Шервуд Смит - Феникс в полете Страница 48

Через несколько минут еще один рифтер втащил в помещение Бикару и толкнул её к трупу Архона. Она упала на колени и завела жуткий скорбный плач, раскачиваясь из стороны в сторону и распустив волосы. Язык был Омилову незнаком, но песнь её пробуждала в нем первобытный трепет; в ней говорилось об утрате, о надвигающейся мгле и об отмщении, которое неизбежно настигнет злодея даже в могиле.

Рифтеры тоже это почувствовали. Хрим злобно выругался; один из рифтеров схватил Бикару за волосы и рывком поставил на ноги. Стремительным, словно выпад змеи, движением Бикара обернулась, выхватила из рукава узкий нож и прежде, чем кто-то успел пошевелиться, вспорола рифтеру живот с ловкостью потрошащего рыбу повара. Какое-то мгновение рифтер стоял неподвижно, тупо глядя на груду собственных кишок, потом осел на пол. Второй рифтер выругался, поднял лучемет, и обугленное тело Бикары рухнуло на останки Архона.

Хрим отдал распоряжение унести мертвого рифтера и повернулся к Омилову.

– Я с радостью сотворил бы с тобой, недоносок гребаный, кой-чего почище, да только кое-кто хочет первым разобраться с тобой. А теперь жди тут – и стоит тебе хоть кончик носа высунуть за дверь, и ты пожалеешь, что не помер, как эти двое.

Когда рифтеры вышли, Омилов попытался хотя бы выпрямить тела друзей, но останки Бикары едва не развалились на части при одном его прикосновении, а от одного вида её растрескавшейся кожи ему сделалось дурно. Жаль, что ему нечем было хотя бы накрыть их; ему не хотелось глядеть в их сторону, но отворачиваться от них почему-то казалось предательством по отношению к их памяти. Так он и сидел, глядя на друзей и стараясь не видеть их, ожидая возвращения своих пленителей.

Казалось, он прождал целую вечность. От запаха смерти и горелого мяса, смешивавшегося с затекавшим из коридора дымом, в горле стоял противный комок, и его начинала уже мучить жажда, когда в коридоре послышались шаги.

В комнату вошел новый рифтер – худой мужчина с голубыми глазами слегка навыкате и длинными волосами, зачесанными на манер героев древности. Вид он имел довольно напыщенный. Одет он был пестро и двигался с подчеркнутым изяществом, отчего показался Омилову похожим на шута. Ноздри Омилова уловили слабый, необычный аромат духов, и это только добавило внешности незнакомца фальши.

Рифтер окинул взглядом помещение и, брезгливо обойдя трупы, встал перед Омиловым так, чтобы держаться к ним спиной.

– Доброе утро, гностор, – осторожно обратился он к Омилову, не отводя пальцев от расстегнутой кобуры. – Надеюсь, вы приятно провели ночь?

Омилов молча смерил его взглядом. Он сразу распознал в рифтере социального онтолога, черпающего смысл бытия и собственную значимость из окружающих, и решил, что от него тот не получит ничего для себя ценного.

Лицо незнакомца покраснело, и рука сжалась на рукоятке лучемета.

– Что это с тобой, Омилов? – рявкнул он голосом, в котором не осталось ни тени почтительности. – Язык проглотил? – Он хохотнул; звук вышел похожим на отрыжку. – Ничего, ты еще соловьем запоешь, как только тебя доставят на Артелион.

– Артелион? – вздрогнул Омилов.

– Ага. Тебе предстоит аудиенция у нового Панарха.

Омилов болезненно сглотнул, пытаясь унять сухость в горле. Теперь он окончательно ничего не понимал. Семион, конечно, был далеко не деликатным человеком, но это уже не укладывалось ни в какие рамки.

– Что нужно от меня Семиону?

Рифтер снова расхохотался.

– Семиону? В Семионе кто-то продырявил новую дырку – авось посвистит. Нет, ты будешь говорить с Джерродом Эсабианом Должарским. Изумрудный Трон принадлежит теперь ему.

Омилов от изумления лишился речи; рифтер протянул руку и выдернул его за ворот из кресла. Гностор растянулся на полу, рифтер пинком поднял его на ноги и подтолкнул дулом лучемета к двери.

– И он не любит ждать, так что пошевеливайся!

16

Появление мотосаней застало Деральце врасплох. Они вынырнули из-за небольшого бугра всего в нескольких сотнях ярдов от них. Осри дернулся назад; Деральце с одобрением отметил, что Брендон медленно встал и повернулся лицом к гостям, чуть отведя руки от тела.

Подняв целый фонтан воска, сани лихо развернулись и замерли перед ними. Деральце успел отвернуться, Брендон – тоже, а вот Осри отреагировал слишком медленно. Он попытался смахнуть воск с забрала, но вместо этого только размазал его по прозрачному пластику. Деральце поморщился при мысли о том, как это, должно быть, разозлило его; он надеялся только, что Омилов не предпримет ничего такого, что поставило бы под угрозу всех троих.

