Шервуд Смит - Крепче цепей Страница 46

Зрители взревели от восторга, когда мускулистая спортсменка, ухватив противника поперек туловища, на миг прижала его к себе, чтобы усилить вращение путем сохранения углового момента, насмешливо поцеловала и швырнула в кучу мячей. Бедняга превратился в бесформенную массу, беспомощно дрейфующую к ограждающей сетке.

Молодая женщина, послав зрителям воздушный поцелуй, схватилась за поручень и полетела поддержать своих товарищей, штурмующих ворота другой команды. Она пронеслась мимо Вийи и Брендона – их силуэты одинакового роста четко виднелись на фоне бушующей арены.

Марим попыталась продвинуть Жаима поближе, чтобы послушать, о чем они говорят, но Жаим не двинулся с места, следя за игрой.

Оставалось только наблюдать. Вийя стояла, не шевелясь, заложив руки за спину и чуть наклонив голову. Марим видела только резкий угол ее скулы и водопад блестящих черных волос.

Но Аркад был виден хорошо – свет играл на его лепном лице, большие голубые глаза смотрели внимательно. О чем это они толкуют так серьезно?

Марим толкнула локтем Жаима:

– Есть у него любовницы?

– У кого?

– У Аркада.

Серые глаза Жаима глядели вдаль.

– Спроси его сама.

Марим поджала губы, изучая его бесстрастное лицо и совсем не характерную для него позу. Это уже не тот сутулый, неуклюжий старина Жаим, который во всем слушался Рет Сильвернайф и скрывал свое смертоносное мастерство под внешностью увальня. Теперь он выглядит, как настоящий телохранитель.

Может, сам он не считает себя чистюлей, но он меняется на глазах. Интересно, знает ли он об этом?

Что он видит и слышит, находясь целый день среди этих одетых в маски Дулу? Она этого никогда не узнает, но кто-то знает в мельчайших подробностях. От смены перспективы у Марим даже в голове помутилось.

Покусывая большой палец, она вернулась к наблюдению за Вийей и Аркадом. Что-то случилось у них за то короткое время, на которое она отвлеклась. Вийя стояла в той же позе, но Брендон придвинулся поближе и сделал какой-то жест. Сухожилия его длинной кисти ярко выступили в золотистом свете с арены. Лицо его было таким же, как всегда: улыбающимся, открытым и внимательным, но напряжение сказывалось в приподнятой руке и в сдерживаемом дыхании.

Он ждал чего-то, но Марим не понимала чего. Наконец она сдалась и стала смотреть на игру. Болельщики завыли, когда спортсменка, так ловко убравшая с дороги противника, поразила круг в чужих воротах вытянутой, сжатой в кулак рукой.

Аркад, когда Марим взглянула на него снова, непринужденно раскинулся на стуле, беседуя с кружком флотских офицеров, которые, судя по всему, его знали.

«Не иначе как по ихней Академии», – подумала Марим, глядя на Аркада с удвоенным интересом. Она ни разу еще не видела его в кругу друзей, и просто удивительно, как он напомнил ей Маркхема, хотя между ними не было даже отдаленного сходства.

Ей захотелось это обсудить, но Жаим куда-то делся. Привстав на цыпочки, она увидела его за спиной у Аркада – стоит как статуя, образцовый телохранитель.

Вийя тоже исчезла – но миг спустя ее тихий голос сказал у Марим за плечом:

– Пошли отсюда.

Всю обратную дорогу Марим держала язык за зубами и только дома выпалила:

– Ну что?

Вийя обернулась к ней без улыбки, с предостережением, но Марим, обезумев от неудовлетворенного любопытства, завопила чуть ли не в голос:

– Если ты не скажешь, чего хотел Аркад, я...

Вийя, выждав до жути долгий момент, повела плечами.

– Бежать. Он предлагал мне все, что я захочу, если я заберу его с этой станции и доставлю на Геенну.

Марим выпустила воздух, как дырявые кузнечные мехи.

– Чтоб он провалился, этот логосов датчик. Ты хоть представляешь, какие деньги мы теряем? Мы, конечно, не такие идиоты, чтобы лететь на Геенну, но...

Вийя ушла к себе в комнату и закрыла дверь.

Марим повернулась лицом к стене и стала медленно бить по ней кулаком, пока не уперлась лбом в холодный дипласт. Вот и разберись, у кого мозги набекрень: у чистюль или у должарианцев.

«Одни других стоят», – решила Марим. Ну что ж, ничего не поделаешь. Может, Озип еще свободен. Это единственный способ не думать о том, чего не можешь изменить.

13

– Я научился скептицизму у вас, панархистов, – сказал Анарис. – Я испытал весь спектр страстей, понял, что ярость не всегда может служить оправданием, – и научился смеяться.

