Грег Бир - Бессмертие Страница 4

В седьмой день рождения Риты мать Береника перевезла ее с Линдоса на Родос. Главный город родного острова запомнился девочке разве что внушительным бронзовым колоссом, отлитым и установленным заново четыреста лет назад и за эти годы лишившимся одной руки целиком, а другой — по локоть.

Мать Риты — стройная женщина с рыжевато-каштановыми кудрями и большими, как у дочери, глазами — провела ее по городу к белому строению из кирпича, камня и алебастра, дому академейского дидаскалоса первого уровня, специалиста по обучению детей. Одна-одинешенька стояла Рита перед дидаскалосом в залитом теплым солнцем экзаменационном зале, стояла босая, одетая в простую белую рубашку и отвечала на нехитрые вопросы. Если учитывать, что ее бабушка основала Академейю Гипатейю, экзамен был формальностью, однако формальностью важной.

В ту поездку они не навестили софе[8] — она хворала. Поговаривали, что она при смерти, но через два месяца все обошлось. Маленькая Рита не приняла этого близко к сердцу, она почти ничего не знала о бабушке, да и видела ее всего один раз, в младенческие пять лет.

В девятое лето бабушка позвала ее на Родос — погостить перед началом занятий. Анахоретку-софе многие почитали как богиню, чему немало способствовали ее таинственное появление в Ойкумене и богатая легендарными событиями жизнь. Рита не знала, как относиться к ней, — слова отца и матери кое в чем удивительно расходились с мнением линдосцев.

Низкий каменный дом в позднеперсидском стиле — четыре комнаты и студия, лепные украшения из гипса — стоял на скалистом мысу недалеко от Великой гавани, венчая собой невысокий обрыв, С тропинки, что пересекала огород, Рита смогла заглянуть за кирпичную стену древней крепости Камибсес, стоявшей у края мола но ту сторону гавани, как гигантская каменная чаша. В сотне локтей за крепостью застыл на страже безрукий исполин колосс, и массивный постамент из кирпича и камня, окруженный водой, прибавлял ему величия и достоинства.

— Она ведьма? — тихо спросила Рита отца у парадного входа.

— Тсс! — ее мать Береника поспешила прижать к губам Риты палец.

— Она не ведьма, — улыбнулся Рамон. — Она моя мать.

Вот бы дверь отворил слуга, подумала Рита. Но софе не держала слуг. Улыбаясь, Патрикия Васкайза сама вышла на крыльцо — смуглокожая, беловолосая, сухая, как жердь, с умнющими глазами в глубоких впадинах, иссеченных сонмом морщин. Даже среди лета над холмом носился прохладный ветер, и Патрикия ходила в черном платье до пят.

Береника не двигалась, склонив голову и прижав руки к бокам. Маминого благоговения Рита не понимала: конечно, софе старая и костлявая, но не страшная. Пока, во всяком случае. Девочка взглянула на Рамона, и тот кивнул с ободряющей улыбкой.

— Будем завтракать. — Голос Патрикии звучал хрипловато и густо, почти по-мужски.

Она медленно направилась в кухню, точно отмеряя каждый шаг; подошвы сандалий шаркали по неровному камню пола. Руки дотронулись до стула, будто приветствуя старого друга, затем постучали по ободу древнего железного таза и наконец погладили край побелевшего от времени стола, уставленного блюдами с фруктами и сыром.

— Когда сын с невесткой уедут… Они, конечно, люди хорошие, но при них нам с тобой по душам не поговорить.

Встретив ее пронизывающий взгляд, Рита не удержалась и кивнула с заговорщицким видом.

Следующие несколько недель они прожили вместе. Патрикия рассказывала внучке сказки, большинство из них та слышала еще раньше от отца. Земля, которую описывала Патрикия, мало походила на Гею, что взрастила Риту; на бабушкиной родине история сложилась иначе.

В теплый туманный день, когда ветер предавался покою и море словно подернулось дремотной поволокой, бабушка вновь пустилась в воспоминания, неторопливо шагая по апельсиновой роще с корзиной фруктов на сгибе руки.

— В Калифорнии везде были апельсиновые сады, и апельсины там зрели крупные и красивые, куда больше этих. — Тонкие и сильные старушечьи пальцы подняли крутобокий румяный плод.

— Бабушка, а Калифорния тут или там? — спросила Рита.

— Там, на Земле, — ответила Патрикия. — Тут такого названия не существует. — Она помолчала, задумчиво глядя в небо. — Не знаю, что сейчас делается на том месте, которое соответствует Калифорнии… Должно быть, это часть Западной пустыни Неокархедона.

— И там полным-полно краснокожих с луками и стрелами, — предположила Рита.

— Возможно, возможно.

