Невеста. Последнее задание Энди - Виктория Серебрянская Страница 38

– Так ты из-за возможного провала распереживался? Кас, я тебя не узнаю! Или… - тут арголец с голограммы прищелкнул пальцами, - точно! Это кто-то из девушек! Кас, я с твоим патологическим благородством сойду с ума! Я тебе сразу предлагал девушку! Вне очереди и без всяких смотрин. А ты все никак прошлое не отпустишь! Пойми, ничего уже не вернуть! Отпусти, и просто живи! Я тебя прошу! А девушку можешь сразу вести к алтарю. Хоть сразу с космодрома! Мое разрешение и благословение у тебя есть.

Тут Кассиан не выдержал и резко отвернулся от голограммы. И у меня снова сжалось сердце: такая мука была написана на его лице. В каюте аргольца повисла нервная тишина. И спустя секунд тридцать собеседник с голограммы осторожно позвал:

– Кас?.. Кассиан…

Мой арголец сначала изо всех сил зажмурился на несколько секунд, а потом открыл глаза и повернулся к голограмме:

–  Не сейчас, Винс. Поговорим, когда вернусь. А на сегодня достаточно.

Голограмма нахмурилась. А потом Винс согласно вздохнул:

– Хорошо, по возвращении, так по возвращении. Но я тебя включа…

Кассиан, не дослушав реплику собеседника, прервал связь. А потом со стоном склонился над столом, одной рукой опираясь о столешницу. А другой потирая шею сзади. Словно там ныла старая рана.

Глава 9

Наверное, когда-нибудь мне станет стыдно за свое поведение. Но я так и просидела всю ночь у дисплея, наблюдая за Кассианом. И остро жалела лишь об одном: что не вижу его лица. Арголец так и остался у стола. Словно уснул. Или умер. И только в половине седьмого утра по корабельному времени, когда забытое на столе устройство сработало вновь, и выдало пару звенящих фраз, Кассиан отмер и распрямился.

Пока он разговаривал с кем-то из своих подчиненных, я жадно разглядывала его утомленный профиль. Легкий беспорядок в волосах. Как будто кто-то долго ерошил их рукой. Чуть скованные движения. Ночь в неудобной позе давала о себе знать. И мне отчаянно хотелось оказаться рядом с ним.

Закончив разговор, Кассиан стукнул пальцем по ребру устройства и сунул его в карман. Прошелся по каюте туда-сюда, очевидно проверяя, не забыл ли чего. А проверив все, решительно шагнул к дверям. Но на пороге остановился и почему-то оглянулся. Грустная улыбка чуть тронула его четко очерченные губы. А мое сердце сделало кульбит.

Потом я, как ненормальная, переключалась с камеры на камеру, следя за маршрутом Кассиана и его людей. И не отрывала взгляд от дисплея до тех пор, пока аргольцы не исчезли в темном зеве стыковочного шлюза. Сердце разрывалось на части, мучимое абсолютно противоположными чувствами. Теперь я точно знаю: самая мучительная пытка – это выбор между долгом и чувством.

На завтрак я не пошла. Если полячка за мной и заходила, то я об этом не узнала. Электронного привратника я включила только в половине десятого. Когда более-менее совладала со своими растрепанными чувствами и нашла в себе силы выйти к людям.

Открывая двери каюты, я почти ожидала увидеть в коридоре под дверью Дарси. Разгневанно ожидающую меня, чтобы отчитать за неподобающее поведение. Но коридор был пуст. И на мгновение я почти обиделась, что до меня никому нет дела. А потом облегченно вздохнула. Одно дело врать Юлии – завалить операцию я не имею права. Совсем другое – обманывать помощницу и подругу. Уж лучше так. Вообще не видеться и не общаться.

Все последующие оставшиеся до прилета дни прошли именно под этим девизом: ни с кем не видеться, ни с кем не разговаривать. Избегать любого общества. Я копила моральные силы для общения с аргольцами.

К счастью, на корабле вновь воцарился мир и спокойствие. Самым серьезным происшествием за эти дни была громкая ссора Анны Роузмэн и Валери Леруа, и ее последствия. Анна – одна из тех несчастных, кто оказался на «Тацине» не совсем по своей воле. Обычно она молчала. Хоть и держалась компании Леруа и Моретти. Но в один из дней на ужине что-то произошло.

Я, как и всегда, ужинала в компании полячки на другом конце столовой. Ну, как ужинала. Так, скорее размазывала запеканку по тарелке. С аппетитом в последнее время была беда. Юлия все чаще встревоженно на меня смотрела. А Дарси накануне собственноручно отвела меня в медцентр к богомолу.

Богомолообразный доктор, на фоне могучей блондинки выглядевший сухой веточкой, взял все необходимые анализы, осмотрел меня со всех сторон через медицинский сканер и, поцокав языком, сделал инъекцию витаминной сыворотки. По его словам, я просто перенапряглась. Что ж, может, и так. Главное, этот ответ удовлетворил Дарси. И она успокоилась. Только наказала Юлии следить за тем, чтобы я не филонила во время приемов пищи.

Так вот, занятая художественным размазыванием еды по тарелке, я пропустила начало ссоры. Мы с Юлией, как и все, обернулись на звук вопля. И на моих глазах всегда тихая и спокойная Анна ткнула тарелку со своим ужином прямо в лицо Валери. Столовая ахнула. Тарелка медленно отлепилась от лица француженки и, оставляя после себя ошметки грима в виде каши на лбу, щеках и носу девушки, со звонким «бдзынь!» разлетелась на осколки, встретившись с напольным покрытием.

Все замерли. А Валери, пару раз тяжело хлопнув украшенными кашей ресницами, завизжала на такой высокой ноте, что стоявшие поблизости девушки шарахнулись от нее, как мальки от акулы.

Первой опомнилась Анна. Беспомощно оглянувшись по сторонам, она развернулась и бросилась прочь из столовой. К голосящей Валери подошла София Моретти с салфетками в руке. Я заметила это краем глаза, провожая взглядом Анну. Вся фигура которой выражала неприкрытое отчаяние. Ткнув в руки растерявшейся Юлии свою тарелку с останками безжалостно растерзанной запеканки, я помчалась за Анной. Только бы эта дурочка не наворотила дел!

В коридоре Анны уже не было. И где ее теперь искать? Я предположила, что расстроенная девушка повернула направо от столовой. Потому что поворот налево вел к нашим каютам. И на десятки метров вперед был прямой и хорошо просматривался. Спрятаться там было негде.

Никогда бы не подумала, что «Тацина» такой лабиринт. Проплутав наугад минут десять по хитросплетениям технических переходов, я уже в отчаянии хотела вызывать подмогу в лице Дарси и своих подчиненных, когда мне несказанно повезло. Даже больше, чем я рассчитывала.

Мечась по коридорам, я не соблюдала ни тишину, ни конспирацию. В одном из