Джон Миллер - Рожденные небесами Страница 4

Она увидела их на поляне, внизу: люди. Не меньше, чем на достопамятном собрании в Тахв, только они не сидели все вместе, как на площади, а небольшими группками собрались вокруг нескольких костров. В случае, если это Нештовар, ищущие здесь ее, то отсутствие Нинка — к лучшему. Адари, прислушиваясь к голосам, стараясь не шуметь, кралась к кострам. Один из голосов показался ей знакомым, но разобрать слова было невозможно. Она подобралась поближе — и, внезапно запнувшись, врезалась грудью в дерево с такой силой, что весь воздух из легких выбило. Из тьмы, почти бесшумно, к ней бросились тени — легкие и быстрые. Развернувшись, Адари увидела их, освещенных — не отблесками костров — а алым светом, исходящим от стержней в их руках. Она уже видела нечто подобное раньше, на горе. Попятившись, молодая женщина споткнулась о корень.

— Нет!

Она не упала, невидимая сила подхватила ее и пронесла сквозь лабиринт фигур. Адари вдруг очутилась перед самым большим костром на поляне. Она выпрямилась, развернувшись спиной к огню и вглядываясь в снующие вокруг тени. Люди, совсем не похожие на кешири. Лица не фиолетовые — светлые, почти белые и более темные — коричневые, красноватые. Кто они, что они? Но было и вовсе странное существо — на красных щеках шевелились тоненькие щупальца, тело громоздкое, широкое — раза в два больше остальных — обтянуто чешуйчатой, как у Нинка, кожей. Оно стояло дальше всех от костра, возвышаясь над головами людей и издавая хриплые, гортанные звуки.

Адари что-то кричала — но ее никто не слушал. Мужчины, женщины, этот монстр — они окружили ее, оглушая какой-то тарабарщиной. Адари зажала уши руками, но это не помогло. Она слышала слова не ушами. Они врезались прямо в сознание.

Адари пошатнулась. Ее словно ножами кололи. Чужаки придвинулись еще ближе, и разум ее взорвала боль — чужая сила давила, искала, царапала изнутри. Картинки мелькали в голове бешеным калейдоскопом: ее дети, ее дом, ее народ — вся ее жизнь, весь ее мир. Она видела, как шевелятся губы, но в ее голове звуки сливались в дикий шум. Какофония, грохот, в котором и звуков отдельных не разобрать…

…и в котором вдруг проступили слова-образы, подобные тем, что принес с собой ветер на закате. Чужые слова, складывающиеся в понятные мысли.

Ты здесь.

Есть и другие. Есть и другие.

Приведи их сюда.

Отведи нас к ним.

Приведи их сюда.

Адари почувствовала головокружение. Или кружиться не ее голова, а Кеш вокруг нее? Люди, окружившие ее, расступились, пропуская женщину с очень темным лицом. На руках она держала ребенка, туго спеленатого красной тканью. Она тоже мать, подумала Адари, она скажет им прекратить все это. Надежда на сострадание заставила боль чуть отступить. ПРИВЕДИ ИХ СЮДА ПРИВЕДИ ИХ СЮДА ПРИВЕДИ ИХ СЮДА!

Адари закричала — невидимые когти раздирали ее разум. Все, кроме женщины с ребенком, попятились. Адари трясло. Ей показалось, что она увидела жилистые крылья Нинка, мелькнувшие и тут же исчезнувшие над головой.

Из-за плеча женщины появилась рука — и шум в голове Адари стих. Она подняла глаза и увидела — Жари Вааля?

Когда ей удалось, сморгнув слезы, сфокусировать взгляд, Адари поняла — нет. Еще один чужак, просто невысокий и коренастый, как и ее муж. Она как-то, после похорон, пыталась представить себе Жари — как он лежит мертвый, придавленный толщей воды на дне моря, и насколько вытравили смерть и вода яркость из его лиловой кожи. Но этот человек был еще бледнее. Его волосы были темными, а карие, с красноватые отблеском глаза смотрели уверенно и властно. Именно его Адари видела днем на горе. Именно его она слышала в закатном ветре.

— Корсин, — сказал он, одновременно мысленно и вслух. Его голос был похож на голос ее деда. И это успокаивало. Он указал на себя:

— Меня зовут Корсин.

Адари успела услышать только это — ее окутала тьма.

Глава 3

Заговорить Адари смогла только через три дня. Первые сутки она проспала, если так можно назвать забытье, перемежаемое кошмарами и бредом. Несколько раз ей удавалось открыть глаза, чтобы тут же зажмуриться, увидев вокруг чужаков. Но они больше не истязали ее, и даже позаботились о ней — на второе утро она проснулась хоть и на неровной земле, но под мягким и невероятно теплым одеялом. Для нее нашли сухое место, где она и спала под присмотром нескольких чужаков.

