Андрей Лазарчук - Сироты небесные Страница 47

– Император… – проговорил он, словно впервые в жизни пробуя это слово на вкус; кончики ногтей его согнутых пальцев чуть слышно барабанили по бокалу. – Император… Боюсь, Владимир, что я плохой монархист. Мы, окинавцы – плохие монархисты. Если не все, то многие. А кроме того, несчастье с нашими пилотами…

– Тебе разве ещё не передали про пилотов? – спросил президент. – Нет? В Токио мы уже сообщили… Их нашли, Исигуро. Туда уже вылетел крейсер «Новик». Они живы, и… в общем, всё хорошо.

– Какая замечательная новость! – воскликнул Усида. – Но я всё равно не знаю, как нам поступить. И это уже не зависит от моего антимонархизма. Слишком мало данных.

– Когда их было достаточно?

– И здесь ты прав. Кроме того, в тех редких случаях, когда их было достаточно – это оказывались ложные данные. Мы в положении глухого и очень близорукого человека, на которого нападает толпа водяных…

– Положение немного выправляется, Исигуро, – сказал президент. – И одновременно ухудшается. Мы уже получили от котов такой объём информации об Империи, что страдаем от несварения, а информация всё прибывает… Ещё год-другой – и у нас появится собственная надёжная агентура. Мы уже не слепы – но мы как будто оказались в совершенно незнакомом месте…

– Какая разница? – возразил Усида. – Слепой и внезапно прозревший – одинаково беспомощны на оживлённом перекрёстке. Более того, слепота побуждает к осторожности, а непонимание происходящего – к панике и неправильным поступкам.

– Да, и это тоже верно. Но под ухудшением я понимал не это – не столько это… Ты чувствуешь, как всё начало рассыпаться? Пока шла открытая война, ООН выполняла роль штаба и ставки. Де-факто она стала всемирным правительством, все страны делегировали ей довольно заметную часть своего суверенитета, и никто не возражал. Я понимаю, что тут марцалы блестяще поработали; умения сгладить противоречия, а заодно и организовать работу сколь угодно сложной системы у них не отнять… но дело не только в них. Мне кажется, мы настолько растерялись от победы, что решили сделать все возможные глупости разом. Роспуск Объединённого командования… Это просто предательство какое-то. Или настолько вселенская глупость…

Спецкомиссар отхлебнул из бокала и некоторое время сосредоточенно прислушивался к ощущениям.

– По-моему, получилось неплохо? А, Владимир?

– По-моему, просто великолепно. Я, правда, не великий спец по виски…

– Это новый сорт. Он ещё не имеет названия. Не будет большой наглостью с моей стороны, если я попрошу тебя дать этому сорту имя?

– Неожиданно… Боюсь, я просто не знаю, как это делается. Какие традиции…

– Традиционно – это просто имя производителя. Реже – что-то связанное с местом, где выращен злак или добыт торф. От качества торфа зависит очень многое: цвет, запах, глубина вкуса. Ячмень для этого виски выращен в Канаде, торф привезён из Карелии, дуб для бочек – с острова Ява. Вода – из Антарктиды, добыта на глубине четырёхсот метров. Погреб, где виски выдерживалось, находится в горах Хидака, на Хоккайдо. Это колдовские горы, с ними связано очень много преданий. Бочки были помещены в подвал в последний мирный месяц последнего мирного года – тогда я этого, разумеется, не знал… Купаж я не делаю – особенность марки. Все мои виски имеют первое имя «Керама» – так называлась шхуна моего деда. Но обязательно должно быть и второе имя.

– Я должен подумать, – сказал президент.

– Я тоже, – сказал Усида. – В конце концов, мы думаем об одном и том же.

Римма печатала со скоростью двести ударов в минуту, и от этой бесконечной пулемётной очереди Геловани уплывал куда-то вверх и вбок, и приходилось выдёргивать себя обратно почти физическим усилием занемевшего мозга. Иногда в монотонный треск вплетались дребезжание и скрежет – машинка была старая, раздолбанная в хлам «Башкирия» с огромной кареткой, похожая на комбайн или сенокосилку; она и новая-то не отличалась бесшумностью…

Никита, стараясь занимать как можно меньше места, варил какой-то особенный кофе из своих старых запасов. Кофе выращивали и обрабатывали на добром десятке планет, и среди Свободных он был весьма ходовым товаром. Господин посол уже сгонял свою страхолюдную девочку (имя которой Геловани начисто забыл, а переспросить стеснялся) в круглосуточный магазин за густыми сливками, потому что иначе пить этот жидкий динамит опасно.

Запах был… да. Очень бодрящий.

