Андрей Лазарчук - За право летать Страница 46

– Аужоурд-хуи ноус авонс уне соирее де фин детудес ет жаи енкоре беаюкоюп де схозе а фаире, – медленно, почти по слогам, ответил Петр. – Поур ле момент же ме депесхе д аллер схец ле коиффер. Виенс авес мои!

– Же не саис пас се куе же доис фаире, а враи дире. Ил ме фаудрайт аусси ме фаире коупер лес схевеукс, маис жаи сеулемент уне деми-хеуре а ма диспоситион.

– Эх биен, – сказал третий, Иван, глядя на Юльку. – Эсту контенте дерте венуэ авес ноус?

– Ноис авос ле темп, – торопливо сказал Петр. – Данс ла жоурнее ил ни а пас беаюкоюп де монде схец ле коиффе-ур, ет ил се троуве иси ау соин де ла руэ.

– Гардец ле лит пендант квелквес жоурс. – Губы Ивана растянулись в тонкую усмешку.

– Ох оуи, ил файт си схауд аужоурд-хуи, аллонс плитот а ла плаге, – сказал ему Петр. – Ил геле форт. Л-хивер с-аннонсе трес руде.

– Пиерре, вази ле премиер, мои же пассераи енсуите. – Иван уже откровенно смеялся. – Пассец, силь воус плайт, данс сетте пиесе, он ва пренде вое мезурес.

– Прекратите, – сказала Юлька. – Прекратите немедленно!

– А что такого? – спросил Иван. – Мы учим французский язык. Используем паузу в занятиях и учим французский язык. Надо повышать свой образовательный уровень. Это обязанность гардемарина. Мы её исполняем.

– Все должны исполнять свои обязанности, – подхватил Антон. – Войец, воиси дес схантереллес, дес болетс ет дес сепес.

– Же прендраи селле-си. – Петр облизнул губы.

– Куелле бонне идее. – Иван привстал, потом сел. Непроизвольно запустил пальцы за воротник форменного синего джемпера. – Пар оу аллонс-ноус комменсер?

– Я пристрелю первого, кто подойдет ко мне, – сказала Юлька без всякого выражения. – Двум другим я прострелю колени.

– Же регретте, маис же не суис пас д-иси. – Иван развел руками. – Ет куе файт вотре петите соеур?

Телефон коротко брякнул. Все вскочили. Юлька потянулась к трубке. Рука была свинцовая и не успевала. Звонков, однако, больше не последовало. Юлька хотела руку опустить, но та не опускалась. Все смотрели то ли на телефон, то ли на руку. Рука вдруг затряслась. Юлька перехватила её левой рукой повыше запястья и притянула к себе. Правая ничего не чувствовала – как отсушенная. Юлька прижала её к груди и тихонько села.

И тут телефон грянул по-настоящему.

…Кто-то держал трубку у её уха, и она говорила: да… это… я… Юлия… Ей казалось, что это происходит непрерывно, будто скользит по старой пластинке патефонная иголка и срывается на каждом круге. А потом она поняла, что с нею говорит Барс, и сразу успокоилась.

– Да, это я, – сказала она. – Юлия.

– Проверка связи, – сказал Барс. – Тут пока все спокойно. Держитесь.

– Что в небе?

– В небе только наши. Имперцев нет.

– Испугались?!

– Возможно. Сейчас ещё ничего не известно. Будем ждать.

– Как долго?

– Не знаю. Может быть, несколько часов. Может быть, несколько суток. Вы должны продержаться. Обязаны продержаться.

– Конечно, – сказала Юлька. – Мы продержимся. Правда, парни?

Трубка медленно легла на место. Потом Юльку грубо схватили за плечи, за руки, она попыталась рвануться, под черепом полыхнуло раз и ещё раз, ей показалось, что она падает назад вместе со стулом, на котором сидела, сейчас она приложится об пол, но пола на месте не оказалось, а только горячая пустота.

Крейсера вынырнули так близко, что Толик еле успел перехватить управление у Алана. Визибл стал стремительно разгоняться до боевого режима; казалось, Толика подхватили двумя пальцами глубоко под брови и резко выдернули из болота на огромную высоту, где чернота и острый летящий снег. Сквозь этот снег он рассмотрел крейсера: шестерка в нижнем эшелоне и шестерка сверху, класс какой-то новый, похожи на «Белых медведей», но со странными горбами по бокам купола, наверное, это и есть те новые приспособы, которые позволяют имперцам видеть дальше и действовать согласованнее…

Хроносдвиг, вызванный их появлением, прошел сквозь тело; это было привычно, это тысячи раз гоняли на тренажерах, и все равно Толик удивился: прошла тысяча лет, а он все ещё висит посреди пространства и пялится на серые неровные лепешки, ползущие под ним и перед ним; он не знал, что нужно делать. Он забыл.

Рука сделала все сама.