Адари смогла выпить воду, которую ей предложили, но сказать ничего не смогла. В ее голове до сих пор звенело, разум так и не оправился от нападения. Она не могла вспомнить ни одного слова. Она забыла, как говорить.

Когда она все же вспомнила, рядом с ней сидел Корсин. Он тут же позвал Хестуса — человека с кожей цвета ржавчины, изуродованное лицо которого частично закрывала блестящая маска. Открытая часть его лица была изрыта оспинками — словно кусочки кожи сдирали. Увидев его, Адари вздрогнула от страха, но Хестус просто спокойно сидел рядом, наблюдая за попытками Корсина поговорить с ней. Как ни странно, у них получилось. Сначала разговор складывался неуклюже и нескладно. Хестус чуть посвистывал, повторяя за Адари слова кешири. Адари была удивлена. Получалось у него здорово — он даже ее интонации воспроизводил почти идеально. Корсин потом объяснил, что у Хестуса очень тонкий, «особый», слух, что помогает быстро изучать новые языки.

Адари тоже была не прочь изучить язык чужаков. Но они учились быстрее. Ей удалось понять, что Корсин — глава всех этих людей, и что они действительно пришли из серебряной раковины, которая каким-то образом упала с неба. Они явно обладали какими-то дивными силами, но выбраться из ловушки, окруженной бескрайними водами океана и непроходимыми горами, не могли. Корсин с интересом слушал ее рассказы о кешири, об уваках и селениях на плато. Однажды, она упомянула Рожденных Небесами и тут же смолкла, смутившись. Она не знала, что представляют собой чужаки, но получалось, что они пришли сверху. Это вселяло тревогу.

Сейчас, на исходе третьего дня, общение с чужаками давалось Адари довольно легко — она даже запомнила несколько слов из их языка. Сами себя они называли «ситхи», а Корсин был «человеком». Она старательно повторяла слова.

— Ты умеешь слушать, — похвалил ее Корзин.

Он рассказал, что они что-то делали с ней во сне — но не сказал что — чтобы быстрее научиться ее языку. Благодаря этому им сейчас легче общаться. Но это не все. Благодаря этому, Адари сейчас здорова, несмотря на причиненную ей боль.

— Нам необходимо, Адари Вааль, — сказал Корзин, высыпая ей в кружку порошок из блестящего мешочка, — выбраться на плато.

Разумеется — здесь не было ни укрытия, ни пищи для людей, а склон горы отвесно обрывался в море. Ее увак мог бы унести отсюда кого-нибудь. Но чужаки пугали Нинка, а мир диких гор был ему родным, и сейчас он, наверно, обосновался где-то на недостижимой высоте.

Прихлебывая бульон — довольно сытный и не сильно отличающийся по вкусу от стряпни ее матери — Адари думала. Нинк должен прилететь на ее зов, если она будет одна и выйдет на открытое место. Можно долететь до селений на плато и вернуться с помощью. «Хотя я никого не смогу взять с собой». Нинк может и не прилететь, если заметит рядом с ней чужака, да и не настолько она хороший наездник, чтобы брать пассажиров.

— Я должна пойти одна, но я вернусь, как только смогу.

— Никуда она не пойдет!

Адари узнала голос еще до того, как подняла взгляд. Голос, что звучал тогда громче всех остальных в ее истерзанном разуме. Женщина — мать маленького ребенка — подкинула дрова в дымящийся костер.

— Она бросит нас!

Корсин встал и отвел женщину в сторону. Адари слышала их возбужденный разговор, на том — чужом, непонятном ей — языке. Но, отсылая женщину прочь, Корсин сказал слова, которые Адари поняла:

— Мы — ее спасение, а она — наше.

Адари проводила удаляющуюся женщину взглядом.

— Она не любит меня.

— Сиелах? — Корсин пожал плечами. — Она беспокоиться о своем супруге — он пропал где-то там, у корабля. Она беспокоиться о ребенке — ей хочется уйти отсюда.

Он улыбнулся, помогая Адари встать:

— Как мать, я уверен, ты понимаешь ее.

Адари сглотнула. Она не вспоминала о своих детях. Она поняла, что ни разу не подумала о них с тех пор, как попала к чужакам. Виновато покачав головой, она озвучила еще кое-какие сомнения — кешири могли и не послушать ее.

Корсин удивился — но не встревожился:

— Ты умная, Адари. Ты заставишь их слушать.

Он заботливо набросил на ее плечи голубое одеяло, то, под которым она спала все это время.

— Возьми это, — сказал он. — Солнце скоро сядет. Наверху можно и замерзнуть.

Адари огляделась. Сиелах застыла, тихо злясь. Остальные, те, кому Корсин рассказал в чем дело, нервно смотрели на него; Равилан — тот, у кого на щеках были красные щупальца — беспокойно переглянулся с Хестусом. Даже огромный неповоротливый Глойд, который, несмотря на устрашающую внешность, был явно самым большим сторонником Корсина здесь, неуютно поежился. Но никто не помешал ей покинуть лагерь.