Ольга Чигиринская - Мятежный дом Страница 4

После общей драки всем пришлось залечь на дно. Один только Йонои продолжал спокойно ходить по всему Муравейнику, выполняя заказы клиентов и подыскивая запчасти для мастера — и его не трогали. Не трогали и Куна, таскавшегося за ним. То ли помог его бог, то ли кореш в полиции. И начала гулять легенда, что среди Сурков живет самый настоящий, без дураков, архат, святой. Сначала Дангу нравились эти разговоры. У Сурков резко сократилось количество проблем с планетниками, и на святость можно было прекрасно списать многие заскоки Йонои. Даже работу на мутанта и общение с цапом.

Но потом Данг понял, что за цветочками последуют ягодки и проклял свою глупость. Это постороннему и поверхностному взгляду может казаться, что между архатом и римским безумцем нет никакой разницы — и тот, и другой поступают, никого не спрашиваясь, как им понятно, и начхать, кто будет расхлебывать. Дангу вблизи было видно, что это не одно и то же. Например, архат не стал бы так привязываться к Тоно. Потому что одно дело — сострадать недоумку, и совсем другое — считать его таким же человеком, как ты сам (хотя даже самому Тоно понятно, что он не такой же: а ведь бедняга пальцы не умел на руке сосчитать!). Но самое плохое было то, что он ходил к гемам. К рабочим гемам порта, в аграрную секцию и в плавильни. По ночам. Все думали, что он ходит к бабе, но Данг однажды прижал Куна к стенке и вызнал правду — Йонои ходил в жилые бараки. Он заводил знакомство с одним-двумя, подходя к ним во время работы, а потом, когда смена кончалась, проходил в барак. Он был похожего сложения, и со спины в капюшоне его часто принимали за гема, а в лицо толком никто и не присматривался. Гемов пересчитывали, когда они приходили на работу, чтобы распределить по участкам, а по дороге обратно — нет, они ведь никогда не бежали. Разве что совсем старые и свихнувшиеся, так кому такие нужны.

И вот там, в бараках, Йонои грузил их своими римскими сказочками. Про какой-то народ, который держали в рабстве и про мужика, который вывел их прямо через море. У Данга сердце пошло в кишки, когда он узнал. Потому что архат ты или не архат — а это уголовка посерьезнее, чем раздевание машин или уличная поножовщина: этологическая диверсия, статья четыреста не помню какая. Приравнено к терроризму. Мама вечная земля, да что же это он делает! Еще и лето не прошло, а он уже отыскал самый дешевый способ оказаться на виселице!

Данг попытался вправить ему мозги, но ничего не вышло. Римское безумие, одно слово.

А заразно ли оно?

Данг впервые столкнулся с той разновидностью дружбы, которая молча требует. Прежде он рассматривал дружбу как средство выжить во враждебном мире. Ты подставишь плечо, тебе подставят… И дело делать, и веселиться лучше вместе. С Суной — было нечто большее. Данг как будто внутренне приподнимался, делался значительнее. В конце концов, у парня, который в одиночку командовал кораблем, бросил вызов Шнайдерам и сейчас вел против них свою маленькую войну, можно было кой-чему поучиться. Поэтому, хотя Данг и понимал, что Ран ненормальный, а отвязываться от него не хотел.

Он поначалу имел на Йонои виды — ему нужен был преемник на посту капитана Сурков. Элал был ненадежен, Тоно — ну, дебил и есть дебил, остальные — еще мелковаты. А самому Дангу пора приходила покидать уличную жизнь. Его звали в Итивакай, он мог стать профессиональным бойцом или пойти в армию, и на кого-то надо было оставлять банду. Но и тут получился облом: Сурки Рана не приняли. То есть, Тоно, Нышпорке и молчальнику Куну он понравился, а вот остальным — не особенно. Он тянулся к слабым, недоделанным, и они к нему — из таких хорошей банды не составишь. А сильных ребят — кроме самого Данга — он вроде бы избегал. Не из страха, нет, а по какой-то совершенно непонятной причине. С Элалом вообще возникла вражда, и если бы Ран больше времени проводил в банде, могло дойти и до ножей.

В общем, так и не вышло сделать из него нового вожака для Сурков. Но произошел в банде некоторый надлом, как уже было сказано — слабые потянулись к нему, и сложился маленький кружок, у которого были какие-то свои дела.

Выпереть его из банды Данг не мог — это нельзя было сделать просто так, вышибали только за страшные преступления — крысятничество, к примеру… Данг надеялся, что Суна не даст такого повода — и без повода сделать ничего не мог. В Муравейнике одиночки не выживали. Он не мог обречь Рана только за то, Ран был «странный» и тянулись к нему «странные».

