Шервуд Смит - Троны Хроноса Страница 44

По привычке Ник всегда выбирал самые людные дороги и самый густонаселенный район обитания. Перед дверью в свою комнатушку он вдруг осознал, что всю свою жизнь прожил в поллойской версии Галереи Шепотов.

Только место красивое, а так все то же самое: слушаешь чужие сплетни и сеешь свои. Правда, Дулу при этом прячутся — типично для них.

Окружающие его люди по крайней мере имели мужество высказывать свои убеждения, хотя их и к ответу могли притянуть.

Однако сейчас не до них. Ему надо сосредоточиться на рифтерах, политике и леди Ваннис Сефи-Картано, первой величине старого и нового двора.

Ник принял душ, подстригся и надел намеренно неприметный костюм. Всякое действие требует доспехов особого рода. Ник не хотел выглядеть ни опасным, ни богатым, ни даже влиятельным — он просто не желал бросаться в глаза. Он всегда чувствовал, что самая большая ошибка, на которую способен поллои, — это перенимать у Дулу их моду и манеру говорить. В лучшем случае это ставит его в положение армии, воюющей на незнакомой территории, в худшем — делает предметом насмешек.

Сев в транстуб и предвкушая дуэль, которую надеялся выиграть, Ник с мрачным юмором подумал, что будет только хорошо, если утонченная леди Ваннис примет его за полное ничтожество.

Под вечер в дулуских районах всегда было мало народу и много места. В транстубе не было табличек, запрещающих доступ поллои, но через несколько остановок Ник остался чуть ли не единственным в капсуле, кто не принадлежал к Дулу или обслуживающему их персоналу.

И он был единственным поллои, вышедшим в «Садах Джихана». Остальные пассажиры, четверо Дулу, даже взглядом его не удостоили.

Так же обстояло дело и с теми, кого он встречал на дорожке, но он принуждал себя идти медленно, примечая всякую мелочь. Цветы и кустарники его мало интересовали, хотя он знал, что для Дулу они полны скрытою смысла. Место, отведенное каждому растению, подбор красок и ароматов — все это говорило о чем-то, возможно, даже о многом. Но Ника привлекали более явные знаки и символы, имеющие форму человеческих фигур. На здании не было никакой вывески, однако Ник узнал его сразу. Его размеры и форма плохо поддавались оценке. Ник сверился со своим хроно: ровно пять. Приближаясь к простой двери, он удостоверился в том, что пишущее устройство его босуэлла включено. Она может заметить, как дернется мускул при включении, если сделать это в ее присутствии. Айну он оставил в студии, уверенный, что Ваннис не покажется, если он ее наденет.

Двери тихо раскрылись. Он переступил через порог и заморгал. Он знал, что это место представляет собой лабиринт, и ожидал увидеть извилистые коридоры и темные углы. Вместо этого он как будто попал в центр огромного бриллианта, где каждая грань была головокружительной комбинацией из геометрических линий кристаллического света, струящейся воды и колеблемых бризом пальмовых ветвей.

Это зачаровывало и в то же время дезориентировало. Ник, несмотря на решимость отмечать свой путь, скоро запутался окончательно.

Голоса наплывали на него, как бесплотные духи. Одни были едва различимы за плеском фонтанов, другие звучали где-то совсем рядом, отражаясь от блестящих стеклянных поверхностей.

— ...попытался воссоздать копию ее дома — просто так, в подарок...

— ...Если вы в интересах дискуссии позволите мне возразить...

Женский смех прожурчал музыкально, как фонтан.

— Шарм заключается в уме, а не в лице, которое всего лишь красиво и не меняется с самого начала. Шарм же раскрывается мало-помалу. Он может скрываться, чтобы потом появиться внезапно и преподнести сюрприз — в этом вся суть шарма.

— По-вашему выходит, дорогая, что шарм — всего лишь синоним остроумия, — протянул мужской голос.

— А остроумие — синоним оружия, — добавил другой мужчина.

Легкий смех раздался прямо позади Ника. Он круто обернулся — и не увидел ничего, кроме водопада перед стеклянной стеной.

— Остроумие чарует, лишь когда проявляется спонтанно, — ответила женщина, — а не репетируется заранее. Шарм нельзя приобрести — чтобы иметь его, нужно быть наивным. Разве можно стать наивным по заказу? Наивность нравится нам, но нет стиля, более трудного для подражания.

— Она поразила вас прямо в сердце, — сказал один мужчина другому под одобрительный шепот.

Ник сделал еще два шага, и голоса умолкли.