После ужина на двоих, сервированного в кухне, в блаженной прохладе летнего вечера Рита увлеченно слушала софе за чашкой тепловатого чая, а на плетеном столе между ними, дополняя уют сумрака, мерцала и сладко чадила старая масляная лампа.

— Время от времени твоя прабабка, моя мать, навещает меня…

— Она в другом мире, да, бабушка?

Патрикия кивнула с улыбкой; в золотисто-оранжевом сиянии прорезалась на миг густая паутина морщин.

— Ее это не останавливает. Она приходит во сне и говорит, что ты очень славная девочка, чудесный ребенок, и она гордится, что ты носишь ее имя. — Патрикия наклонилась вперед. — И прадедушка тобою гордится, милочка, но не дает посадить тебя за парту. Пока не наступит твой день, у тебя будет вволю времени, чтобы играть, мечтать и расти.

— Какой день, бабушка?

Патрикия загадочно улыбнулась и кивнула на горизонт. Висящая над морем Афродита слепила и подрагивала, как дырка в темном шелке абажура.

Спустя два года в дом Патрикии возвратился уже не дикий волчонок, вежливый лишь в присутствии невообразимо древней старухи, а прилежный и ухоженный подросток, обещающий в недалеком будущем стать взрослой женщиной. Патрикия же не переменилась — точно сушеная фига или айгипетская мумия, обреченная на вечность.

На этот раз они говорили не только об истории. О прошлом Геи Рита знала довольно многое, хоть и не совсем то, что преподносила официальная историческая наука Ойкумены. На Академейю Гипатейю всегда благотворно влияла дистанция между Родосом и Александрейей. Несколько десятков лет назад Ее Императорское Величество Клеопатра Двадцать Первая дала софе куда большую свободу действий в отношении учебных планов, чем того хотелось придворным советникам.

К одиннадцати годам Рита мало-мальски разбиралась в политике, но гораздо охотнее предавалась изучению наук.

Долгими закатами, наблюдая с крыльца гибель дня на серо-алом окоеме, Патрикия и Рита беседовали о Земле и о том, как она чуть было не покончила с собой. Старуха рассказывала о Камне, прилетевшем со звезд, полом, точно тыква. Камне, созданном детьми Земли в эпоху, которая здесь еще не наступила. Рита дивилась сложнейшей геометрии, что позволила забросить столь громадный предмет в очень похожую Вселенную, да еще и против времени. Когда Патрикия описывала Путь — туннель, проложенный детьми Земли и начинающийся с Камня, — Рите казалось, будто в ее голове роятся светляки…

Спала она тревожно и видела в снах это искусственное сооружение в форме бесконечной и извилистой водопроводной трубы с дырками, пропускающими влагу в неисчислимые миры…

В саду, выпалывая сорняки, убивая насекомых, окружая нежные молодые цветы чесночными баррикадами, Патрикия поведала Рите историю своего переселения на Гею. Шестьдесят лет назад ей, совсем молоденькой, посчастливилось открыть в Пути Врата, способные перенести ее на Землю, избежавшую атомной войны. На Землю, где родители Патрикии могли жить в добром здравии.

Но она ошиблась в расчетах и попала на Гею.

— Сначала я стала «изобретательницей», — рассказывала она. — Мастерила вещи, которые хорошо знала на Земле. Это продлилось всего пять-шесть лет, а потом я согласилась работать на университет в Мусейоне, и мне понемногу стали верить. Кое-кто решил, будто я не человек, а ведьма. — Она отрицательно покачала головой и твердо произнесла: — Я не ведьма, милочка. Мне суждено умереть, и, быть может, очень скоро…

— Вам здесь нравится? — поинтересовалась Рита, поправляя на голове широкополую соломенную шляпу. Патрикия растянула в улыбке сухие губы и покачала головой, не подтверждая и не отрицая.

— Это мой мир, и вместе с тем чужой. Я бы, наверное, вернулась, появись такая возможность.

— А она может появиться?

Глядя в ясное небо, Патрикия кивнула.

— Может. Хотя… едва ли. Когда-то на Гее открылись еще одни Врата, и с благословения императрицы я искала их несколько лет. Но они, как болотный призрак, то исчезают, то появляются где-нибудь, то снова пропадают. Их уже девятнадцать лет никто не видал.

— А если б вы их нашли, смогли бы попасть на Землю?

— Нет, — ответила софе. — Они бы меня пропустили в Путь. Впрочем, оттуда можно и на Землю попасть, наверное. Домой.

Она лежала на кушетке в комнате с голыми стенами из белого известняка, и волны, рожденные где-то вдалеке и мерно разбивавшиеся всего в нескольких сотнях локтей внизу — тяжелые удары посейдонова кулака о камни, — в ее грезах оборачивались неторопливым топотом копыт исполинского коня. Стылый лунный свет заливал ближайший угол комнаты. Вдруг Рита заметила черный силуэт. Девочка пошевелилась.