Норман Спинрад - Братство убийц. Звездная крепость Страница 30

Итак, три человека, судьба которых полностью зависела от личности, которая им самим представлялась неразрешимо загадочной. Три человека, ждущие своей смерти с минуты на минуту. Однако никто из них не умрет, если только сам не захочет. Для двоих спасение, а для третьего — судьба, худшая, чем сама смерть. Во всяком случае значительно более хаотичная судьба, чем простое возвращение в ничто…

В самом деле события ускоряли свой ход как будто для того, чтобы подготовить развязку драмы, начавшейся века назад. Менее чем за месяц “Прометей” будет готов к полету. А Гегемония почувствует возникновение Факторов Случайности в таком ритме, какого она еще не знала.

Лиги больше не было. И отныне Совет Гегемонии будет вынужден признавать руку Братства в любом событии, способном поколебать его порядок. Разница станет значительной: ведь теперь Гегемонии придется столкнуться с организацией не наивных конспираторов-идеалистов, которыми она манипулировала как хотела, а с таинственной силой, действия которой нелегко предвидеть, в намерения которой невозможно проникнуть.

Что же касается изменения в Совете Гегемонии, то они могли только усилить Социальную Энтропию. Такой оппортунист, как Торренс, окажется более гибким, чем Кустов, — что не помешает ему, в случае необходимости, быть еще более свирепым. Когда “Прометей” взорвет замкнутый мир Гегемонии, устремившись в бесконечность Хаоса, Торренс — в отличие от Кустова — предпочтет извлечь выгоду из этого, чем напрасно противиться неизбежному. На этой стадии операции лучше было бы иметь дело с оппортунистом, чем с таким фанатиком, как Кустов… Особенно, если упомянутый фанатик становился настоящим дамокловым мечом. И в самом деле, живой Кустов мог по-своему служить интересам Хаоса…

Жужжание интерфона прервало размышления Чинга. Он нажал клавишу:

— Слушаю.

— Пленники здесь, Главный Агент.

— Впустите их. Одних. Но пусть стража будет рядом и готова вмешаться.

Через несколько секунд дверь открылась и несколько внушительного сложения Братьев ввели Джонсона, Горова и Кустова. Роберт Чинг внимательно обвел взглядом лица трех мужчин, которые нерешительно продвигались в его сторону.

Борис Джонсон казался заинтригованным, скорее сдержанным, но без всякой враждебной предвзятости. Он выглядел как человек, покончивший со своими иллюзиями, который с определенным любопытством ждет, когда ему предложат что-нибудь взамен. Может быть даже с определенным шансом готовности к этому. Это поведение, если и не вызывало восхищения у Чинга, то производило на него приятное впечатление.

Мысли, волновавшие Кустова, ясно читались у него на лице. Он явно испытывал страх, но в глазах его читались одновременно ненависть и презрение, которые испытывает фанатик к фанатику, который служит другой идее, против его собственной.

Напротив, лицо Горова было совершенно бесстрастным. Подтверждались слухи, что это был не человек, а скорее живой робот, думающая машина, личность, которую оживляла только жажда познания. Однако, несмотря на неприязнь, которую ему внушал Горов, Чинг чувствовал определенное сходство характеров с этим человеком. Ведь, невзирая на все то, что их разделяло, у обоих была способность восхищаться снова и снова чудесами окружавшего их мира. И Чинг знал, что из этих троих именно Горов был лучше всех готов воспринять смысл слов, которые Чинг собирался сейчас произнести.

— Добро пожаловать в генштаб Братства Убийц, — произнес он торжественно. — Садитесь, господа.

Не колеблясь, Борис Джонсон тотчас же уселся напротив Чинга, и его взгляд так и застыл на лице Главного Агента. Чинг должен был признать, что таких людей, как Джонсон, Гегемонии удавалось воспитывать лучше всего: скрытые бунтовщики, непримиримые оппозиционеры, которые были способны на удивительную приспособляемость, когда требовали обстоятельства.

Поколебавшись минуту, Горов уселся рядом с Джонсоном. Владимир Кустов же остался стоять, вызывающе смотря прямо в глаза Чингу.

— Ну, господин Кустов! — обратился к нему Чинг укоризненно-покровительственным тоном. — Вы же не станете вынуждать призвать стражу. Вы же понимаете, что мне неудобно, когда кто-то стоит, в то время как я сам сижу. Я прихожу в ужас от ненужного насилия…

— Вы… вы… — пробормотал Кустов, почти упав в кресло, — вы приходите в ужас от насилия! Вы, который руководит бандой безумцев! Убийц! Садистов! Опасных фанатиков!

