Повелительница Вселенной. Будни бога - Тиана Макуш Страница 27

— до сих пор, даже спустя сорок лет, среди аристократов оставалось достаточно много противников давнего решения о смешанном браке. Плевать им, что это решение помогло двум расам выжить в неспокойное время, плевать, что это было волеизъявление двух богинь. Эльфы слишком привыкли не верить, пусть со временем у маленькой богини Артезии и появлялось всё больше последователей. Но это далеко не вся раса, как у тех же дроу.

Сам Горан тоже не входил в число почитателей богини Природы, но по совершенно другим причинам. Ему суждено иное служение, и момента, когда та, кого зовут Повелительница, призовёт его, полуэльф ждал с трепетом и нетерпением. Какой она окажется? Доверять восторженным рассказам Храна нельзя — яграз пристрастен и откровенно обожает свою Хозяйку. Отец вот совсем иначе рассказывал о всемогущей богине, говорил, что она в равной степени жестока и коварна, как и положено тёмным. И честно рассказал, что именно Гораниэль стал платой за сохранение жизни наследника, сожалея, что ничего не может изменить и младшему, полукровному, но всё же родному сыну придётся в отмеченное время стать слугой, если не рабом.

Совсем молодого, пятнадцатилетнего юношу такая перспектива жутко пугала. Ровно до тех пор, пока Хран не поведал свою версию. Понятно, что яграз восхищался своей хозяйкой, но его рассказы о жизни рядом обнадёживали. Как и то, что Повелительница велела подготовить из мальчика хорошего воина. По крайней мере, в возможном рабстве и всяких других ужасах друг его яростно разубеждал. А там… жизнь покажет.

Наверное, если бы он не знал, что жизнь в Эльдорлее довольно скоро закончится, Горан не смог бы выдержать во дворце эльфов долго, сбежал непременно. Холодность, внешняя безэмоциональность первородных, презрение, с которым на него, полукровку, смотрели аристократы — всё это угнетало. Конечно, отец и брат вели себя достаточно доброжелательно, не обижали, не оскорбляли — всё же родная кровь. Но если сравнивать с семьёй матери, вообще с людьми…

Яркие, шумные, искренне ненавидящие и так же искренне любящие. Не прячущие свои эмоции или недостатки. Нет, далеко не все — люди разные. Но если брать в целом, расу можно охарактеризовать именно так. И среди них Горан чувствовал себя гораздо комфортней. Здесь на него смотрели с интересом или же опаской, а не с презрением. Здесь его уши, куда менее длинные, чем у эльфов, но всё же заметно заострённые, не были объектом насмешек. Как и внушительная фигура, выделявшая полукровку даже среди эльфийских воинов. А уж отношение к нему со стороны дядей и деда — вообще небо и земля.

В семье мамы его именно любили. И не делали различий между маленьким полуэльфом и детьми Брона или Равона. Всем одинаково дарили лакомства по праздникам, мальчиков учили сражаться, и так же одинаково и щедро раздавали подзатыльники, а то и ремнём по беспокойной заднице вытягивали, если кто напрашивался. В большом доме Сармано царили справедливость, любовь и счастье. Возвращаться после такого вновь во дворец, чтобы провести там время до следующих выходных, было невыносимо тоскливо.

— Тааак, вижу толку от тебя сегодня нет. Иди, проветрись, вон, мать поищи, раз всё равно сосредоточиться не можешь, — задержалась она что-то очень уж долго. Хватит тренировок, а то точно до беды недалеко.

Дядька с силой сжал плечо, потом похлопал сочувствующе. Разве на тренировке среди эльфов такое возможно? Сдохни, но слабость показать не моги! В общем-то такой подход вполне оправдан — учит выносливости и умению расставлять приоритеты. Да и мамины братья спуску тоже не давали. Но в то же время могли проявить чуткость, там, где надо. Как понимали, отделяли? Горан не знал, но за сегодняшнее послабление однозначно был благодарен. Внутри ворочалось что-то муторное, беспокойное.

Благодарно сжав широкую ладонь, полуэльф убрал меч в ножны на поясе и, стремительно развернувшись, вышел из тренировочного круга на заднем дворе. Тут же скинул влажную рубаху, ополоснулся из бочки, вытерся и отправился в свою комнату. Дом был действительно большим, трёхэтажным, и места хватало всем. Сбросив тренировочные вещи и оставив у двери — служанка потом в стирку заберёт,— Горан переоделся, перецепил пояс с ножнами и покинул дом. Начать поиски матери разумнее именно с торговой площади: городок небольшой, Кларину все знают — кто-нибудь да видел, подскажет-направит, где искать. Но он даже не дошёл до намеченного места — за пару улиц до площади как раз и встретил пропажу.

В свои шестьдесят с небольшим Кларина по-прежнему оставалась хрупкой и нежной красавицей, разве что в желтовато-карих глазах, унаследованных от отца-северянина (как и светлые, почти выбеленные волосы), отражался теперь не задор юности, а неспешная мудрость. И причина долгого отсутствия мамы тоже обнаружилась, тут же, буквально на расстоянии одного шага. Ещё один чужак.

Северяне хоть и выделялись на фоне местного населения более светлыми волосами и кожей, да и глаза у здешних жителей были в основном синие или зелёные, но Сайляр просто притягивал к себе взгляды. Смуглая кожа, цвета тёмной древесной коры, чёрные, чуть вьющиеся волосы, чёрные глаза — не широко раскрытые, а непривычно суженные, столь же мощная фигура, как и у северных воителей, однако дед однажды признался — по секрету, — даже он не хотел бы перебежать такому воину дорогу. Говорили, что в его роду отметились южные орки. Всё возможно.

Мать тут же смутилась, а Сайляр упрямо сжал губы и не позволил ей разорвать переплетение пальцев. Горан усмехнулся. Хоть мама и давно повзрослела, но всё такая же девочка в душе, как и раньше. Только доверять боится. И переживает, что, решившись последовать зову сердца, обидит единственного и горячо любимого сына. Глупенькая… Он только порадуется за неё! Ведь самый расцвет же, а раз посчастливилось встретить любовь, зачем лишать себя шанса на счастье?

Это ему нельзя иметь хоть сколько-нибудь серьёзных отношений— неизвестно когда, но этот мир он покинет. Хорошо, если ещё лет сто в запасе, можно рискнуть, и даже завести семью. Дети успеют вырасти и устроиться в жизни. А если его призовут через год-два-десять? А ей что теперь, из-за чувства вины почти сотню лет оставшегося жизненного срока просидеть в одиночестве? И ведь говорил же, объяснял, что вскоре, возможно, уйдёт искать свою судьбу — рассказать правду так и не смог, — уверял, что будет только рад её счастью. Но нет. Женщины…

— Маам, а мы