Йэнна Кристиана - Дороги. Часть первая. Страница 5

– Почему не хватает? Вот у нас на Ярне, говорят, перенаселение.

– Ерунда это, Иль... Мы ведь в Космосе живем, места для жизни – сколько угодно. Квирин уже четыре колонии основал, это только Квирин... Но у нас и на самой планете народу немного, ведь война была всего-то полвека назад. И потом, у нас, знаешь, не все удерживаются...

Бледное и узкое лицо, ямочка на щеке, улыбка. Ласковый взгляд. Белая наволочка и желтоватая, неровно окрашенная стена, казенный больничный запах. Вечер – и тусклый свет в палате, шуточки Антолика.

Красивые руки у него. Это очень важно – какие руки. А эти длинные, тонкие пальцы, нервные и гибкие, но кажется, очень сильные, и когда они касаются случайно руки Ильгет, хочется их задержать.

.. – Я тебе еще не надоела?

– Ну что ты! Я так рад, что ты приходишь.

– Я тебе вот еще книг принесла... ты так быстро читаешь!

– У нас этому учат... Спасибо! О, я вижу, ты опять чего-то вкусненького...

– Ну да, тебе же понравились крендельки. Я опять испекла.

– Иль, ты так замечательно готовишь... Ты чего?

Ильгет растерянно смотрела в пол и не отвечала. Потом посмотрела на Арниса.

– Ты знаешь, я первый раз в жизни слышу, что хорошо готовлю.

– На улице, вроде, уже зима наступает... холодно?

– Сегодня первые снежинки полетели.

Тусклое слепое окно. Ильгет поймала себя на том, что почти не слышит того, что говорит Арнис. Он рассказывает что-то о Квирине. Да... там очень хорошо, наверное, как в сказке. А за окном уже действительно снег.

– А кем же ты стала, Иль?

– А я никем не стала. Пошла на лингвистику, к языкам у меня способности. Но не закончила... так получилось.

– Языки – это тоже хорошо, интересно. А я вот туп... с мнемоизлучателем, и то не могу нормально выучить.

– Ну наш-то язык ты отлично знаешь.

– Я много времени на него потратил. Нет, Иль, я тупой ско, ни к чему не способный. Я и в музыке дуб, и творчеством никаким не занимаюсь особо, разве что социологией немного увлекаюсь...

– Творчеством? – тонкие, прямые брови Ильке взлетели вверх.

– Ну да... я имею в виду – там сочинять что-нибудь...

– А я сочиняю, – тихо сказала Ильке. Она смотрела в пол и говорила быстро и тихо, будто стесняясь.

– Я стихи сочиняю. И прозу тоже... иногда.

– Как здорово, – сказал Арнис, – почитай мне какие-нибудь свои стихи, а?

– Как, – Ильгет обернулась на опустевшую уже койку Антолика, – вот прямо так... почитать?

– Да, а что такого?

– Не знаю. Я как-то... никогда...

– Да ладно, не стесняйся. Ну почитай правда! – попросил Арнис.

– Я даже не знаю, что...

– Ну последнее...

– Последнее... Только оно непонятно о чем. Я сама не знаю.

– Это неважно, Иль.

Она читала сдавленным тихим голосом, интонируя по-детски, как школьница.

Звенящий лес, на всходе день,

Ложится золотой рассвет

На сосны, и опять нам лень

Включать кукушкин счетчик лет.

Кукушка! Песенка твоя

Легка, как девичья слеза.

Мы от кукушкина гнезда

Летим до близкого жилья.

И здесь – ослиный перекрик,

Там – соловьиный перепев,

Здесь – грай ворон и волчий рык,

А там – весна и шум дерев.

До чистых вод, до царских врат

Дойдем ли? Все равно, когда -

Сегодня ль, завтра помирать.

Кукушка! Не считай года!

Арнис замер и молчал. Долго. Потом сказал.

– Чудесно, Ильгет! Я даже не думал, – он снова замолчал. Потом, словно подбирая слова, сказал, – Я не понимаю, откуда ты это... Почему ты это знаешь? Мне кажется, что это обо мне. О нас... о моей жизни, словом. Откуда тебе-то знать все это?

Он помолчал, потом улыбнулся.

– Ты не удивляйся, что я молчу. Это я по привычке. Просто у нас на Квирине такой обычай, мы никогда не аплодируем, а просто молчим. Чем глубже молчание, и чем дольше оно длится, тем, значит, выше оценка. Если бы я не сообразил, что ты этого не знаешь и можешь обидеться, я бы целый час молчал и переваривал. Слушай, а в написанном виде ты мне не дашь этот стих? И заодно другие тоже?

– Конечно...

– И прозу...

– Принести?

– Да, пожалуйста! – попросил Арнис, – мне кажется, это должно быть так здорово!

