – и особенно встреча с Люком. Если Лея – воин, как и сам капитан Соло, то Люк, особенно в первых эпизодах, – это воплощенная чистота, нетронутая душа, сохранившаяся почти в детской неприкосновенности среди песков Татуина. Борьба быстро добавит шрамов на тело и душу этого молодого человека, и учитель джедаев уже сочтет его слишком «старым» – слишком искушенным в жизни и ее злых соблазнах, – чтобы начинать обучение. Но для Соло остается тот, первый, образ совсем юного Люка – как навсегда утраченный идеал. И здесь даже автомобильная авария, изменившая лицо Марка Хэмилла, работает на тему.

Да, показать душевные терзания Люка Скайуокера стало для режиссера гораздо более серьезной задачей, нежели представить зрителю развитие здорового любовного чувства между принцессой и контрабандистом.

Несостоявшееся «чувство» к Лее – самая малая из эмоциональных проблем Люка. Гораздо важнее то, что он должен познать себя, стать джедаем, выбрать сторону – Темную или Светлую, а затем принять важнейшее решение: прервать учебу и броситься спасать своих друзей. Ну и, конечно, убийственное признание Дарта Вейдера: «Люк, я твой отец!» – да после такого кто угодно сиганет в бездонную пропасть…

Словом, находясь еще в самом начале, Ирвин Кершнер, несмотря на свой большой опыт (а может быть, как раз благодаря ему), слабо представлял себе – как же он все это будет делать.

Тем временем Джордж «встряхнул» свою компанию по производству эффектов – ILM. Костяк коллектива он пригласил в северную Калифорнию, где предложил начать все заново. Не все пришли в восторг от такой перспективы, но художник Джо Джонстон, например, принял предложение с радостью. «Что толку киснуть на месте, когда есть возможность перебраться в новое здание и заняться новым фильмом? Некоторые модели у нас уже имелись готовые, были и новые наработки…»

Дарт Вейдер: – Оби-Ван никогда не рассказывал тебе, что случилось с твоим отцом?

Люк Скайуокер: – Вполне достаточно! Он сказал, что ты убил его!

Дарт Вейдер: – Нет. Я – твой отец!

И тут Лукас сказал:

– На сей раз у нас есть кое-какие деньги.

– Джордж, – ответил ему Джонстон, – знаешь, мы не из таких, кто начинает отводить глаза и утверждать, будто деньги совсем не нужны.

– Вам осталось только превзойти себя, – в своей обычной, внешне флегматичной манере ответил Лукас.

И «маги», создающие невероятно живые эффекты для мира «Звездных войн», взялись за дело. История, которую рассказал им Джордж, вдохновляла на новые свершения: ходячие танки, дроиды, запущенные Дартом Вейдером на ледяную планету, всякие приспособления, человекообразные формы жизни… Словом, огромный простор для воображения.

Лукасу понравились дроиды, нарисованные Джонстоном, так что их запустили в производство. Кроме маленьких моделей, которым предстояло сниматься в общих планах, возникла светлая идея создать настоящий макет робота. Ну и отвезти его в Норвегию, где на сей раз планировалось снимать натурные эпизоды.

Замысел Джорджа сделать вторую картину лучше, чем первая, превратил «Империю» в целый «сборник проблем», как очень мягко высказался по этому поводу Гэри Куртц.

Большая часть проблем оказалась, как водится, неожиданной. Например, снег. До сих пор никто из участников проекта не снимал визуальных эффектов на фоне снегов. Белый вообще не лучший цвет для подобных экспериментов, и люди, ответственные за эффекты, полностью отдавали себе в этом отчет… но все же решились.

Как и Тунис, Норвегия встретила съемочную группу фирменной погодой: стояла жуткая, по европейским (и американским) меркам зима: постоянно двадцать градусов ниже нуля и «восемнадцать футов снежного покрова». Чтобы добраться до мест, выбранных для натурных съемок, приходилось прорываться сквозь снежную бурю на специальной технике и через короткие промежутки пути ставить вешки. Иначе метель заметет все следы, и дорогу обратно будет не отыскать.

Ирвин Кершнер вообще несколько дней не решался выйти из отеля, чтобы начать работу. Снаружи стояла сплошная пелена снега.

– С тем же успехом можно снимать ночью, – сердился режиссер. – Ничего не видно. Тьма.

Камеры тоже не «радовались» холоду. В конце концов нашли выход: камеры и операторов оставили в отеле, раскрыли двери черного хода, подперли их камнями – чтобы не закрывались, – и начали съемку того, что происходило снаружи.

Пожилой Кершнер был безжалостен к молодому Хэмиллу:

– Мы тут погреемся, а ты давай, иди отдувайся.

– В одиночку?

– Давай, вперед. Сегодня ты удираешь от фантастических чудовищ.

«Он там мерзнет вусмерть, ну а нам-то здесь тепло», – посмеивался Кершнер.

А все-таки сцены на ледяной планете получились прекрасными! Отдаленный, неприветливый к человеку мир, населенный странными косматыми существами, – сразу видно, что повстанцы были сюда загнаны обстоятельствами, что Империя заставила их жестоко поплатиться за уничтожение Звезды Смерти. Триумф, которым завершается первый фильм, – лишь короткая остановка на долгом пути к свободе. Второй фильм начинается с того, что все опять очень плохо.

И у Хана Соло появляется возможность проявить себя настоящим другом. Оставив теплый ангар, он отправляется на ночь глядя в ледяную пустыню – искать «капитана Скайуокера». Теперь они двое «вусмерть мерзнут» там, среди снегов…

Вообще тот факт, что один главный герой, пренебрегая смертельной опасностью, идет спасать другого главного героя, кажется нам вполне естественным. А напрасно.

Люк Скайуокер – в силу своего воспитания, просто в силу своей юности и врожденного идеализма, – «обречен» быть героем. У него как будто бы и выбора нет. Если он сделает что-то плохое, он просто уничтожит себя – перестанет быть тем Люком, которого все знают и любят.

Хан Соло – другое дело. Он – достаточно сложный персонаж, в нем сочетаются и хорошее, и плохое, и плохого в нем, особенно поначалу, больше. И когда он решается на что-то хорошее, то это означает, что Хан Соло в очередной раз преодолел некую, довольно сильную, часть себя и сделал очередной шаг по светлой дороге. Эти шаги даются ему непросто.