Сергей Калашников - Кусочек одеяла Страница 3

— Это помещение при аварийном отстреле реакторного отсека разрывается пиропатронами. Видите этот обруч, пристроенный изнутри? Для их обслуживания нужен доступ. То же — в случае, если придется привести их в действие вручную. Тут надежность и удобство важнее эстетики. А термоизоляция не нужна, тем более — надо куда-то рассеивать тепло от реактора.

— Тем лучше. Ничто не мешает. Прекрасно видно, что, кроме задраенной двери и окна в ней, сквозь переборку проходит только фидерная линия, через которую в корабль поступает питающее напряжение. А где коммуникации систем контроля и управления?

— Их нет. Реакторный отсек совершенно автономен. Его автоматика реагирует только на отбор мощности, поддерживая заданное напряжение на выходе. Лишь проникнув за эту дверь, пилот может вмешаться в работу энергетической установки. А слежение за ее работой идет через вот эту телекамеру. Видите, она стоит по нашу сторону переборки и направлена на приборный щит через то же самое окно. Так что, действительно, в переборке всего четыре отверстия: окно и три гермоввода, к которым и подключены шины проводников.

Степа провернул вокруг оси участок трубы, прикрывающий место стыка линии с переборкой, и стало видно подсвеченный с той стороны стеклянный изолятор с пропущенным сквозь него серебристым стержнем.

— Итак, все отверстия закрыты прозрачным материалом, — констатировала Ретта.

— Этим материалом закрыты все отверстия во всех переборках и обшивке корабля. Специальное стекло, очень прочное и имеющее такой же, как у стали, коэффициент теплового расширения. Прекрасный изолятор. Он же и во всех герметичных разъемах. Боюсь, дело не в прозрачности, — Степа несколько обескуражил Ретту, и она задумалась. И тут подала голос Николь.

— Эта гадость боится света, а здесь диэлектрики постоянно просвечены со стороны реакторного отсека. Можно проверить. Я сейчас. Впрочем, нет. Степа, нужны два провода и лампа.

Но Степе уже не надо подсказывать, он понял идею, а что здесь есть, и где лежит, он знает лучше всех. Через полчаса приспособление было готово. С двух отрезков провода содрали изоляцию и натянули на них прозрачные силиконовые трубки. На один конец прикрепили патрон с лампой, на другой — крокодилы с изолированными ручками. Подключили к стержням гермоввода и… отсек ярко освещен. Но телекамера и автоматика отстрела не оживают, да и на клеммах рубильника напряжения нет. Оказывается «неведомое» не только беспрепятственно проникает сквозь изоляцию, но и распространяется по ней вдоль проводников. Да, изгнать эту нечисть будет ох как нелегко.

Дальше — сложнее. Принялись обнажать изоляцию фидерной линии. А дело это непростое и рискованное. Триста восемьдесят вольт — не игрушки, даже в изолирующих перчатках как-то неуютно. Хорошо, что до рубильника недалеко. Подводящие провода обмотали прозрачным скотчем, пристроили еще одну лампочку так, чтобы она их освещала, и пробником убедились в наличии напряжения на входных и выходных клеммах. Покумекали чуток, и пристроили еще одну лампу под кожух рубильника. Вроде все.

Поворотом рукоятки Степа обесточил корабль. Сразу через окошко взглянул на приборы реактора. Индикатор отдаваемой мощности доверительно сообщил, что переход на режим холостого хода прошел штатно. Теперь феномену нечем питаться. Интересно, а как узнать, ушел он, или нет? И, словно прочитав его мысли, Николь сообщила.

— Эта штука еще здесь. И никуда не собирается.

— ?

— ?

— Я десять лет была собакой. И сейчас, отчасти, все еще собака. Чутье! Не могу объяснить, но сама верю. И вам советую. Не подводило.

— Можно предположить, что феномен продолжает питаться. В его распоряжении и аккумуляторы аварийного освещения, и батареи бесперебойного питания систем управления, и много разных других источников тока, вплоть до часовых, — до Степы уже дошло, что простым выключением рубильника изгнать незваного гостя им не удастся, — кроме того, этого добра много и за пределами герметичного корпуса. В ракетах, в аппаратуре наблюдения, в системах контроля двигателей. Так что выкуривать «залетного» будем светом, как нечистую силу ладаном. Отсек за отсеком, разъем за разъемом.

И пошла работа. Начинали всегда с того, что сдирали панели внутренней облицовки, обнажая проводку. Зачищали изоляцию с мест, где она мешала свету попадать на стекла изоляторов. Часть коммуникаций отключили совсем. И везде пристраивали лампочки, выкручивая их изо всего, без чего могли обойтись. Пришлось очень экономить силиконовую трубку и даже скотч, поэтому много мест осталось без изоляции, вопреки всем требованиям электробезопасности.

Очень на руку оказалось неожиданно развившееся у Николь чутье на присутствие феномена. Она часто указывала на пропущенные коммуникации, если в изоляции проводки обнаруживалось наличие прокравшегося туда таинственного «нечто». Это позволило сильно уменьшить количество досадных проколов, избежать которых полностью все же не удалось. Три отсека отвоевывали дважды.

Только через две недели очистили весь герметичный корпус. Запустили отопление и регенерацию воздуха, оживили навигационную систему, поели горячего. Лиха беда — начало. Теперь настал черед двигателей. Пришлось выходить наружу и проделывать с каждым из них всю работу от начала и до конца, обдирая, зачищая и освещая. В тяжелых скафандрах для наружных работ это было непросто. Еще две недели потратили.

Но, едва управились, Степа занял пилотское кресло и, убедившись в том, что корабль управляем, а экипаж пристегнут, дал тягу. Во всех смыслах. Уже на подлете к Земле ему в голову пришла неожиданная мысль.

— Девчата, а ведь мы не все сделали, что обязаны. Название той штуке, что нас накрыла, что ли папа римский за нас давать будет? Нехорошо!

— Накрыла, говоришь, — Ретта нервно хихикнула, видимо заново переживая недавние события, — раз накрыла, значит, простыня.

— Или одеяло, — вступила Николь, — толстое, но невидимое.

— Нарекается одеяльником, — констатировал Степа, — если нет возражений.