Пожалуй, Геловани клюнул-таки носом, потому что пропустил торжественный момент: Римма вытянула из каретки последнюю закладку. Он среагировал только на стон:

– Бли-и-и-н…

Она пыталась помассировать виски опухшими пальцами. Геловани подошёл, встал сзади. Сначала забрал боль из головы, сбросил на пол. Можно было не опасаться, что попадёт в кого-то постороннего: первый этаж. Потом – из шеи и плеч. С одного раза не получилось, а главное – из-за усталости никак не мог сосредоточиться. Не спать семьдесят часов – это многовато…

– Спасибо, родной, – Римма встала, с хрустом потянулась. – Ты опять меня спас.

– Давайте по чашечке, и полетели, – сказал Никита. – Ласточка, ты пока разложи экземпляры… – и Геловани наконец вспомнил: девочку звали Крейзи-Бёрд, так и в паспорте было записано: Оцуп Крейзи-Бёрд Станиславовна, и она очень этим гордилась.

Лицо у Риммы было усталым, осунувшимся и даже старым – этакий проступивший намёк на её календарный возраст. Календарь, разумеется, врал: Римме было немного за тридцать, причем это не видимость, достижимая посредством гимнастик, пластических операций и косметики, а –

истинный биологический возраст организма. Кокон не мог возвратить молодость, но он не позволял организму стариться. Вместо этого он старился сам и в какой-то момент – через сто, сто пятьдесят, а когда и больше лет –

просто исчезал. Шарик лопался в пустоте…

Так умирали все Свободные. За исключением тех, кто оказывался на планетах. Их участь была страшной. Старость приходила за несколько дней.

Поэтому Свободные как могли избегали планет.

– Надо будет смыться наверх, – сказал Геловани. – Если получится. Хотя бы на несколько дней.

– Нам бы, нам бы, нам бы, нам бы на дно… – хрипло пропел Никита. – Ихтиандры боговы. Как напиток?

– От этих жирных сливок меня пронесёт, – сказала Римма. – Надеюсь, в Кремле есть приличные туалеты?

– Мы не в Кремль. Он на даче, – сказал Никита.

– Тогда проще, – Римма села в уголке кухонного диванчика, не выпуская кружку из рук, закрыла глаза. – Мальчики. Пять минут меня нет, хорошо?

«Мальчики» согласно кивнули. Римма за шесть часов провернула совершенно непредставимую работу: телепатически приняла, перевела на русский и распечатала очень подробную – пятьдесят с лишним страниц –

справку об императоре Бэре и ситуации, в которой он оказался; информацию раскопал оставленный в музее дед уже после того, как Римма и Геловани составили первый доклад – по итогам собственных предварительных и торопливых поисков. Они только собрались отдохнуть…

Крейзи-Бёрд встряхнула своими разноцветными перьями на голове и пронзительно объявила, что тоже пойдёт вместе со всеми. Ей давно хотелось поговорить с президентом. Просто накопилось что сказать…

Никита внимательно посмотрел на неё и покачал головой:

– Не сейчас.

– Ну, Никита!..

– Нет, ласточка, – голос его отвердел. – Не сейчас.

Затренькал телефон. Римма вздрогнула, но глаз не открыла.

Геловани дотянулся до трубки. Это был комдив Виттштейн.

– Данте? Здравствуй, друг. Скажи, пожалуйста, что за мелкий мышиный бред с переучиванием на новую технику? Мне уже пошла вторая сотня рапортов…

Несколько секунд Геловани не мог ничего сообразить. Потом дошло.

– Расскажу, когда увидимся. Рапорта принимай, но не обещай ничего конкретного. Отсылай ко мне. Главное – не называй никаких сроков. Говори примерно так: первый отряд уже сформирован, и по результатам его обучения… понятно, да?

– Так это правда?

– Боюсь, что ещё не вся…

Он, не чувствуя вкуса, выхлебал кофе – густой, как кисель. Встал.

Качнуло.

И – словно тёплая мягкая рука осторожно придержала его за затылок.

Крейсер «Новик» был не просто развитием темы «Гавриила» – та же оправдавшая себя компоновка, вдвое большие размеры, возросшие почти десятикратно масса, тяга двигателей и мощность вооружения. Нет, это был первый построенный на Земле корабль, способный совершать межзвёздные перелёты. Правда, на головные корабли этой серии устанавливались уже готовые эмиттеры производства эрхшшаа, – но это только потому, что технологический цикл производства каждого эмиттера составлял двести восемьдесят дней; сейчас на пути к Земле находился грузовой конвой, везший орбитальные монтажные комплексы – и через год, в худшем случае полтора, Земля уже будет способна сама производить всё необходимое для кораблей открытого космоса…