Питер Гамильтон - Нейтронный Алхимик. Конфликт Страница 30

— Отец высокого о вас мнения, мистер Хилтч, — поддержал министра принц. — Должен сказать, что, когда все это закончится, на вас, скорее всего, навесят титул.

— В любом случае, я не думаю, чтобы предлагаемый союз смог поставить королевство в зависимость от нас, — заключил Астор. — Освобождение одержанных на Мортонридже необходимо и выгодно для всех сторон. И если после этого мы станем немного лучше понимать друг друга, то это, разумеется, только во благо.

Ральф Хилтч неловко поерзал на ложе, отчего Кельман с Астором весело переглянулись. При всем различии породивших их культур лорд и эденист мыслили на удивление сходно, так что взаимопонимание их было быстрым и полным. Кельмана все больше заботило, что свободу, которой он наслаждался всю свою жизнь, которая позволила ему развить свой интеллект в полной мере, поддерживали такие стражи, как этот Ральф и флот, не способные разделить более либеральные взгляды своих повелителей. Неудивительно, подумалось ему, что все империи в истории гнили с головы.

Едва крейсер пристыковался к обиталищу, как всех выходящих принялись проверять — недолго и почти формально. Неизбежный тест на статическое электричество, подтверждение, что рядом с каждым работают процессоры, — проверка, с которой приходилось мириться каждому. Включая даже принца. Посол Астор сделал все, чтобы его собственная проверка проходила при всех. А Коллис был само обаяние, даже когда двое эденистов водили над ним датчиками.

На станции метро в космопорте их ждал администратор Азары во главе небольшой группки встречающих официальных лиц. В большинстве эденистских обиталищ пост администратора был сугубо формальным, на Азаре же он переродился в нечто напоминающее пост министра иностранных дел всего эденизма.

Всего же встречать делегацию собралась изрядная толпа — в основном молодые и любопытные эденисты и персонал иностранных посольств.

Коллис с улыбкой выслушал краткую речь администратора, ответил что-то подобающее и заявил, что очень хочет посмотреть на внутренность обиталища. Не обращая внимания на ожидающий вагон метро, все покинули зал пешком.

Ральф тоже никогда не был внутри обиталища. Стоя на лужайке перед станцией, он оглядывал свернутый в трубку простор, завороженный его красотой, непередаваемой роскошью живой природы.

— Поневоле удивишься: зачем мы отвергли биотех? — заметил вполголоса Кельман Маунтджой.

— Да, сэр.

Принц смешался с толпой, пожимая руки всем подряд. С лица его не сходила улыбка. Общение с народом было для него не внове, но это было незапланированным, и обычная орда агентов ИСА не окружала его — только пара кислолицых морпехов, на которых никто не обращал внимания. Коллис явно наслаждался жизнью.

Кельман ухмыльнулся, глядя, как его одновременно целуют две девушки.

— Ну, он же настоящий живой принц. Не думаю, что здесь такие часто попадаются.

Он поднял глаза на осевую осветительную трубку и зеленеющие просторы за нею. Что-то пугающее было в том, что грандиозное это строение на самом деле живое, что оно смотрит на него и обдумывает его бытие краешком огромного своего сознания.

— Думаю, мне тут понравится, Ральф. И вы были правы, подумав об альянсе с эденистами. До сих пор я не осознавал, насколько велик потенциал их цивилизации. Я всегда полагал, что наша иностранная политика в конечном итоге приведет их к краху. Но я ошибался; какие бы препоны мы ни ставили, как бы далеко ни бежали, этих людей нам не остановить.

— Теперь уже поздно что-то менять, сэр. Мы свободны от их энергетической монополии. И я об этом не жалею.

— Я согласен, Ральф. Но в жизни есть не только материальная сторона. Думаю, обе культуры выиграют от более тесных связей.

— Пожалуй, это можно сказать о любой системе Конфедерации.

— Вы правы, Ральф. Конечно, правы.

«Второе всеобщее Согласие в течение месяца и, скорее всего, не последнее в этом году», — подумало оно о себе, складываясь.

«Самое неприятное в просьбе лорда Кельмана Маунтджоя — присущая ей внутренняя логика, — решило Согласие. — Симуляции, проведенные Ральфом Хилтчем, показывают, что освобождение Мортонриджа вполне может пройти успешно. Мы признаем мнение тех из нас, кто считает, что успех этот возможен только в отсутствие внешних факторов, усугубляющих положение. Таким образом, риск возрастает.

