Стивен Дональдсон - Тот день, когда умерли все боги. Прыжок в катастрофу. Том 1 Страница 4

В ответ на его вопрос она, наоборот, замедлила темп речи, с намеренной точностью подчеркивая каждое слово.

— При спектральном анализе его крови я заметила коэнзимный пик. Большой и четко выраженный пик! Это вещество инертно. Оно даже отдаленно не похоже на естественные коэнзимы. Однако в комбинации с некоторыми человеческими апоэнзимами оно создает искусственный голоэнзим. И вот он уже активный! Он имеет интересное сходство с псевдоамилазой, которую мы используем для производства защитных экранов в телах киборгов... Хотя, конечно, есть и существенные различия.

Хэши непроизвольно забарабанил ногтями по столу. Ему были нужны конкретные ответы.

— Лейн, пожалуйста, изложите вашу точку зрения. Я и так не в милости у нашего начальника. Он назначил мне встречу, и мое опоздание рассердит его еще больше.

— Я же, черт возьми, стараюсь! — огрызнулась она. — Но мне приходится разжевывать каждую мелочь!

Лебуол с трудом подавил вспышку гнева. Впрочем, он сам был виноват — позвонил ей до того, как она подготовилась к докладу. Ее результаты были фрагментарными и умозрительными. Естественно, она хотела подать их с предельной осторожностью. Хэши ничего бы не получил, укоряя ее.

— Из-за большого сходства с псевдоамилазой я поначалу решила, что этот коэнзим использовался для защитного экрана, — продолжила Лейн. — Но затем мне стало ясно, что он представляет собой отличный пусковой механизм. Попадая в кровь, вещество запускает в действие химический детонатор, и через пару ударов сердца бомба, спрятанная в теле кадзе, взрывается. Это как оргазм невиданной силы, который лишает вас жизни!

Раздражение Хэши улеглось. «Лейн, — подумал он, — ты чудо! Вот поэтому я терплю твою эксцентричность».

Упиваясь радостным возбуждением, он посоветовал ей:

— Проверьте его зубы.

Где еще мог находиться коэнзим, чтобы мужчина, одурманенный наркогипнозом, был способен проглотить его по условному сигналу? Где еще, как не во рту? При таком варианте вещество попадало в кровяной поток с задержкой — по крайней мере на десять-пятнадцать секунд. Это гарантировало безопасность тому человеку, который подавал сигнал.

— Вы бы видели, что от них осталось, — ответила Лейн. — Я как раз их осматриваю.

— Тогда не буду вам мешать, — с шутливой галантностью произнес Лебуол. — В награду за доблестный труд, когда вы закончите ваши анатомические исследования, я попытаюсь убедить вас стать моей супругой.

Чтобы не слышать ее презрительный хохот, он быстро отключил интерком.

К сожалению, Лейн не могла обосновать те умозаключения, которые он сделал. Возможно, в конце своих изысканий она докажет, что странный голоэнзим служил химическим пусковым устройством. Но ее логика не позволит ей перейти к следующим выводам относительно этого вещества.

Тем не менее результаты экспертиз вполне соответствовали текущим целям Хэши. Поправив мятый халат, он вышел из кабинета и отправился на встречу с Уорденом Диосом — так быстро, как позволяли его развязанные шнурки.

Сиро

Вектор утверждал, что вылечил его. Мика повторяла это вновь и вновь, обнимая и покачивая Сиро, как ребенка. Но он знал, что они ошибались. Края судьбы сжимались вокруг него сильнее объятий Мики. Койка стала гробом. Он знал, что они ошибались.

Сорас Чатлейн ввела в его вену мутаген. Он чувствовал, как генетическая программа меняла цепочки его ДНК. Он понимал это глубже, чем те, кто беседовал с ним. Никакие слова не могли перевесить клеточное знание того, как гнусно он был предан.

Морн лаской и хитростью заставила его открыть все то, что с ним случилось. Теперь об этом знал каждый. И его судьба стала более определенной. Естественно, Морн обратилась за помощью к Вектору. А как же иначе? Разве она могла оказать Сиро любезность и оставить его наедине со своим ужасом? Нет, никто и никогда не относился к нему серьезно!

Когда Вектор понял дилемму Сиро, он дал ему какой-то антимутаген. Дал и сказал: «Основой этого лекарства являются генетически созданные искусственные микробы, которые действуют  как связующее вещество. Они прикрепляется к нуклеотидам мутагена и делают их инертными. А затем эти связки выводятся из тела, как отходы».

Прежде он был наставником и другом Сиро. Его голос звучал уверенно и не по-человечески спокойно. Но утешения Вектора не доходили до юноши. Он не слышал их. В его ушах гремели угрозы Сорас Чатлейн. Ее слова были бесконечно сильнее.

