Федор Березин - Лунный вариант Страница 30

Однако все это предстояло в будущем, а сейчас Владислав Николаевич Волков занимался сближением с лунным модулем. Несмотря на внутреннее волнение, то, что он проделывал, было абсолютно штатной ситуацией – в любом случае, по первоначальному плану взлетевший с Луны «Кузнечик» тратил все топливо подчистую. А значит, его стыковочный партнер являлся единственным, кто был способен осуществить сближение и стыковку.

Глава 37

Автономия

Можно сказать, с тех пор как Алексей Леонов шагнул из «Восхода-2» в открытый космос, в развитии костюмов для вакуума миновала целая эпоха. То, во что сейчас был облачен Юрий Гагарин, можно было бы вообще использовать в качестве небольшого автономного космического корабля. Не хватало только двигателя и взлетной ступени в качестве первичного импульса для вывода на окололунную орбиту. Его скафандр мог выдержать даже попадание микрометеорита. В сравнении с планетой поперечная проекция человека мизерна, и он не притягивает к себе астероиды, однако это безатмосферный мир, и вероятность встречи с природной, миллионы лет мающейся без дела, сверхскоростной пулей все-таки имеется. Для инженеров было бы верхом идиотизма потерять ступившего на Луну космонавта из-за столь тривиальной причины. Микрометеор мог даже не убить его, но поверхность Селены – достаточно неприветливое место. Маленькая дыра в слое компенсатора давления приводила к разрыву сосудов и закипанию крови. Пробóй терморегуляционной прокладки вел к испарению терморегулятора – воды, и, естественно, к перегреву: человек как бы оказывался запаянным в термос, без возможности сброса избыточного тепла. При серьезном оголении тела космонавт подвергался одновременному воздействию ничем не ослабленной солнечной радиации и вакуума. Первое вело к необратимым биологическим изменениям в клетках и к ожогу, второе – к общению с температурой, близкой к абсолютному нулю.

Вообще-то экспериментов по воздействию на людей всех указанных опасностей одновременно не проводилось даже в гитлеровской Германии, но смерть человека в этом случае считалась аксиомой. Юрий Гагарин был застрахован от всех предполагаемых опасностей вкупе.

Однако теперь он столкнулся с более общим принципом устройства этой Вселенной. Видите ли, любая замкнутая система ограниченна, в том числе по продолжительности существования. Разумеется, и Вселенная конечна, но ее цикличность все-таки растянута во времени на сто миллиардов лет. Находящийся же в распоряжении Юрия Алексеевича скафандр представлял собой очень небольшую систему, цикл ее автономного существования был на множество порядков меньше.

Глава 38

Открытый космос

Черт возьми, именно сейчас авантюрность всей торопливости полета проявлялась в полной мере. Космонавт Владислав Волков покинул надувную шлюзовую камеру и оказался в космосе. В открытом космосе. В открытом космосе космонавт Владислав Николаевич Волков находился впервые. Можно бы было наслаждаться грандиозностью момента – антагонистическим сочетанием внутреннего величия себя с мизерной точечностью собственной масштабности в отношении окружающей бездны. «Боже правый, – думал про себя атеист Владислав Николаевич, – стоит разжать руки, и провал в бесконечность гарантирован». В его амуниции не имелось не только какого-нибудь фантастического реактивного ранца, но даже ракетного пистолета, вообще-то в ЗИПе корабля наличествующего. Но зато у него был трос, надежнейшая сцепка с кораблем. Конечно, гарантированный полет в бесконечность был не только не гарантирован, но и невозможен. Даже в случае обрыва капронового шнура. Сейчас вместе со сцепившимися кораблями Владислав Николаевич двигался по эллипсу, в одном из фокусов которого помещался центр Луны. Без добавочной – и весьма значительной – ракетной тяги он не смог бы вырваться из этих близких гравитационных пут. Кроме того, это являлось только первой ступенькой иерархической цепочки гравитационных связностей. Луна, в свою очередь, значилась спутником родной планеты Волкова, и для выпрыгивания из ее подчинения недостало бы мощности впаянных в скафандр голеней Владислава Николаевича, несмотря на невесомость и все прочие окружающие чудеса. Ну а еще дальше, по иерархии, распространялась власть Солнца – для расставания с ним требовалась третья космическая скорость, а на такой разгон даже у «Зонда» номер девять не хватило бы топлива. Так что возможность уверенного полета в бесконечность была чистым самонадувательством. Разумеется, великолепный инженер Волков это знал. Тем не менее, отцепившись от корабля, он бы погиб неминуемо, даже если бы завис от него всего на расстоянии метра: здесь не имелось воды или хотя бы воздуха, используя который стало бы возможно «приплыть» обратно. Это было самое древнее в мире образование – Космос. Шуток он не переваривал. Он не делал никакой скидки новичкам, и ему совершенно наплевать – первый или двадцатый раз вошел в его лоно микроб Владислав Николаевич. И, значит, несмотря на все страхи и восхищения звездами под ногами, космонавту Волкову приходилось работать, потеть и думать.

