Четвертый кодекс (СИ) - Виноградов Павел Владимирович "Палимпсест_2" Страница 48

- Ты знаешь, что.

- Да, - посерьезнел и Евгений. – Катастрофическое падение рождаемости из поколения в поколение, гибель молоди, массовые суициды без причины, бессмысленные междоусобицы и войны, научно-технический застой, упадок искусств... Ваша цивилизация умирает.

- Ведаем то, - в знак согласия Хеэнароо пару раз моргнул третьим веком.

Выглядело это банальной констатацией.

- Нам это не ужасно, - добавил он.

- Но почему? – спросил Евгений.

Он действительно не понимал.

- Неужели не жалко, - Кромлех коротким движением хвоста обвел пределы грота, - всего этого?..

- Что хранили, потеряли все. Осталось мало. Не жалко нам, - подтвердил Хеэнароо.

- Тогда объясни, - Евгений пристально посмотрел на собеседника. – Остальные, кого я здесь об этом спрашивал, изящно уходили от ответа – как у вас принято, когда не хотят отвечать.

- Спрашивай, раз потребно, – ровно сказал Хеэнароо. – Я здесь не все.

- Вы почитаете Землю... Яснодеву. Когда-то она была для вас обителью гармонии.

- Так, - отозвался эгроси.

- И к вам много раз – я не знаю, сколько, но много – приходили такие, как я...

- Прохожие, так, - Хеэнароо снова поморгал.

- И они приходили из будущего моей планеты – из разных эпох, - упорно продолжал Кромлех. – Значит, вы много, очень много знаете про будущее Земли.

- Так.

- Но почему же вы никогда не пытались влиять на то, что происходит на моей планете? Почему ни о чем не захотели предупредить нас? Наставить... Поправить... Почему?

- А на пользу кому?.. – равнодушно спросил Хеэнароо.

Кромлех не нашелся, что ответить. У него тут часто встречались подобные претыкания –когда строй его мыслей и система ценностей входили в вопиющее противоречие с менталитетом марсиан.

- Юноша... – начал эгроси, но Кромлех его прервал.

- Я не юноша.

Хеэнароо поморгал, хотя, кажется, на сей раз иронично – Евгений пока не научился улавливать тонкости мимики здешних обитателей.

- Благой-дио, эиромондже, - поправился Хеэнароо, употребляя супервежливое обращение к почтенному собеседнику.

«Точно иронизирует, - пронеслось в голове у Кромлеха. – Почему?..»

- Эиромондже, разница в наших подходах обусловлена различным строением наших миров. В плане астрономическом. Орбита Эгроссимойона в пять раз более вытянута, чем у твоей Езоэвели. Времена года от чего неравномерны по длительности. А у вас они, в общем, равны. Поэтому ваши предки и думали, что в космосе все вращается по идеальному кругу. Мои же всегда знали, что это не так. Отсюда ваш универсальный символ бытия – круг, в который потом естественно вписался крест. То есть, ваша суть расширяется не только в стороны, но и вверх, и вниз. Далее. На вашем небе два светила...

- Одно, вообще-то...

- Два.

- А… Луна.

- Так. Для нас она всегда была служанкой Езоэвели, Лиим. Для вас...

- ...Ночным царем небес. Или царицей. Или младшим братом Солнца, - задумчиво произнес Кромлех.

- Так. Раздвоение мира.

- Дуализм, Бог и его противник, - подхватил Евгений. – У вас иначе.

Хеэнароо поморгал.

- У нас крест священным не станет, - сказал он. – Наша суть расширяется тоже – как и у всей жизни, но лишь в стороны, по горизонтали, по плоскости. Наш мир почти двухмерный. Про третье измерение мы знаем, конечно – но мыслим его абстрактно. Потому до Дня гнева мы создали единое на планету царство. Но никогда не мыслили идти в космос. И ни в одной из модификаций нашей религии нет противника Единого Всемогущего Небесного Огня. А у вас...

- Зато у вас есть Агрийю Небесный – домашний зверек владыки Аделинаам...