Он свернул на тропу, овеваемую потоком прохладного ароматного воздуха. Из-за отраженного в зеркале водопада — прямо на него, как могло показаться, — вышла женщина, которую он сразу узнал. Ваннис Сефи-Картано, вдовствующая супруга Эренарха, в жизни оказалась еще красивее, чем на видео, но Ника позабавило то, какая она маленькая — даже ниже его.

Она шла скользящей, бесшумной походкой. В густых каштановых волосах поблескивала маленькая нить драгоценных камней — такая же, как на гладкой шее и на запястьях. Превосходно сидящее платье из какой-то зеленой ткани казалось, но не было прозрачным, и духи пахли восхитительно.

Ник скрыл свою реакцию. На видео эти Дулу со своими сказочными нарядами и плавными, как в танце, жестами, выглядели красивыми, но какими-то бесполыми. В действительности, благодаря тонким ароматам, намеку на крепкие мускулы под легкой тканью, даже тембру журчащих голосов, дело обстояло совсем по-другому.

«Поскольку завлекать ей меня ни к чему, все это направлено против меня», — сказал себе Ник, когда Ваннис поравнялась с ним.

Ее приветливая улыбка показывала, что она его узнала. Ник ухмыльнулся в ответ, думая: «Я знаю ее, она знает меня. Мы оба знамениты: она как произведение искусства, я как его средство».

— Скромность, — сказала она, — есть составная часть отношений, которые мы желаем поддерживать.

Усек. Никаких имен, обещание будущих контактов — и хочет вывести меня из равновесия, насколько возможно.

— У Дулу — возможно, — сказал он. — Мы, поллои, любим шум. В конце концов, чем больше о нас знают, тем меньше приходится скрывать.

— И вы уходите без последствий, с карманами, набитыми громкой славой. Но это предполагает, что вы рискуете только своим достоянием.

— Риск присутствует в любых отношениях, — сказал Ник и поморщился. На таких банальностях далеко не уедешь. Ладно, пусть думает, что я идиот, — авось быстрее перейдет к делу.

— У нас это часто вопрос степени, — сказала она.

— Кстати, я давно хотел спросить... У вас, как и у нас, есть партнеры, законные и незаконные, приносящие обет пожизненной верности и не приносящие. — Он умолк, и Ваннис сделала изящный жест, показывая, что внимательно его слушает. — У вас есть также брак, то есть семья, общая собственность, дети, в том числе и приемные...

Снова жест, на этот раз выражающий сомнение.

— Упрощение может привести к дезинформации...

— На разных планетах свои обычаи, но сейчас я говорю о Дулу высшего круга.

Она ответила знаком согласия.

— Так вот, есть также люди, которые не являются сожителями, не имеют официального статуса, но о которых все знают...

— Например, подруга покойного Эренарха Семиона, Сара Дармара Таратен. И мой друг Кольм Вишневский.

— Вы сами их назвали, — усмехнулся Ник. — Не я.

— «Наивность, — начала Ваннис, явно цитируя, — это притворство, лежащее между высоким и низким стилем и столь близкое к последнему, что бывает трудно не впасть в вульгарность...»

— «...в чем и заключается пикантность», — закончил Ник.

Ваннис со смехом захлопала в ладоши. Фонтан позади нее казался сотканным из жидкого света — если положить в него руку, она, наверное, обледенеет.

— Эти люди не были нашими партнерами, — сказала Ваннис. — Не кажется ли вам, что мы все пользуемся общим человеческим опытом — Дулу, поллои...

— Рифтеры и должарианцы, — добавил Ник.

— Совершенно верно. — Глаза Ваннис отражали зелень нависающих над ними папоротников. — Я держала Кольма при себе, потому что с ним было весело, а он оставался, поскольку я оплачивала его расходы. Сара Дармара оставалась с Семионом... по разным причинам, ни одна из которых не имеет отношения к предмету нашей беседы.

— То есть к любви, — сделал свой ход Ник. Ее глаза превратились в две точки света, холодные и бриллиантово-твердые, как лабиринт вокруг них.

— Если вернуться к вашему первоначальному вопросу, то разнообразие отношений еще более усложняет фактор, который можно определить как ортогональное деление. Это вопрос степени.

— Или, говоря попросту, по-поллойски — политики и социологии.

Шепот, долетевший неведомо откуда, заставил Ника вздрогнуть:

— Поллои с их предрасположенностью к бунту...

Здесь могут услышать и переиначить все, что я говорю. Зачем она выбрала это место? Одна из водных струй задела какие-то невидимые колокольчики, и Ник, отвлекшись, понял, что здесь они в каком-то смысле на равных — оба вынуждены говорить обиняками. Да пишет ли что-нибудь его босуэлл? Может быть, это одно из редких на Аресе мест, где они не работают?