– И все же? – отозвался Панарх.

– И все же остаются две концепции, вызывающие у меня интерес, но не имеющие для меня смысла. Первая – это ваш обычай вступать в брак.

– Это довольно просто объяснить. Этот обычай у нас остался от Утерянной Земли. Он позволяет семьям, желающим этого, продолжать себя и в материальном, и в генетическом отношении. И стабилизирует структуру общества.

– Но вы нарушили условности, когда сами вступили в брак: ваша жена происходила из скромной семьи, которая, согласно имеющимся записям, так и не вошла в круг ваших общественных связей. Вы ведь клянетесь соблюдать моногамию, когда женитесь?

– Да. И меняемся кольцами. И то, и другое – очень древние обряды Утерянной Зелгли. – Геласаар поднял руки – на безымянном пальце каждой остались розовые полоски: одна от обручального кольца, другая от перстня Панарха.

– Фактически ваш брак был заключен не ради блага общества.

– Верно. Я заключил его ради себя самого.

– Зачем тогда брак, если он не улучшает общественную инфраструктуру? Почему просто не жить вместе, как делается во всех слоях вашего общества?

Панарх поразмыслили сказал:

– Если бы ты знал Илару, то не спрашивал бы. Ты занимался этим вопросом – критиковал ли кто-нибудь мой выбор Кириархеи?

– Нет. – Дираж'у лежал неподвижно в руках Анариса. Панарх склонил голову.

– Я женился не только ради своего удовольствия. Я надеялся, что доля ее блеска перейдет к нашему потомству.

– И что же?

– В старшем сыне от нее не было ничего – он целиком пошел в моего деда. Средний унаследовал мою замкнутость – от Илары он взял только юмор и чувство прекрасного. А вот в Брендоне, который даже не знал ее по-настоящему, совместились лучшие черты нас обоих.

Чуть слышно прошуршав шелковыми юбками, Ваннис облокотилась на балюстраду на фоне звездного неба. По обе стороны от нее волны с белыми гребнями переливались через невидимый край, исчезая в бесконечной пустоте внизу. Казалось, что комната выходит прямо в космос; круглая черная софа, утопленная в пол между двумя водными потоками, и тианьги, создающие соленый бриз, вызывали иллюзию лодки, плывущей под звездами на краю плоского мира древних. Ваннис с мимолетным удовольствием отметила, как удачно она выбрала платье: звездный свет струился по серебряному шитью на плече, запястьях и подоле.

Укрепившись духом, она обратила взор вниз, где сидели остальные, и стала слушать.

Могло показаться, что это всего лишь обед для друзей, но Тау Шривашти никого не приглашал к себе просто так, без цели. И то, что они собирались в центральном салоне яхты, где обычно бывали только самые близкие Тау люди, подчеркивало важность встречи: только здесь он мог быть уверен, что его не подслушает никто, даже собственный персонал.

– Мне почти нечего сказать о его визите, – мягким хрипловатым голосом сказал Тау. – Эренарх – интригующий молодой человек. Он, право же, очень мил. Напоминает манерами свою мать – и очень ловко владеет руками.

«Тау неспокоен – даже сердит», – подумала Ваннис. Интересно знать, чего он хотел? Одно ясно: он не получил этого.

– Мне Эренарх кажется привлекательным. – Фиэрин улыбнулась, играя пальцами Тау.

– Веское замечание. – Тау поцеловал ее ладони, одну за другой. – Даже те, у кого нет явных амбиций, могут очаровать своих сторонников, когда захотят.

Проявление слабости, столь редкое у Тау, повеселило Ваннис. Неужели он действительно находит что-то в банальной фразочке Фиэрин? Значит, он влюблен? Обычно он подбирал своих женщин с дальним прицелом, но Фиэрин лит-Кендриан никакого политического веса не имела. Легкомысленна, но не глупа, решила Ваннис, познакомившись с ней. На первый взгляд казалось не слишком умным то, что она не принимает фамильный титул и не вступает в законное владение значительным состоянием. Но затем Ваннис пришла к выводу, что Фиэрин прекрасно знает, что делает, – она завоевывает общее сочувствие своим неортодоксальным отношением к печальному прошлому своей семьи.

Забавно, что у Тау еще сохранилась сентиментальная струнка. Если, конечно, у Кендрианов нет каких-то тайных козырей.

– По всей видимости, он ведет жизнь затворника, – впервые подал голос эгиос Харкацуса. Здесь явно слышался подтекст: «Несмотря на то, что о нем говорят».

– Но концерт все-таки устраивает, – сказала Фиэрин. – Я слышала, он уговорил китари выступить с этим ансамблем из Музыкальной Академии. Разве их религия позволяет им выступать с посторонними? Раньше они, по-моему, никогда этого не делали.