- Так. Наше восприятие одного из спутников Эгроссимойона. Получается, у нас не может быть ни противника-антагониста Бога, ни креста как символа бесконечности. Мы живем здесь и сейчас, иные миры нам не прельстительны. Почитали Езоэвель, как голубую Сестру гармонии – нам недостижимой, а позже, когда беды грянули, еще и как Скорбящую мать. А иные вообще перепутали ее с Матерью тишины – Тайишаиш. Но мы никогда не стремились туда и нам не придет в ум, что окажемся там – после смерти, например, - чтобы гармонию вкушать, какой тут нет. Я ответил?

- Так, - признал Кромлех.

- Однако, эиромондже, – продолжил Хеэнароо, – не все разъяснено.

Кромлех вопросительно сузил глава, глядя прямо в лицо собеседника.

- Все-таки влияли. Те, кто попал... – тихо произнес тот и, замерев, замолк.

***

Похвала Пернатому Змею. Лекция профессора Якуба Ягельского в Люблинском католическом университете ‎. Люблин. Литва. 18 сентября 1979 года (12.18.6.4.10, и 9 Ок, и 18 Моль)

- Удивительная прозорливость Кукулькана проявлялась во всем. Например, он несколько раз велит сыновьям развивать металлургию. При этом речь идет не только о золоте и меди, которые майя эпизодически использовали, даже не о бронзе, которая уже производилась в Перу. Он говорит и о железе, в то время в Атлантиде почти не известном. По легенде, у самого Пернатого Змея была железная секира – священное оружие, наводившее на врагов ужас.

Другая легенда гласит, что он то ли сам изобрел, то ли усовершенствовал лук, который майя стали широко использовать как раз в то время. Вообще, в отношении развития военного дела вклад Кукулькана переоценить трудно. Достаточно сказать, что именно он сформулировал идею сомкнутого строя пехоты с длинными копьями под прикрытием стрелков – прообраз грозной ацтланской терции, позже прославившейся и в Атлантиде, и в Афроевразии.

Его мысли о дипломатии, мобилизации, роли разведки удивительным образом напоминают мысли Сунь-цзы, с трактатом которого Кукулькан никак не мог быть знаком. Он писал о всеобщей воинской повинности, тренировках элитных частей, школах для подготовки командного состава – словом, о том, что сделало впоследствии армию Ацтлана лучшей в мире.

В последней части своего трактата он касается важнейшей роли письменности, из чего следует призыв к сыновьям покровительствовать касте писцов, поощряя создание не только хозяйственных и летописных, но и литературных текстов. Кроме того, он категорически выступает против человеческих жертвоприношений, обосновывая это – вполне разумно – тем, что они ослабляют государство, отталкивая от него покоренные народы. В то время он вынужден был, конечно, считаться со жреческой элитой, имевшей огромный вес в майяском обществе. Поэтому полностью он не отвергает саму идею того, что богам нужны жертвы. Но можно проследить осторожно внедряемую им мысль, что жертвы могут быть и символические, и уж в любом случае не обязательно человеческие. В подтверждение он ввел в качестве жертвоприношения ритуальное кровопускание правителя, которому сам подвергал себя множество раз. Более того, некоторые пассажи «Поучения» легли много позже в провозглашенную далеким потомком Кукулькана Несауалькойотлем концепцию единобожия.

Что касается государственного строительства, Кукулькан не только дал в своем трактате основные принципы, которые были положены в основу всех атлантических государств вплоть до сего времени. Он сам активно занимался созданием империи, неутомимо присоединяя к ней город за городом. Он объединил почти всю территорию цивилизации майя, а его сыновья распространили ее и на другие народы Мезоатлантиды. Майяпан простерся от моря Таино до Великого океана.

Однако эти реформы вызывали резкое отторжение жрецов, вставших в оппозицию к царю. Они устроили против Кукулькана множество заговоров. Последний, судя по всему, увенчался успехом – это произошло примерно в 601 году. Пернатый Змей был убит, но мятеж подавили его сыновья и на престол воссел Топильцин. Он продолжил дело отца, в частности, посылал морские экспедиции на запад. Уже в конце его жизни, в 642 году, корабли майя пристали к одному из островов Сампагиты. Это событие считается началом контактов Атлантиды и Евразии и так называемого Топильцинова обмена – перемещения людей, культурных и материальных ценностей, животных, растений, а также микроорганизмов в обе стороны через Великий океан. Это означало тектонические цивилизационные сдвиги для народов обоих континентов – в большей степени, для Атлантиды.