Ильгет поднялась к себе в квартиру – прекрасную трехкомнатную квартиру, не слишком чистую и уютную, но обставленную дорогой мебелью. Пита много зарабатывал в последнее время. Деньги девать-то некуда. Разве что накопить на полет, посмотреть другие миры – но Пита не хочет. Да и действительно, что там делать, на этих мирах, везде одно и то же.

Пита, как обычно, сидел в кабинете, видимо, слышал, как хлопнула дверь, но к супруге не вышел. Ильгет проскользнула на кухню. Пора и ужин готовить... надо же было так засидеться. Хотела сегодня еще белье догладить. Ничего, неважно, завтра успею.

Скоро спасатели заберут Арниса. Конечно, для него это хорошо, а для меня... я больше никогда не смогу хоть чуть-чуть прикоснуться к тому дивному большому миру. И как это люди в нем живут – счастливые...

Ильгет начала чистить картошку. Надо выбросить все эти мысли из головы. О Космосе, о Квирине, о полетах...

Мне уже двадцать четыре. Не девочка. Надо думать о том, что есть здесь и сейчас. О жизни. А может, с Питой еще раз поговорить насчет усыновления? Родить Ильгет, говорят, больше не сможет. Конечно, если вернуться в Иннельс, в столицу, и там попробовать обратиться в Государственную Клинику... да это все будет очень дорого. Нет, не стоит. Раз Бог не дает, можно усыновить. В принципе, не так уж важно, свой или нет. Пита пока не очень-то насчет этого, но можно потихоньку его к этой мысли готовить...

Пита вошел в кухню. Достал кусок хлеба, колбасы, начал жевать.

– Скоро ужинать будем, – сказала Ильгет.

– Тебе жалко, что ли? – спросил Пита и положил бутерброд на полку холодильника.

– Да нет! Что ты, я этого вовсе не имела в виду. Ешь! Ну вот, что ты, прямо... – Ильгет расстроилась.

– Ладно, раз мы будем ужинать, я не буду ничего есть, – сказал Пита. Ильгет хотела ответить, но внутренне она ощущала какую-то напряженность мужа и понимала, что продолжение разговора может привести к скандалу. Лучше замять...

Повисло молчание. Ильгет очень хотелось поделиться, рассказать об Арнисе... о Квирине. О тех чудесных вещах, которые она сегодня услышала. Например, о циллосах – неужели Пите было бы не интересно, ведь он программист. Нельзя... Но так как и молчать было неудобно, она все же сказала:

– Как у тебя на работе?

Пита шумно вздохнул.

– Да как... представляешь, проект нам предлагают на две недели, а по-хорошему там месяца три надо. И шеф, похоже, берет.

– Ну ты ведь сможешь? – улыбнулась Ильгет, – у тебя всегда получалось.

Ей всегда нравилось, что Пита хороший специалист. Смешно – но действительно нравилось. Она этим гордилась даже.

Пита вздохнул.

– Да уж не знаю... Понимаешь, там... – он углубился в описание технических деталей, уже через несколько секунд Ильгет перестала его понимать. Но просить объяснить было бесполезно, она лишь молча кивала. Потом она спросила.

– Но это проект, ты говоришь, для какого-то нового центра?

– Да, – сказал Пита, – собираются строить у нас. Биотехнологическое производство, какие-то роботы, что ли...

– Живые?

– Ну не знаю. Нас ведь не посвящают в детали, и вообще это проект правительственный, все в тайне. Я думаю, что-то военное... Ось Зла, ты же понимаешь.

Ильгет нахмурилась.

– Я только не понимаю, почему Ось Зла... Если так посмотреть, так это мы на всех нападаем.

– Ну, Иль... ты по-женски рассуждаешь. Смотри, – Пита стал загибать пальцы, – на планете есть целый ряд стран, где общественный строй, во-первых, приближен к диктатуре. Во-вторых, там у них нарушаются права человека. В-третьих, есть совершенно точные доказательства того, что эти страны собираются заключить союз и напасть на Лонгин. И что мы должны, сидеть сложа руки и ждать, пока они к нам придут?

– Да, в общем, все логично, – согласилась Ильгет.

– Они же нам сами скажут спасибо, – проворчал Пита.

Она вынула из духовки картошку. Стала накрывать на стол – салфетки, тарелки, вилки, ножи, вазочки... Пита стоял у окна, скрестив руки на груди, снисходительно наблюдая за ее работой.

– Давай садись ужинать.

Ильгет взглянула на мужа, заметила, что он отвернулся и незаметно перекрестилась. Молитву – про себя.

– Слушай, Пита... я вот все думаю. Ты ведь теперь хорошо зарабатываешь. Может, нам усыновить ребенка?

Пита глухо застонал.

– Не понимаю, зачем тебе это надо. Материнский инстинкт покоя не дает?

– Ну понимаешь, – сказала Ильгет, – мне просто скучно. Я целый день одна дома...

– Но у тебя собака есть.

Ильгет тихо вздохнула. Нет, не получается...

– Я пытаюсь работу найти, – сказала она, – но пока ничего...