Основная проблема, встающая перед нами, заключается в том, что планируемая победа практически полностью иллюзорна. Мы уже заключили, что физическая борьба не может стать ответом феномену одержания. Мортонридж только подтверждает это. Если для того, чтобы освободить два миллиона человек на небольшом полуострове, нужны совместные усилия двух величайших держав Конфедерации, то освободить подобным образом население целой планеты — затея, граничащая с невозможным.

Успех при освобождении Мортонриджа поднимет по всей Конфедерации волну неоправданных надежд. А они опасны, поскольку под их влиянием местные политики окажутся затопленными волной требований, которые не в силах будут исполнить и которыми не в силах будут пренебречь. Отказавшись же от предложения королевства, мы окажемся в роли злодеев, столь искусно подготовленной для нас лордом Кельманом Маунтджоем».

— Я вынужден поправить, — сообщил Согласию Астор. — Салдана не хуже нас понимают, что прямое военное вмешательство не может быть ответом. Мортонридж и перед ними ставит тяжелейший вопрос. И поскольку они более нас чувствительны к политическому давлению, они реагируют единственно возможным для них способом. Скажу еще вот что: посылая с этой делегацией родного сына короля, они дают понять, какое значение придают нашему выбору и признанию того, что должно случиться, если мы выразим поддержку их просьбы. Если обе наши державы возьмутся за освобождение Мортонриджа, возврата к прошлому не будет. Мы установим доверительную связь с одной из могущественнейших цивилизаций, ныне противостоящей нам. Этот фактор мы также не можем игнорировать.

«Спасибо, Астор, — отозвалось Согласие. — Ты, как всегда, красноречив. Поэтому мы признаем, что будущее должно быть поддержано настоящим. Мы имеем возможность по завершении нынешнего кризиса посеять зерна более мирной и терпимой галактики.

Это недостаточно логичная причина, чтобы переводить нашу цивилизацию на военные рельсы, равно как и порождать неизбежные в таком случае ложные надежды.

Однако бывают времена, когда людям более всего нужна надежда.

Ошибаться свойственно человеку. Мы храним собственную человечность вместе с присущими ей пороками. Мы ответим принцу Салдана, что до тех пор, покуда не будет найдено окончательное решение проблемы одержания, мы поддержим его безумную затею».

На пятый день пути «Энон» вынырнул из червоточины в семидесяти тысячах километров над Йобисом, родной планетой киинтов. Едва назвав себя перед местной диспетчерской (франшизой, управляемой людьми) и получив разрешение выйти на орбиту, Сиринкс и космоястреб принялись разглядывать тройные луны.

Три спутника вращались вокруг первой точки Лагранжа, в четырех миллионах километров от планеты в сторону светила, яркой звезды класса F2. Они были одинакового размера — тысяча восемьсот километров в поперечнике — и располагались в вершинах равностороннего треугольника со стороной в семьдесят тысяч километров, совершая один оборот вокруг общего центра тяжести за сто пятьдесят часов.

Эта аномалия и привлекла внимание первого корабля-разведчика в 2356 году. Триада была слишком правильной, слишком невозможной, чтобы возникнуть естественным путем. Хуже того — все три луны имели одинаковую массу (плюс-минус полмиллиарда тонн — вероятно, из-за столкновений с астероидами). Иными словами, кто-то их построил.

К чести капитана корабля-разведчика, та не попыталась бежать. Впрочем, едва ли имело смысл скрываться от расы достаточно могущественной, чтобы создавать конструкции подобного размаха. Вместо этого капитан передала на планету сигнал с просьбой приблизиться. Киинты ответили «да».

Это было самое приветливое, чего удалось от них добиться. Киинты довели скрытность до уровня искусства. Они никогда не обсуждали собственной истории, своего языка или культуры.

Тройные луны они назвали «старым экспериментом», цель которого так и осталась неясной. Человеческим кораблям не позволялось ни садиться на них, ни даже запускать зонды.

Однако космоястребы с их способностью ощущать гравитацию за несколько столетий полетов кое-что добавили в пустую копилку знаний. Органы чувств «Энона» позволяли Сиринкс видеть, насколько однородны эти луны внутри — шары алюмосиликата, без ядра и мантии, без сучка и задоринки. Их поля тяготения растягивали пространство-время, образуя в окружающей реальности удивительно ровный четырехмерный прогиб. И снова — все три поля тяготения были совершенно равносильны и симметричны, обеспечивая этой триаде совершенную орбитальную устойчивость на протяжении миллиардов лет.