Елена Силкина - Хан Файр Страница 4

— Значит, все по-прежнему. Операция будет, Хан.

Хан вздохнул с облегчением.

8

— Похоже, я здесь один? — как-то спросил он.

— Да. Больше одного пациента вести недопустимо. Исключение — экстремальные ситуации.

— Когда вырастут клоны — через две с половиной недели.

Хан ахнул в панике:

— Чем же мне занять это время? Я не выдержу столько! Никакое серьезное дело мне на ум не пойдет, а спорт… Во взвинченном состоянии я как-то резко теряю координацию, могу не рассчитать и повредить себе что-нибудь. Впрочем… — паника внезапно ушла из его голоса. — Знаю рецепт. Где сейчас может быть мой рюкзак, который я взял с собой с Земли?

Хэгши с улыбкой набрала на пульте код и немного погодя, открыв люк, достала из ниши контейнер, а из контейнера — бесформенный тючок с лямками, выглядящий довольно странно на фоне неземного интерьера. Хан поразился — тайрианка легко взяла одной рукой то, что он едва поднимал двумя.

— Тяжелый. Что там, если не тайна?

— Книги. Фантастика. По одной — две в день — как раз хватит. Мать ворчала, мол, лучше бы взял, что на себя надеть. Любимые вещи я и так взял — то, что на мне. А книги… Целый день перед шкафом сидел, выбирал, все бы взял, если бы можно было.

— Ваши родители остались на Земле?

— Нет, они здесь. Я не мог их бросить, да и они меня одного так далеко не отпустили бы, они-то не считают меня парнем, — Хан засмеялся с горькой иронией.

— Вероятно, они хотели бы видеть вас, убедиться, что все в порядке, — осторожно сказала Хэгши.

— Зато я не хочу! — вскрикнул Хан. — Особенно мать! Она опять на меня набросится с требованием, чтобы я не делал глупостей, как было перед самой посадкой на Тайре! Она ничего не хочет понимать, она пыталась удержать меня силой, как сумасшедшего! Я не вынесу этого!

Он осекся, потому что голос сорвался на рыдание, и весь согнулся, спрятав лицо и в ладони, и в колени. «Хорош, нечего сказать, мужчина называется», — съязвил он мысленно сам себе, чувствуя, что вот-вот ударится в истерику.

Словно теплый ветер ворвался в окно, коснулся судорожно дышащей груди, перехваченного спазмом горла, пролетел сквозь Хана, и стиснувшие его тело невидимые обручи исчезли.

— Силы любого человека имеют предел, в этом нет ничего постыдного, Хан.

Негромкий и спокойный голос тайрианки окончательно привел его в себя.

— Они… они не могут настоять на встрече?

— Против вашей воли — нет.

Хан глубоко вздохнул.

Значит, вот почему он был в таком состоянии, когда появился здесь, в кабинете — из-за безобразной сцены, устроенной близкими людьми.

— На подрастающие клоны посмотреть не хотите?

Хан немного подумал.

— Нет. Не привык к таким зрелищам. Это может повлиять на мое намерение, а я не хочу, чтобы на него что-нибудь влияло.

9

Хэгши обнаружила, что Хана очень трудно оторвать от книги даже для подготовки к операции, не говоря уж о еде и сне.

И когда она сказала:

— Хан, операция послезавтра, — это оказалось для него неожиданным.

Он уже не мог ни читать, ни есть, ни спать. Послезавтра! Все внутри стянулось в тугой нервный ком. Хан то ходил по комнате взад-вперед, то застывал у окна, глядя наружу и ничего не видя. А потом внезапно успокоился, лег и уснул.

Утром Хэгши увидела его в коридоре и заметила, что взгляд у него изменился, перестал быть обращенным внутрь себя.

Хан любовался пластиковым покрытием коридора. Обернулся к Хэгши, обежал ее взглядом с ног до головы, посмотрел в глаза и замер.

Он меня увидел. Что-то уж очень сильное впечатление, вроде потрясения. До сих пор, встречая красивых людей, он просто восхищался. Теперь едва ли будет чувствовать себя так же свободно, как до этого момента. Жаль.

Хан был увлечен «паркетом», поэтому и приближающуюся тайрианку начал оглядывать с ног. Мимоходом оценил великолепную фигуру в мягко облегающем комбинезоне, поразился красоте утонченных черт лица, посмотрел в глаза и утонул в их глубине, забыв обо всем. Смотрел бы так сколько угодно времени, если бы Хэгши не сказала:

— Илэ-оо.

— Илэ-оо, — ответил Хан, неохотно оторвав от нее взгляд. Надо же, голос звучит как обычно.

Забыв про завтрак, он вернулся в комнату и сел в полном смятении. Вначале даже мыслей не было, только в воображении — это потрясающее, фантастическое и тем не менее реальное лицо. Смотреть на него — еще, еще и еще. Просто смотреть.

