Энн Маккефри - Корабль, который искал Страница 32

— Знаете, Кенни, Алекс мне действительно нравится, — медленно ответила она. — Особенно после той истории с зомби. Мне неудобно в этом признаваться, но… Он нравится мне даже больше, чем вы, или Анна, или Ларс. Собственно, об этом я и хотела поговорить с вами, когда вы мне позвонили. Я… я действительно доверяю вашим суждениям.

Кенни кивнул с понимающим видом.

— И, поскольку я никаким боком не связан с программой подготовки «мозгов» и «тел», я не обязан буду докладывать о том, как сильно ты привязалась к своему пилоту.

Он ехидно подмигнул пилону.

Тия позволила себе немного расслабиться.

— Ну да, и это тоже, — призналась она. — Кенни, я просто не знаю, что думать! Он небрежный, забывчивый, немного импульсивный — а вкусы в одежде у него просто жуткие! — и тем не менее я предпочту иметь своим партнером скорее его, чем кого-то еще в целой Галактике. И разговаривать с ним мне приятнее, чем с одноклассниками, — а ведь для капсульника одноклассники должны быть самыми близкими людьми!

Должны быть — вот в чем дело, не так ли? В ее жизни почти все не так, как должно быть. Если бы все пошло так, как должно было пойти, она бы сейчас проходила практику в Институте археологии, а не работала на него. И была бы не капсульницей, а обычным человеком.

Но, с другой стороны, если бы ты всю жизнь думала только о том, как все должно быть, где бы ты была сейчас? Ты стала тем, что ты есть, пытаясь извлечь лучшее из того, что есть.

— Ну что ж, Тия: ты ведь провела первые семь лет своей жизни, наиболее важные для формирования личности, как обычный человек, — мягко напомнил Кенни. Следующие его слова перекликались с ее собственными мыслями: — Ты никогда даже не думала, что очутишься в капсуле, в то время как твои одноклассники никогда не знали ничего, кроме своих капсул и учителей. Это как с вылупившимся цыпленком: что он первое увидит — то и полюбит.

— Ну, я… я не говорила, что люблю его! — пролепетала Тия, внезапно встревожившись.

Кенни лишь невозмутимо взглянул на ее пилон с тем самым выражением лица, которое Тия так хорошо знала. Это выражение означало, что Тия говорит не всю правду и что Кенни это видит.

— Ну… разве что чуть-чуть, — призналась она тихо-тихо. — Но это не значит, что я такая же, как обычные люди…

— Друзей тоже любят, знаешь ли, — заметил Кенни. — Это признано много веков тому назад, и даже ваши узколобые Советники не станут с этим спорить. Вспомни тех же греческих философов — они различали три вида любви, и только один из них имел отношение к телу. «Эрос», «филия» и «агапэ».

— Сексуальная, братская и религиозная, — перевела Тия. Ей стало немного спокойнее. — Ну ладно. Значит, это филия.

— Ларс переводит это как «любовь, связанная с телом», «любовь, связанная с разумом» и «любовь, связанная с душой». В твоем случае это даже лучше подходит, — уточнил Кенни. — Тут может идти речь как о филии, так и об агапэ.

— Ну да, пожалуй, вы правы… — сказала она, смутившись.

— Тия, дорогая моя, — сказал Кенни чуточку снисходительно, — в том, чтобы признаться, что ты любишь своего пилота, ничего плохого нет. На случай, если ты забыла: первые слова, которые ты передала мне из своей новой капсулы, были: «Доктор Кенни, я вас люблю!» Откровенно говоря, мне куда приятнее услышать от тебя это, чем что-то «более уместное».

— Что, например? — с любопытством спросила Тия.

— Ну… Ну, например, — и он пронзительно заговорил чопорным тоном: — «Да, доктор Кеннет, я вполне довольна действиями моего „тела“ Александра. Полагаю, мы с ним сработаемся. Наше последнее задание было выполнено вполне приемлемо».

— Ой, вы говорите как Кари, ну точь-в-точь как Кари! — рассмеялась Тия. — Ну да, вы правы — но попробуйте представить, как бы я могла вести подобный разговор с одним из моих Советников!

Кенни скривился и воздел руки.

— О ужас! — возопил он с выражением лица, которое вполне соответствовало его негодующему тону. — Как вы могли? Да вы вообще не имеете права испытывать какие-либо чувства! АГ-1033, я буду вынужден доложить о том, что ваше психическое состояние нестабильно!

— Вот именно, — ответила она, посерьезнев. — Иногда мне кажется, что из нас хотят сделать просто искусственные интеллекты, разве что более совершенные. Наделенные самосознанием и способные к осмысленной деятельности, но при этом, перед тем как запихнуть тебя в капсулу, кто-то берет скальпель и отсекает ту часть твоей души, которая способна испытывать чувства.