От выстрела кораблик сжался, потом расслабился – будто выпускал снаряд с почти физиологическим усилием. На чужом сером куполе, там, куда лег золотой крестик прицела, появилась крошечная звездочка, ослепительно вспыхнула и погасла. Медленно двигались, цепляясь друг за друга, механизмы перезарядки; второй снаряд, подгоняемый затвором, туго пошел в патронник, и боек разбил капсюль ещё до того, как это движение завершилось, – но ровно в тот хорошо рассчитанный миг, чтобы пламя по спиральным канальцам трубчатого пороха успело распространиться по всему объему гильзы, а снаряд начал выскальзывать из её горлышка, – и тогда затвор чуть перекосился и плотно заклинился в раме. Когда же снаряд прошел три четверти пути по длинному стволу, пересекая поля резонансных блоков, сработал его хроновик…

Толик успел заметить вторую белую вспышку, а потом триполяр стал черным: на «Арамисе» с номером 46 сошлись лучи сразу нескольких десятков лазеров. Нечего было и думать сохранить строй, он рванул вправо, влево, влево, вниз, чуть не столкнулся с кем-то из своих же…

Третий выстрел, кажется, пришелся в пустоту.

Когда способность видеть вернулась, все пространство вокруг просто кишело летящими торпедами. Визибл преподносил их не только как материальные изделия из алюминия, пластика и какого-либо боевого заряда, но и подхватывал пройденный ими след в пространстве, рисуя его бледным пунктиром, и вероятный будущий – этакими полупрозрачными то ли щупальцами, то ли лепестками…

Пока что ни одно щупальце не упиралось в «сорок шестой». Но вот «Портосам» из ведущей группы было не открутиться. С десяток торпед взорвались сразу, сбитые лазерами или «гремучками», и ещё несколько – совсем рядом со строем, и, может быть, еще… еще… но нет: один за другим перестали быть два «Портоса». Белое пламя и промельк искореженного металла. Все вокруг на миг словно остановилось, а потом прыгнуло с двойной скоростью – будто из киноленты вырезали несколько кадров. Крейсера оказались совсем рядом, «на дистанции пистолетного выстрела», Толик был уже в инсайте с уцелевшим Урванцевым, четырьмя пилотами «Арамисов» и с каким-то отчаянным марцалом, он его ещё не выделил в общей схватке, но уже чувствовал где-то рядом; уже вторая волна торпед осталась позади, не разворачиваясь вдогонку, а продолжая поиск целей по курсу. Там их было густо…

Алан был на торпедах; он их и выпустил: две-две-две – бронебойные «зубила», сразу же стянувшие на себя целый букет антиторпед и лазерных ударов; пробиться у «зубил» не было ни малейшего шанса, но они чуть-чуть ослабили общую завесу перед верхней шестеркой крейсеров, и в ней стали угадываться не то чтобы бреши – но разряжения. Еще с десяток «зубил» устремилось к дальнему в этой шестерке крейсеру, и видно было, как вокруг них вспыхивает неровное продолговатое солнце: свет лазеров рассеивался в дыму и мельчайших осколках взрывов множества антиторпед, и уже невозможно было понять, сколько торпед из залпа уцелело: пять, три, одна… Но другой залп, произведенный с тут же испепеленного «Арамиса» (неизвестный пилот сгорел в мозгу Толика, а он даже не успел спросить имени…), поразил ближний крейсер двумя попаданиями в купол, и крейсер тут же отвалил в глубину строя, как провалился. Тут же ещё один «Арамис» – Урванцева! – перестал маневрировать и исчез из восприятия, улетая куда-то по прямой с мертвым телом внутри, и Толик почему-то понял, что пилот просто умер в полете… лопнул какой-то сосуд в мозгу скорее всего…

И вот теперь наконец Толик заметил того марцала, которого чувствовал. «Птица» догоняла их строй и держалась немного снизу, боезапас был весь при ней, а их оставалось – один сторожевик и три катера, причем с одним почему-то не было инсайта – против пяти крейсеров. Но и справа, и слева, и сверху подходили новые боевые группы, очень медленно подходили, очень медленно исполняли маневры уклонения, а потому слишком часто на месте корабля вспыхивала звезда, становилась полупрозрачным пыльным шаром и исчезала, а там, где был корабль, иногда продолжало кружиться что-то искореженное…

Новый залп землян был куда мощнее первого. Сорок–пятьдесят кораблей выпустили едва ли не по половине боезапаса; Толик видел, как густые пучки торпед прорываются сквозь совершенно бешеный оборонительный огонь, истаивая в нем, как будто они из снега… но – прорываются, ослепительные вспышки на серой броне, и ещё два крейсера отваливают вслед за первым, выходят из боя – и один из них взрывается. Он не разлетается на части, как это случается с земными корабликами, но – пламя вырывается из всех его люков, медленное белое пламя. Оно столь горячо, что, не умещаясь в люках, проступает сквозь корпус: мертвый корабль начинает местами светиться.