Скотт Вестерфельд - Корабль для уничтожения миров Страница 5

Даже Нара, закоренелая секуляристка, все еще ощущала шок, пережитый в то мгновение. Дитя-императрица Анастасия, в конце концов, была Первопричиной, главной героиней детских сказок и стихов. Какой бы ненавистью Нара Оксам ни пылала к тому процессу, с помощью которого давным-давно была излечена болезнь Анастасии, но Дитя-императрица и ее брат были неотъемлемой частью того мира, в котором Нара жила. И не важно, что возраст Анастасии исчислялся шестнадцатью столетиями. Она до сих пор выглядела двенадцатилетней девочкой – такой, какой была в день своей смерти.

На любой нормальной планете она бы умерла давным-давно, но теперь казалось жутким и несправедливым то, что она вообще ушла из жизни.

В этот поздний час большая часть столицы спала. Дикий зверь коллективной человеческой психики вел себя на редкость спокойно, и сенатор Нара Оксам наслаждалась минутами собственного психического здоровья. Она попробовала ощутить излучение, исходящее от Алмазного Дворца, но почти ничего не почувствовала – слишком холодны были умы бессмертных сотрудников Аппарата, а у солдат императорской элитной гвардии мысли были вышколены, как и поведение.

– Почему? – тихо произнесла Нара, думая о плане Императора.

Город внизу закружился. Война взбудоражила даже сны столицы.

Нара представила себе ядерный взрыв в небе над головой – то, как там расцветает внезапная яркая звезда. В то же мгновение должна была распространиться волна электромагнитного импульса, и тогда погасли бы все огни, и вся столица превратилась бы в скопище черных силуэтов, подсвеченных только заревом взрыва и пожарами, пылавшими в парке. Несколько секунд спустя, какими бы «чистыми» ни были бы боеголовки, ударная волна сотрясла бы этот дом, разбились бы стекла, наверняка пострадала бы система защиты балкона, и на улицы обрушился бы дождь осколков.

Вот такая участь ожидала далекий Легис в том случае, если бы Лаурент Зай проиграл сражение.

Ядерная атака могла уничтожить риксский гигантский разум, но при этом Легис был бы отброшен назад, в пучину темных веков. После авиакатастроф и отказа медицинских систем, после эпидемий, волнений и просто-напросто голода – всего того, что сопровождает разрушение инфраструктуры, на Легисе, по оценкам Аппарата, должно было погибнуть сто миллионов человек.

Для планеты, население которой исчислялось двумя миллиардами, это было все-таки лучше, чем соотношение «один из десяти». Но как бы то ни было, все это означало страшную уступку смерти, Древнему Врагу.

Нара снова посмотрела в ту сторону, где стоял Алмазный Дворец. Что же могло стоить гибели ста миллионов человек?

Эмоциональный шум, исходивший от столицы, становился все громче. Сознание Нары теряло защиту, и в ушах у нее звучал сердитый хор голосов. Она чувствовала, как в бессонных башнях на юге – центрах свободного рынка – нервно напрягается ситуация с фьючерсами трудовой занятости, как невидимая волна сметает на своем пути титулы и извинения, как все быстрее крутятся жадные колеса военной экономики. Шум набирал частоту, превращался в скрежет, и вновь перед мысленным взором Нары предстало старое видение: похожая на огромное облако стая чаек кружилась в небе над окровавленным, умирающим существом, и этим существом была Империя.

Наре Оксам показалось, что она почти уловила нечто фатальное, нечто тайное в эти мгновения безумия, когда, отказавшись от лекарства, она приняла на себя эмоциональный удар всей массы столицы – этой уменьшенной копии Империи. Нара понимала: что-то в Империи окончательно сгнило, коррупция изгрызла те нити, которые связывали между собой восемьдесят миров. И еще она понимала, что, как бы страстно она ни боролась с засильем императорской власти, мысль о том, насколько безнадежно все в Империи разрушено, пугала ее. Перед Оксам возник темный силуэт и заслонил собой огни города. Сенатор моргнула, пытаясь избавиться от этого видения, но безмолвный крылатый призрак не исчез. Оксам отступила на несколько шагов. На мгновение она была почти убеждена в том, что кроме эмпатического слуха у нее появилось и эмпатическое зрение, и теперь это видение поглотит ее.

Но вдруг вторичным слухом Оксам уловила знакомый звук. Он настойчиво пробивался к ней сквозь шумы города. Нара закрыла глаза, и некая нетронутая безумием часть ее сознания узнала его: это был сигнал, призывавший ее на заседание военного совета.

Пальцы Оксам потянулись к браслету, и она рефлекторно ввела себе дозу лекарства, снижавшего уровень эмпатии.