— Видишь ли, дорогая, они ходят по лезвию ножа, — объяснил Кенни не менее серьезно. — Твоим одноклассникам не хватает того, что было у тебя: физического контакта с родителями. Они никогда ни до чего не дотрагивались; они никогда не знали ничего, кроме очень искусственной среды. Они на самом деле просто не понимают эмоций, потому что им никогда не позволяли испытывать их или наблюдать их вблизи. На самом деле не могу сказать, что я не представляю себе, каково им впервые очутиться в реальном мире, населенном нами, мягкотелыми. Они буквально попадают в иной мир, такой же чуждый и непонятный, как любая инопланетная культура. В определенном смысле было бы лучше, чтобы все они получали профессии, в которых им никогда не пришлось бы сталкиваться с людьми лицом к лицу.

— Но тогда почему… — Тия очень тщательно подбирала слова: — Почему в капсулы не помещают взрослых?

— Потому что взрослым — и даже детям сознательного возраста — зачастую невозможно привыкнуть к тому, что их тела больше не действуют и что они — как ты точно заметила сама — больше никогда не смогут ни к кому прикоснуться напрямую.

Он вздохнул.

— В свое время я повидал немало таких случаев. Ты — исключение, радость моя. Но ты всегда была не такой, как все. Невероятно гибкой, умеющей приспособиться к любой ситуации.

Он откинулся на спинку своего кресла и задумался; Тия не прерывала его.

— Знаешь, Тия, в программе подготовки капсульников есть вещи, с которыми я никак не могу согласиться. Но теперь твоя подготовка окончена, и ты живешь в реальном мире. Здесь даже Советники не такие, как в вашей школе, вот увидишь. Они часто бывают готовы принять все, что действует, а не только то, что есть в книгах правил.

Тия помедлила, прежде чем ответить.

— Кенни, а что мне делать, если… Если эти чувства начнут перерастать в эрос? Ну, в смысле, я не собираюсь вскрывать пилон или делать еще что-нибудь в этом духе, но…

— Хельва, — лаконично ответил Кенни. — Вспомни о Хельве. У нее с ее пилотом была любовь, о которой и до сих пор помнят во всем обитаемом космосе. Если такое случится, Тия, — значит, так тому и быть. Ну а если не случится — не переживай. Радуйся тому, что твой напарник — твой лучший друг. В конце концов, так ведь оно и задумывалось изначально. Я верю в твое благоразумие и интуицию — я всегда в них верил. С тобой все будет в порядке.

Он слегка кашлянул.

— Тем более что я, быть может, понимаю тебя лучше, чем кто-либо другой. Мы с Анной тоже вроде как сошлись…

— Да ну? В самом деле? — Тия даже не попыталась скрыть ликование, звучавшее в ее голосе. — Давно пора! А что она сделала: опрокинула вашу коляску, чтобы помешать вам смыться, и соблазнила вас, пользуясь вашим беспомощным состоянием?

— Это буквально слово в слово то же самое, что сказал Ларс! — воскликнул Кенни, отчаянно покраснев. — Только он добавил еще кое-какие ехидные замечания.

— Могу себе представить! — хихикнула Тия. Ларсу перевалило за двести, и он немало повидал за эти годы. Любые разновидности драм, которые разыгрываются между разумными существами. Ведь он контролировал одну из крупнейших медицинских станций Центральных Миров. А уж где есть место всему, от трагедии до комедии, так это на медицинской станции — об этом прекрасно осведомлены создатели мыльных опер по всей Галактике. И Ларс был свидетелем — а иногда и непосредственным участником — всех этих событий, от мелких неурядиц до глобальных катастроф.

Он управлял станцией «Гордость Альбиона» с тех пор, как она была построена, — собственно, он был встроен в нее. Уйти он оттуда не мог, да и никогда этого не хотел. Циничный, остроумный — и неожиданно добрый. Хороший человек Ларс…

Он действительно умел быть добрейшим из людей, будь то обычные люди или капсульники. Но при этом никогда не упускал случая поддеть своих мягкотелых коллег.

— Но, Кенни… — Тия замялась: ее снедало любопытство, но при этом она не знала, имеет ли право любопытствовать. — Кенни, можно ли мне расспрашивать про вас с Анной?

— Тия, я про тебя знаю все, что можно: от твоей нормальной частоты пульса до точного состава биохимических компонентов в твоей крови, когда ты испытываешь стресс. И мой доктор знал обо мне то же самое. Мы оба привыкли к тому, чтобы нас все время обмеривали и просвечивали, и… — он запнулся, — и ты, мой друг, ты мне очень дорога. Так что если тебе действительно очень хочется что-то узнать — валяй, спрашивай. Но не рассчитывай, что я стану рассказывать тебе о тычинках и пестиках! — и его глаза лукаво сверкнули.