«Мутаген останется в тебе. Он будет действовать в каждой твоей клетке, обвиваясь вокруг цепочек ДНК. Но он не станет изменять тебя, пока ты будешь принимать это лекарство». Сорас Чатлейн предлагала ему отсрочку в обмен на услугу. «Твоя человеческая сущность будет зависеть от количества принятого лекарства — или от того, как часто ты будешь принимать эти капсулы. С их помощью ты можешь оставаться человеком. Но когда они кончатся, ты превратишься в амниона. Вот почему я служу им, Сиро. Если я откажусь, они перестанут давать мне капсулы. И вот почему ты будешь служить мне».

Затем, пока Майлс Тэвернер держал его, она ввела мутаген — и Сиро понял, что Сорас говорила ему правду. Он мог оставаться человеком до тех пор, пока у него был запас капсул. Сиро знал, что надо сделать для получения лекарства. Чатлейн хотела, чтобы он испортил оба двигателя «Трубы». Это была плата за его человечность. Чтобы получить какой-то шанс, он должен был убить своих товарищей... и даже Мику. Особенно Мику.

Чем больше она знала о грозившей им опасности, тем сильнее становилась ее верность команде. Она была на их стороне, хотя ее вмешательство могло убить его. Мика не понимала страданий брата. Да и как она могла их понять? Гордая, упрямая, сильная... Они все были сильнее его. Вместо того чтобы помочь ему — разве он не умолял сестру оставить его в покое? — она смущала Сиро своей силой, гасила и комкала в нежной привязанности. Она защищала его и мешала ему. Сжимала в объятиях, чтобы успокоиться. А в это время его судьба продолжала обратный отсчет, приближаясь к моменту полного разрушения.

«Вот, — сказал Вектор, вернувшись из лазарета. — Это антимутаген». Он отдал капсулу Сиро. «Глотай и иди за мной. Я в твоем присутствии проведу анализ крови. Посмотрим, как работает лекарство. Ты своими глазами увидишь, что опасность уже миновала».

Однако Сиро знал, как сильно ошибался Вектор. Они все ошибались. К сожалению, он был слишком слаб, чтобы справиться с ними.

Когда «Труба» оказалась в относительно спокойной части астероидного роя, Мика отвела его в лазарет. По ее настоянию, он ознакомился с результатами анализов крови, проведенных Вектором. Сиро следил за перемещением нуклеотидных пиков, пока они не вошли в зону, обозначенную как «человеческая норма». Он апатично наблюдал за сменой графиков на экране дисплея. По мнению Мики и Вектора, он должен был увидеть картину того, как иммунное лекарство прикреплялось к цепочкам амнионского РНК и выводило их вместе с собой из организма.

Вектор верил этим графикам. И Мика тоже верила. Но Сиро знал, что они ошибались.

«Ты должен испортить двигатели. Оба. Тебя учили на механика, и ты знаешь, как это сделать. Останови "Трубу". Отдай ее мне. Если она не сможет лететь, с ней будет покончено».

Вернувшись в каюту под надзором сестры, он начал ждать удобного момента. Ему дали двенадцать часов. Сорас Чатлейн сказала: «Если в течение двенадцати часов я не получу желаемого, ты останешься без моей поддержки». Всего половина суток. И время быстро истекало. Когда ему нужно было принимать очередную капсулу, он отпрашивался у Мики в туалет и там глотал дозу временного противоядия. По крайней мере, на это ему хватало сил. Но сокращавшийся запас напоминал, что у него осталось мало времени.

А вдруг уже слишком поздно? Его терзали сомнения. С тех пор как «Труба» ввязалась в бой, он был вынужден находиться под гравитационным колпаком, невзирая на свое желание — или принуждение — подчиниться приказу Сорас. Все судно наполнилось шипением плазменной пушки, металлическим лязгом отраженных выстрелов и воем импульсного двигателя. С огромным ускорением крейсер метался то в одном, то в другом направлении. Любое сражение среди астероидов было навигационным кошмаром. Но, судя по звукам и сотрясениям, этот бой оказался хуже любого кошмара. Необъяснимое чередование тишины и неистовой какофонии битвы создавало впечатление, что «Труба» сражалась с несколькими противниками и в более чем одном астероидном рое.

Голоса, доносившиеся из интеркома, частично поясняли ситуацию, но Сиро не обращал на них внимания. Они не отзывали Мику от него и, значит, не имели смысла. Затем корабль помчался с таким ускорением, что у Сиро потемнело в глазах. Он больше не знал, что ему нужно и что происходит. Его ум наполнился смертью и беспамятством — последнее принесло ему облегчение. Он думал, что судьба наконец пожалела его.