Потом пришло восторженное удивление — неужели так бывает? Встретить свой личный, индивидуальный, давным-давно составленный и-де-ал! До мельчайшей черточки, до тончайшей линии. И внешность, и личность. Личность, которая видна во взгляде, глубоком и открытом, все понимающем, нежном и потаенно печальном. Таких глаз не увидишь на Земле.

Хан сидел и улыбался. Все, все — и голос, и манера речи, и жесты, и движения — безупречно прекрасно. Как же он жалел, что во время поездки по Ириолису смотрел на город, а не на нее, и помнит теперь только изящную руку на пульте и несколько негромких фраз. Только с ним и может произойти такое — быть рядом столько времени и не видеть буквально в упор!

Он вспоминал любую мелочь, малейшую интонацию, каждый оттенок жеста, наслаждался этими подробностями снова и снова. Но более всего представлял себе лицо в обрамлении пышных, мелко вьющихся бледно-золотистых волос. Прямые брови, удлиненные, даже можно сказать, очень длинные серебристо-серые глаза, тонкий нос, некрупный аккуратный рот, изящно очерченный подбородок и овал лица.

Потом пришли мечты, в которых за несколько минут он успел объясниться в любви, услышать ответное признание, жениться и счастливо прожить целую жизнь.

Но все это возможно только после операции, а сейчас ну и странно же ей, должно быть, видеть перед собой девчонку и считать ее парнем, называть мужским именем… Хан вздрогнул. Все вокруг враз померкло.

Размечтался, залетел, ау. Забыл, кто ты есть? У-у, сколько самомнения — выше крыши. Опомнись, ненормальный, пока не поздно. Кто ты такой, чтобы мечтать о ней?

Хан поискал для себя самое короткое определение, перебрав ругательства и жаргонные словечки, но наиболее точным оказалось нейтральное, холодное и ужасное: дикарь и бывшая «Ханна».

И таким «сокровищем» наградить ее?

Даже в своих комплексах занесся. Сидишь тут, пер-реживаешь, словно все только от тебя и зависит. А она просто-напросто — ноль внимания в личном смысле. Только и всего. Вот и сиди, и не смей мечтать о ней.

Но от картинки в воображении избавиться невозможно, сколько ни тряси головой. Особенно если избавляться как раз не хочется. Хотя бы смотреть. Кому от этого плохо? Просто смотреть, если ничего другого не остается, и то лишь в воображении, иначе выдашь себя.

10

Хэгши обследовала клоны и вызвала Югея, который должен был проверить аппаратуру в операционной.

— Надень свой «магический талисман», — шутливо предупредила она.

— Так, — мрачно сказал Югей с экрана. — А ты, я вижу, без него. Таким образом, не только без изоляжа, но даже без фильтра, вообще без защиты. А пациент опять из юной цивилизации, не владеющий ни своими эмоциями, ни своей энергетикой. Хэйги! Ты понимаешь, что ты делаешь?

— Понимаю. Я должна слышать его состояние.

— Могу себе представить. Должно быть, его было более чем просто слышно задолго до того, как он у тебя появился. По крайней мере, объяснила бы ему, чтобы он хоть немного сдерживался.

— Сейчас нельзя, он и так на пределе.

— А ты? Раз за разом все то же!

— Молчи, Югей, я знаю, что делаю.

Хэгши прервала связь, нажав на клавишу. Судорожный вздох заставил ее вскинуть глаза. В дверях стоял Хан.

— Значит, я бью, — в ужасе сказал он. Бью ту, которая…

Он выдавал такие всплески, что было бы лучше, если бы ничего не знал, как раньше.

— Я хочу скорей научиться. Экранироваться или как там. Можно же хоть чуть-чуть объяснить мне это сейчас, в двух словах?

Хэгши подошла, нежно взяла его за плечо и легонько встряхнула.

— Успокойся, Хан, ты вовсе меня не бьешь. Если бы ты меня ненавидел или сильно страдал, тогда — да. Но ты в спокойном состоянии, поэтому совершенно никому не мешаешь.

Хан вздохнул с облегчением.

— А учатся этому не второпях и не самостоятельно, а под контролем, иначе можно очень сильно навредить себе. Индивидуальный психотронный мини-кибер-комплекс использовать тоже нельзя, поскольку я должна наблюдать за твоим состоянием. Кстати, почему ты предпочел впечатать в память язык, а не пользоваться этим аппаратом, как телепатическим усилителем?

— Привычка мысленно болтать самому с собой очень мешает телепатии, поэтому впечатать язык оказалось удобней. Тем более, что у меня есть способности к языкам. Обожаю хвастаться… А я что, действительно на пределе?