Но вот сейчас, после этого разговора на связках гаса, ему пришел в голову еще один резон. Он даже удивился своей тупости. Ведь если Ран хоть на долю секунды прав — а он же сам о себе думает, что прав! — то Шнайдер планирует оккупировать имперскую колонию. А чью же еще? А ведь Суна — имперец, и не забывает об этом. Он-то, небось, продолжает жить в состоянии войны, и то, что он дружит с Дангом, может, совсем ничего для него не значит…

Данг ругнулся и помчался догонять товарища. Он знал, что платными лифтами тот не пользуется и рассчитывал обогнать его, вскочив на гравиплатформу «зайцем», но когда добежал до закутка, отгороженного стальными листами, где Даллан устроил свою мастерскую, Райана там уже не было. Даллан услал его куда-то — то ли открывать дверь очередному остолопу, потерявшему свою ключ-карту, то ли чинить кондиционер, сделанный некогда тем же Далланом из трех поломанных — у Даллана каждый день находились для Райана такого рода поручения во всех концах Муравейника. В какой именно конец был послан Йонои, Даллан отказался сказать.

— Не отвлекай его от работы, бездельник.

— Поди к чертям, паршивый мутант, — ответив любезностью на любезность, Данг вышел из мастерской, перешел с эстакады на эстакаду и свернул в коридор, который вел к законсервированному заводу и свалке возле него.

Свалка представляла собой запутанный и опасный лабиринт как попало кинутых друг на друга глайдеров, наземных танков, катеров и обломков гондол. В эту пещеру швыряли и швыряли обломки еще долгое время после того, как завод остановился; нижние слои проседали под верхними, и перемещение среди мешанины железа требовало ловкости и осторожности. Катер, ставший прибежищем Сурков, находился примерно по центру всего этого безобразия, и довольно глубоко был погребен под завалами железа, так что охотники за беспризорниками скорее свернули бы себе здесь шею (чего им Данг от души и желал), чем отыскали дорогу.

Данг пролез в люк катера и увидел там Анка, похрапывающего на своей подстилке, и Итци, который играл в «охоту на лис» на маленьком игровом модуле.

— Флорд заходил?

— Только-только ушел, спальник прихватил.

Данг выругался. Видно, судьба у него была сегодня опаздывать; а спальник — это значило, что Суна ушел с ночевкой, что после выполнения своей работы он будет спать где-то в другом месте.

— На кой он тебе? — неприязненно поинтересовался Итци.

— Ты в порту был?

— Ну, был, — Итци засмеялся и показал свой игровой модуль. Ага, значит, там он его и слямзил. Не на продажу, скорее всего, а для собственного удовольствия.

— Ты знаешь, похоже, будет война.

Итци пожал плечами:

— Ну и что?

Данг не нашелся что ответить. И в самом деле — ну и что? В отсутствие Суны мир значительно упростился — будет ли война, не будет войны, какая разница для мальчишек, живущих на помойке — ведь они все равно ничего не смогут сделать?

Мир упростился, но Данг что-то не был этому рад.

Кап… кап… кап… Вода испаряется с поверхности теплого пещерного озерка, потом конденсируется на сводах и срывается вниз, выбивая причудливый ритм. Сначала он раздражает, потом привыкаешь, потом даже нравится. Баюкает.

Дик проснулся от того, что стало трудно дышать — Ксана забралась прямо на грудь и чуть ли не под мышку засунула головенку. Теперь можно было спокойно это позволить — Том обрил её кругом и вши вывелись. А раньше они ползали по малышке в таких количествах, что казалось — волосы у нее на голове шевелятся. Здесь, в теплой пещере, очень легко было впасть в то же антисанитарное состояние, в котором находилось прежнее жилище Ксаны — пещера мутантов. Так что наведению чистоты и порядка в Салиме уделялось много внимания. Больше времени отнимала только добыча съестного.

Дик сдвинул малышку с себя и устроил ее голову на своем плече, обняв одной рукой. С ней рядом ему хорошо спалось — если не считать ее привычки заползать сверху и вертеться. Но это было лучше, чем видеть кошмары и просыпаться измученным. Ксану можно было просто перевернуть, снять с себя, устроить рядом и спокойно спать дальше.

Рэй нашел девочку в уничтоженном гнезде мутантов. Отца ее и мать, если они были там, он убил. Девочка была то ли гемом наполовину, то ли ее мать похитили каким-то образом уже беременную. Говорить она не умела и ходить прямо — тоже: бегала на четвереньках с неимоверной быстротой и карабкалась по скальным выступам с ловкостью обезьянки. Какого она возраста — никто не мог понять. Выглядела она на пять, вела себя как трехлетняя, а в принципе ей могло быть и восемь. Никаких внешних признаков мутации у нее не было, и вполне возможно, что, кроме отставания в развитии, она была здорова.