Когда она открыла глаза, то снова увидела темный силуэт. Ее терпеливо ожидал имперский аэромобиль. Его элегантное крыло было протянуто к краю балкона.

А вторичным зрением Нара прочла послание: «Сражение началось. Император приглашает к себе членов военного совета».

Нара с горечью покачала головой. Лекарство вновь подавило ее эмпатическое восприятие, и столица притихла. Ей даже не было позволено в одиночестве дождаться вестей о Лауренте и Легисе. Императору и его военному совету – тем немногим, знавшим, что поставлено на карту, – нужны были свидетели, которые бы увидели, как разворачивается осуществление их несчастного плана.

Нара Оксам перешла в ожидавший ее аэромобиль по крылу, даже не подумав переодеться. На ее родной планете, Вастхолде, на похороны ходили босиком и в самой простой одежде.

В ближайшие несколько часов Лауренту Заю предстояло либо спасти жизнь ста миллионов человек, либо погибнуть, пытаясь сделать это.

Капитан Лаурент Зай был в центре торжества огней и звуков, воцарившегося в командном отсеке.

Битва началась.

Оба корабля пустили в ход армады дронов, и вот теперь два громадных облака соприкоснулись краями. Это касание происходило всего в половине световой минуты от «Рыси». Там бились друг с другом автоматизированные дроны – соперничающие за преимущество застрельщики обоих войск. Исход этих первых поединков по-прежнему оставался загадкой; только самые крупные из корабликов-разведчиков и те дроны, которые управлялись дистанционно, были оборудованы устройствами сверхсветовой связи. И если бы дроны «Рыси» проиграли сражение на переднем крае, то риксы, преимущество которых и так было вполне весомым, выиграли бы и в разведывательном отношении.

Такова была отчасти цена безумного стратегического плана Зая. Если бы первые предварительные схватки оказались проиграны, на то, чтобы оправиться после поражения, времени осталось бы совсем мало. Тогда все могло закончиться очень быстро.

– Что-нибудь есть от мастера-пилота? – сердито спросил Зай у Хоббс.

– Он все еще ищет брешь, сэр.

Зай скрипнул зубами и выругался. Было бы глупо торопить Маркса и давать ему приказ вступить в бой прежде, чем он будет готов; мастер-пилот слыл блестящим тактиком, а его дистанционно управляемых боевых машин было куда меньше, и ценностью они обладали намного большей, нежели автоматизированные дроны, в данный момент сражавшиеся на передовой. И все же Заю безумно хотелось, чтобы Маркс, черт бы его побрал, так не медлил.

– Дайте мне знать, когда он соблаговолит вступить в бой. – Зай свирепо одернул шерстяную форменную куртку. – И еще, Хоббс: почему у меня на мостике такая жуткая жара?

Мастер-пилот Иоким Маркс наблюдал за финтами и прорывами противников с боксерским терпением и хладнокровно ждал подходящего момента для нанесения удара.

Находясь под надежной защитой «Рыси», Маркс при этом видел ход сражения в том ракурсе, который открывался бы ему, если бы он сидел в кабине наиболее выдвинувшегося вперед и оборудованного системой связи разведывательного дрона. Этот кораблик находился вблизи от завязавшейся схватки, но сам пока в это пространство не вошел. Две сферы – войска противоборствующих дронов – только-только начали проникать друг в друга, и внешне напоминали что-то вроде трехмерной диаграммы, демонстрирующей минимальные совпадения двух систем. Однако с каждой секундой проникновение увеличивалось на три тысячи километров. На всем протяжении широчайшего фронта дроны бросались друг на друга, разгонялись до тысячи g, чтобы добиться хоть какого-то перевеса. При том, как высока была относительная скорость обоих флотов, пространство для маневра у каждого дрона было с волосок. Дроны смахивали на дуэлянтов, которые палят друг в друга из пистолетов, стоя на шпалах, а в это время с той и с другой стороны на полном ходу идут скоростные поезда. Дроны налетали друг на друга, сновали из стороны в сторону и пытались добыть хоть самое мизерное преимущество.

Имея возможность наблюдать за ходом боя так, словно он сидел в кабине дрона, Маркс видел передовой край сражения как на ладони. Он мог бы командовать ближайшими дронами, соорганизовав их в отряд для быстрого прорыва. Но те дроны, которым можно было отдавать приказы, были слишком малы и дешевы для того, чтобы ставить на них совершенное коммуникационное оборудование, поэтому любые распоряжения добирались до них с тугим упрямством константы c, способным кого хочешь свести с ума. Маркс привык к миллисекундным запаздываниям при связи с корабликами-разведчиками и прочими микромашинами, но в данном случае задержки в связи оказывались таковы, что с тем же успехом можно было отправлять с приказами на передний край почтовых голубей.