— Я имел в виду ненужное насилие, — поправил его спокойно Чинг. — Но получилось так, что в условиях жизни, созданной Гегемонией, даже самый миролюбивый человек вынужден обратиться к насилию, чтобы заставить услышать свой голос.

— Так Аркадий говорил правду! — воскликнул Джонсон. — Вы в самом деле противники Гегемонии! Но почему тогда мешали нам? Вы же знали, что мы, как и вы боремся против Гегемонии.

Чинг не очень-то твердо знал, что отвечать. Как объяснить такому человеку, что своими заговорами он постоянно вредил тому самому делу, которому, как он думал, служит.

Он все-таки попробовал навести его на мысль:

— Вы когда-нибудь слышали о Законе Социальной Энтропии?

Джонсон вытаращил плаза.

Чинг вздохнул. Конечно, нет. Да и откуда?

— По крайней мере, имя Грегора Марковица говорит вам хоть что-нибудь?

— Пророк века Религий? — пробормотал Джонсон застенчиво. — Ходят слухи, что вы его последователи, что вы принимаете решения, глядя на внутренности животных, причем консультируетесь по кодексу, называемому “Библией”.

Чинг расхохотался.

— Внутренности животных! Библия! Мой бедный друг, я и не знал, что Гегемония воспитывала вас в таком темном невежестве! Но мы не Авгуры, а Марковиц никогда не объявлял себя пророком. Такие люди называли себя социологами, и “Теория Социальной Энтропии” не сборник пророчеств, а научный труд. Уверяю вас, что в основе всех моих действий безупречная логика. А кажутся они нелогичными только тому, кто не знает, что логика — это Случай.

— Я не понимаю, — сдавался Джонсон. — Мне это кажется противоречивым.

— Да я знаю. Порядок логичен, а Хаос нет. Те, кто служат Порядку — реалисты, а кто Хаосу — религиозные фанатики. Однако вдумайтесь в Положения Закона Социальной Энтропии. Разрешите мне изложить его в доступных выражениях. Мир физики в общем стремится к все возрастающей неорганизованной материи — к постоянному разложению материи. Именно это мы и имеем в виду, говоря о Хаосе или об энтропии. Но точно также обстоит дело в области человеческой культуры. Нужно потратить немало энергии, чтобы остановить в пространстве и времени склонность к энтропии в области материи. Тот же феномен наблюдается в случае человеческого общества — Социальная Энтропия. Чем больше данное общество упорядочено — тем больше требуется Социальной Энергии, чтобы поддерживать противоестественный порядок. А где взять эту Социальную Энергию? А просто-напросто организовать общество так, что оно будет производить ее. Что требует еще большего порядка. Теперь вы понимаете в чем парадокс?

Выражение лица Джонсона передавало усилие, которое он делал, чтобы понять.

— Обратитесь к вашему же опыту, — продолжал Чинг. — Гегемония является неестественным образованием, которое противопоставляет себя полностью хаотичной природе вселенной. Демократическая Лига попыталась свергнуть этот Порядок вполне определенным способом. Попытка заранее обречена на неудачу, так как Гегемония более организована, чем Лига, и вам неоткуда взять Социальной Энергии, чтобы ее порядок заменить своим. В самом деле, своими действиями Лига способствовала консолидации вражеских сил, среди которых имелись определенные противоречия, в частности в верхушке Гегемонии. Лига преобразовывала Факторы Случайности в Факторы Предвидимые и таким образом способствовала усилению порядка, который хотела свергнуть. А что касается нас, то наоборот, действуя методом случайности, мы обязательно должны были добиться конечного успеха, потому что мы боролись, используя теорию Хаоса, следуя естественному развитию Вселенной.

— Довольно глупостей! — воскликнул Кустов. — Убейте нас — и покончим с этим! Незачем учить дурацким рассуждениям…

— Убить вас? — улыбнулся Чинг. — Это было бы слишком логично. Вы враг, а врага надо нейтрализовать. Это как раз то, что вы бы сделали на моем месте, не так ли? Но вы представитель Порядка, а я — Хаоса. Поэтому мне кажется, что в данной ситуации вас надо пощадить…

С загадочной улыбкой он следил за реакцией своих собеседников. На лице Кустова можно было прочесть надежду, ничем не прикрытое презрение, а также лихорадочное обдумывание возможных вариантов и проектов. Выражение лица Джонсона выдавало абсолютное непонимание происходящего. И только Горов оставался безмятежным, как будто он ожидал именно такого развития событий. Чинг подумал, что он правильно сделал, выведя его из Совета Гегемонии, этот человек наряду с ненасытной жаждой знаний, также стремился бы к безграничной власти… В самом деле, Горов в качестве Главного Координатора был бы грозным соперником!