Пока что единожды Герой Советского Союза уверенно, как будто и вправду делал это не впервые, справился с первым этапом. Он вошел – точнее, вплыл – в шлюзовую камеру, задраил за собой люк и заставил специальный замедляющий вентиль, не торопясь, поэтапно – в течение целого часа – стравливать воздух (в связи с чем собственный скафандр постепенно надувался и становился все массивней). Только после этого он открыл следующий люк и наконец оказался в вакууме. Теперь следовало подобраться к кабине побывавшего на Луне механизма. Волков подумал, что при наличии времени было бы вовсе не плохо добраться до его удаленной стороны и коснуться лап, попиравших естественный спутник. Он тут же поправил себя. Ни одной железки, непосредственно соприкоснувшейся с Луной, на орбите не присутствовало – нижняя часть посадочной ступени осталась там, в пыльном центре кратера Лемонье. Это было опасное замыкание мыслей, ибо от лап посадочного модуля сложные течения нейронных связей уверенно несли к скоплению соседей, хранящих образы замерших луноходов, а от них… Понятно куда.

У Владислава Николаевича имелся только один путь остановить этот опасный поток – отдать себя текущим делам без остатка. Он начал перебирать руками, стремясь как можно быстрее в этой окружающей невесомой плавности достичь соседнего корабля.

Глава 39

Марш-бросок

В новом, последнем броске лунные санки реабилитировались, подтвердили свою функциональную пригодность: за сколько рейсов в ином случае он смог бы перенести все необходимое? За четыре-пять? А так все кислородные баллоны, многослойный термос с запасом воды и аккумулятор он смог дотащить за раз. Разумеется, пришлось повозиться. Конечно, с точки зрения рационализма в этом новом походе не имелось никакого смысла. Ведь какая, в сущности, разница, где произойдет последний акт трагедии – развязка эпопеи? По большому счету, все уже случилось. То, что происходит сейчас, – загробное существование. Никто никогда не узнает, как и что здесь вершилось, так же как не узнает и того, о чем он думал, о чем мечтал и мыслил в последние часы. В принципе, сознательным волевым усилием можно было прервать всю эту подготовку к агонии уже сейчас. Вполне можно было перекрыть кислородный клапан или снять шлем еще при старте «Кузнечика». Но ведь Юрий Гагарин был советским космонавтом. К тому же он и так почти для всего населения Земли переместился в загробный мир еще 27 марта 1968 года. Зачем же было сейчас совершать ускорение? Разумеется, с той же рационалистической точки обзора, летчик, катапультирующийся из падающего самолета даже над неприветливой Арктикой, несмотря на рев волн, леденящий холод и убийственный ветер, обязан цепляться за жизнь – ведь он знает, что его ищут. Пусть даже если пока не слишком успешно, но все равно не складывают руки и продолжают искать. А на что сейчас мог надеяться Гагарин? Световая секунда вакуума надежно отгородила его от любой поисковой партии с Земли.

Правда, его поход-бросок к оставленным луноходам входил в противоречие с принципом максимальной экономии ресурсов, единственному действию пилота, увеличивающему шансы спасающих в пределах планеты Земля. Но как-то скучно было провести оставшиеся часы возле опаленной взлетевшим «Кузнечиком» посадочной ступени. И поэтому Гагарин нагрузил свои проверенные делом сани и тронулся в путь. Он добирался до места, где совсем недавно покоилась Аномалия, приблизительно семьдесят минут. Разумеется, тяжелая работа съела запас воздуха, достаточный для трех-четырех часов спокойного сидения на обочине. Но что уж тут было поделать?

Он подошел к луноходам и отсалютовал им, как старым добрым знакомым. Затем проверил запас дыхательной смеси и емкость аккумуляторов. Хотел отхлебнуть через трубочку кофейный напиток, но сдержался – время для последних наслаждений еще не наступило. Теперь он раздумывал, присесть ли на колесо. Требовалось ли это для комфорта и отдыха? В силе тяжести Луны разницы между понятиями сидеть и стоять совершенно не чувствовалось. Однако он внезапно вспомнил слова из популярной в отряде космонавтов песни: «Давай, космонавт, потихонечку трогай и песню в пути не забудь». «Спеть, что ли?» – прикинул Гагарин, разглядывая мертвые луноходы. Естественно, при пении снова повышался расход кислорода, но имело ли это значение? Он знал, что не отличается выдающимися вокальными данными, но ведь и слушателей у него не имелось. Может, включить передатчик? Вдруг какой-нибудь локатор, назначенный к поиску братьев по разуму, уловит его слабенькое пение? Загробный голос Юрия Алексеевича Гагарина в эфире. Вот это будет сенсация! Он сдержался. Если стыковка над Луной произойдет нормально и «Зонд-9» вернется благополучно, никто все равно не сообщит о его гибели. Триумф нельзя омрачать. Вдруг о его последнем подвиге прочтут в архивах далекие потомки из эры коммунизма? Смутно верилось. Кто же оставит такие тайны на поверхности. Правда, куда денешь его самого – скафандр и прочее? Здесь, в Море Ясности, нет ураганов и приливов, которые затянут илом и разнесут окрест его останки. Но, в принципе, кому какое дело до кратера Лемонье?