Андрей Ливадный - Среда выживания Страница 35

– Ты даешь жизнь репликантам, я их тренирую! – резко ответил Бестужев. – Лучшего полигона, чем старый крейсер, у нас пока нет. Для работы с нервом нужен опыт! И Настя здесь совершенно ни при чем! Она останется в стасисе, пока я не дам согласие на отключение генераторов! Считай, что вопрос закрыт, и больше не лезь с подобными инициативами, понял?!

– Злой ты стал.

– Какой есть.

– Думаешь, она не хочет жить?

Бестужев шагнул к креслу, резко развернул его.

– Метелин, не нарывайся!

– Эй, руки убери! Я теперь…

– Мне все равно, кто ты теперь! Нас чужие вот-вот сомнут! Я не хочу для Насти такой жизни, на осадном положении, понял?! Еще раз вякнешь… – Егор с трудом разжал пальцы, отпустил ворот белоснежной униформы. – В общем, ты понял.

– Ладно, ладно… – Вадим уже сто раз пожалел, что затеял этот разговор. – Вот, возьми, – он выложил на стол кибернетический модуль.

– Что за устройство? – Бестужев неприязненно взглянул на очередное усовершенствование для импланта.

– Микрогенератор электромагнитного импульса.

– Зачем он мне?

– Сервов все больше. – Метелин немного успокоился, снова заговорил с важным видом: – Массовое производство всегда чревато сбоями. Ну, сам понимаешь, на сотню сервов один всегда попадется с браком. Модуль предназначен для самозащиты.

– А мысленные команды? Что, я со сбойным механизмом не справлюсь?

– Ты не спорь. Приказ Малехова – выдать и проследить за подключением. Мысленная команда на неисправный механизм может и не подействовать. А импульс вырубит, как миленького.

– Дожили! От собственных сервов защищаемся!

– Ну, идет война, – развел руками Метелин. – Качеством приходится жертвовать в угоду количеству.

– Ладно. Как он работает?

– Дистанция воздействия – два-три метра. Мощность небольшая. Запитан, как все другие кибермодули, от накопителя импланта. Но есть опция подключения к метаболическому корректору. Это если вдруг понадобится ударить более сильно. Только учти – метаболический корректор сжигает жизненные силы организма. Не злоупотребляй.

– Да я вообще им пользоваться не собираюсь! – Егор взял устройство, демонстративно подключил его к резервному слоту височного импланта, дождался инициализации.

– Все нормально. Можешь доложить, что с задачей справился.

Он развернулся и пошел к выходу.

Комплекс биореструктивных лабораторий располагался теперь не в недрах хондийского корабля, а в отдельном многоэтажном здании, связанном с находящимся под его фундаментом участком бункерной зоны. Что происходит в глубинах реконструированного колониального убежища, не знал никто, кроме узкого круга посвященных.

Егор воспользовался лифтом, вышел на улицу. Его личный флайкар стоял у крыльца. Машина автоматически открыла водительскую дверь, определив приближение Бестужева.

Он сел за руль, но, подумав, включил автопилот:

– К зданию администрации.

Город не спал. Зеленоватые небеса змеились сполохами. Три хондийских крейсера занимали половину пространства верхнего плоскогорья. Люди, сервы, репликанты спешили по делам, кто-то заступал на службу, кто-то возвращался с боевого дежурства, понятие смены дня и ночи внутри периметра стасиса как-то постепенно стерлось, забылось, утратило смысл.

Новостройки. Техносфера. Сбывшиеся мечты. Егор смотрел за окно, а на душе саднило, словно сменились декорации, но не суть происходящего.

Репликанты узнавали его машину, останавливались, провожали взглядами.

Особой гордости Егор не испытывал. Но и упрекнуть себя не мог. Он был честен с ними. Говорил правду. Открывал истинный смысл событий, формулировал их предназначение. Делал все, чтобы репликанты не чувствовали себя обыкновенным пушечным мясом.

Машина мягко притормозила у здания администрации.

Егор вышел, по привычке осмотрелся. Флайкар Малехова стоял на парковке у здания. Что ж. Самое время поговорить. Долго откладывал, сомневался, но встреча с Метелиным, потревоженный в душе образ Насти придали решимости. Хватит. Пора задать прямой вопрос и получить честный ответ. Покончить с сомнениями раз и навсегда.

В кабинете Романа Степановича горел свет.

– Бестужев? Что-то случилось? Вроде бы атаку отбили…

– По делу зашел.

– Ну, присаживайся. Опять не спал? Я же дал тебе выходные!

– Некогда отдыхать.