Впрочем, опасность грозила им и так – по крайней мере до тех пор, пока их не опознают. Фигуры в скафандрах взмахами лучеметов скомандовали им садиться на грузовую платформу. Весь путь от места посадки до ничем не примечательной кособокой горы никто даже не пытался с ними заговорить. Пожалуй, Деральце был благодарен им за это: усталость и физическая реакция на посадку мешали даже думать, не говоря о том, чтобы что-нибудь делать.

Глядя в дула нацеленных на них лучеметов, он напомнил себе, что от него еще может потребоваться действовать, возможно, без времени на раздумья. Первым делом он оценил свое самочувствие. Все тело болело с головы до ног, но заслуживающая внимания боль была вроде бы только в груди. Сломанные ребра? Будем надеяться, у Маркхема найдется медик.

Он откинулся на борт платформы, заставляя себя дышать медленнее, а думать – внятно. Очертания окружающих его предметов казались четкими, словно в вакууме, с резкими переходами между светом и тенями.

Прямо перед его забралом раскачивался на ходу шлем Брендона. Интересно, о чем думает он сейчас? Какое решение примет? С одной стороны, на это решение не могут не повлиять перстень Архона и присутствие хмурого Осри Омилова; с другой – есть ведь еще он, Деральце. И, возможно, Маркхем. Деральце мрачно усмехнулся про себя: как бы ни обдумывал он сейчас возможный баланс сил, окончательное решение зависит от Маркхема Л'Ранджи.

Сейчас он вряд ли использует наследственную приставку Л'.

Вот и еще раз оказались они вне действия законов и клятв, скрепляющих Панархию, так что желание Брендона продолжать путь на Арес, чтобы исполнить данные им обещания, может и не перевесить аргументов Маркхема.

Или тот тоже связан еще старыми клятвами?

Не без удивления Деральце вдруг сообразил, что вполне допускает: если Крисарх решит-таки лететь на Арес, он тоже последует за ним.

«Нет, это решение мне еще только предстоит принять».

Вот если бы дело было только в верности системе, принять решение было бы куда проще; система отвернулась от него. Но когда дело еще в личной преданности...

И тут, так же отчетливо, как окружавшие их горные хребты, Деральце увидел истину, на которой держится Панархия: в конечном счете все сводится к личной преданности. Еще одна из Полярностей Джаспара всплыла в его памяти: «Связала присяга сеньора с вассалом – обоим и силой, и бременем стала». Так оно и вышло: стоило забыть про верность и ответственность – связку, которую Семион в расчет не принимал, – как система развалилась.

Впрочем, не из-за этого же он злится; не из-за того, что система предала его, но из-за того, что это сделали Аркады.

«Но ведь не Брендон и не его отец. Если они и способствовали этому, то по незнанию».

Сани вдруг резко свернули и, не снижая скорости, устремились прямо на скалу меж двух выступов. Деральце напрягся, готовясь к неминуемому столкновению.

До черной каменной стены, отвесно поднимавшейся из восковой поверхности луны, оставалось не более сотни метров, когда замаскированные ворота наконец отворились. Они въехали внутрь и плавно затормозили. Сворки за их спиной затворились, и они остались в темноте.

Чьи-то руки выдернули Деральце из саней и толкнули вперед. Он стиснул зубы – усталые мышцы отозвались на это бесцеремонное обращение острой болью – и, шатаясь, побрел куда указано. Все та же рука схватила его за плечо, и он послушно остановился.

Загорелся свет; он увидел, что они стоят в шлюзовой камере. Некоторое время фигуры в черных скафандрах стояли не шевелясь. Он покосился на Брендона, но увидел на его лице меньше раздражения, чем ожидал – только смертельную усталость и еще что-то, чего он не распознал. Все внутри Деральце сжалось, когда он заметил пальцы Брендона, накрывшие кармашек на поясе. «Он уже принял решение». На мгновение он увидел перед собой не сына, но самого Геласаара – все то же властное, решительное лицо. Кольцо сжималось, и ему оставалось совсем немного времени на выбор, где остаться, внутри или вне кольца.

Один из охранявших их незнакомцев вдруг снял свой шлем, нарушив паузу, и Деральце увидел мужчину лет сорока с коротко подстриженной бородкой. Лицо его было суровым. Он поднял руку и похлопал Брендона по шлему.

Громкий стук по его собственному шлему заставил Деральце вздрогнуть и обернуться. Перед ним оказалось круглое женское лицо с неприятно бледной кожей, по которой рассыпаны были маленькие пигментированные точки. Огненно-рыжие волосы были коротко острижены на манер бывалого космонавта. Она жестом приказала ему снять шлем, и Деральце, отметив про себя, что она не опустила направленного на него оружия, медленно повиновался. Краем глаза он увидел, что Осри, несмотря на явную неохоту, делает то же самое.