– В чем дело, Егор? – Малехов сразу понял – разговор предстоит серьезный.

Бестужев ответил не сразу. На душе стало тяжело. Нахлынуло. Вспомнились три прожитых в нечеловеческом напряжении года.

Вылазки. Захват кораблей. Сбор обломков. И все ради установок стасиса. Ими окружили зарождающийся город, с их помощью создали десятки изолированных зон ускоренного времени. Там работали машины, производили технику и оборудование, в недрах отремонтированного убежища теперь располагались огромные залы, где сложнейшие биокибернетические комплексы производили на свет репликантов. Взрослые мужчины и женщины с инсталлированными (иначе не скажешь) матрицами сознания составляли сейчас девяносто процентов населения города.

Их становилось все больше, а положение дел не менялось. Эшранги и хонди всеми силами старались прорвать периметр, разрушить поля стасиса, стереть с лица Пандоры человеческое поселение. Их атаки отбивали. Выходили из строя установки периметра, и снова начинался бег по кругу: вылазки, контратаки, поиск кораблей и их обломков.

Единственное, что было невозможно произвести в рамках доступных технологий – это эмиттеры стасис-поля. Они наша ахиллесова пята.

– Егор, о чем ты хотел меня спросить? – напомнил о себе Малехов. – Можешь говорить открыто. Твои заслуги трудно переоценить.

– Только они дают мне право задавать неудобные вопросы?

– Зачем сразу конфликтуешь? Ты проделал огромную работу. Создал идеологию, подходящую для репликантов. В понятной, доступной форме сформулировал принципы выживания, сразу же стер все иллюзии относительно чужих.

На самом деле Роман Степанович мог бы высказаться проще, сказать: ты, Егор, влил в жилы репликантов свою ненависть, подменив ею смысл жизни. Но нам это на пользу.

Малехов сдержался, не стал высказываться столь резко, прямолинейно. Бестужев похож на гранату, поставленную на сенсор. В любую секунду может рвануть.

– Извини, Роман Степанович. Мы в тупике. Бежим по кругу. Выдохнемся рано или поздно.

– Поясни?

– Отбиваем атаку за атакой. Теряем людей и технику. Эшранги и хонди ясно дали понять: мы для них – кость поперек горла. Не понимаю почему, но это факт!

– Что предлагаешь? – Малехов нахмурился.

– Начать наконец наступление! Выйти за периметр стасиса и ударить всеми силами!

– Освободить Пандору? Ты хоть представляешь, о чем говоришь?!

– Вполне. У нас достаточно подготовленных бойцов, техники. Репликанты рвутся в бой.

– Эшрангов и хонди слишком много. Они сумели отремонтировать сотни кораблей.

– Верно, – Егор отступать не собирался. – Чужие постоянно атакуют нас небольшими соединениями. Пускают впереди корабли ударных групп с включенными полями стасиса. Тем и ломают нашу оборону, перегружают эмиттеры, взрывают их! Они знают: мы не способны воспроизвести технологию армахонтов! Измотают ведь рано или поздно!

– У тебя есть конкретный план?

– Да, – Бестужев протянул чип. – Здесь все изложено.

– А в двух словах?

– В трехстах километрах от нас расположен разрушенный город армахонтов, населенный чужими. Захватим его! По ходу завладеем установками стасиса. Кроме того, у меня на примете есть пятнадцать хондийских крейсеров, которые можно захватить. Их координаты проверены.

Малехов внимательно слушал.

– Мой замысел: имитируем крупное наступление, – продолжил Бестужев. – Роботизированными ударными группами будем прорываться в глубь территорий так далеко, насколько возможно, благо вода схлынула!

– Что это даст?

– Эшранги не знают, какими силами мы располагаем на самом деле. Соберут свой флот, чтобы покончить с нами.

– Последняя битва? – Малехов задумался. – Хочешь спровоцировать чужих? Собрать их в одном месте, удержать, жертвуя передовыми отрядами, а затем ввести в бой все резервы?

– Немного не так. Завязать сражение, имитировать отступление, заманить их флот в ловушку, вывести его под огонь заранее оборудованных позиций. Уничтожить максимум кораблей врага, а затем добить. Пройти всю Пандору.

– Егор, в тебе говорит здравый смысл или ненависть?

Бестужев задумался.

Он больше не мог так жить. Чувствовал, что выдохся, теперь уже совершенно, окончательно. Его ненависть не находила выхода и постепенно выжигала изнутри. Он пытался думать о будущих поколениях пандорианцев, но не получалось, пока в мыслях постоянно возникали образы эшрангов и хонди.